– Серьезно?

– Да. Поэтому я и не пошла в университет.

– Понятно. Но эта Джастин… Я надеюсь, что сейчас ты ее не боишься? Я к тому, что вы же теперь взрослые. Ты не обязана к ней идти. Теперь уже другие правила, разве нет? – улыбнулся он.

Анна стала объяснять, что Джастин не такая уж и плохая. Она всегда любезно звонит после Анниных вечеринок – правда, только для того, чтобы объяснить, почему она не смогла прийти. К тому же они с Джастин дружат с незапамятных времен. Кстати, она и Тома приглашала. Так что, если он хочет, они могут выпить кофе у Джастин.

Он хотел.

«Друг» Джастин был настолько замызганным и задрипанным, что казалось, он только что вылез из помойки. Очевидно, он полагал, что разговаривать – ниже его достоинства, поэтому сидел словно язык проглотив и, покряхтывая, курил здоровенный косяк. Анне все же удалось узнать, что его зовут Джед, что дома у него огромная коллекция грампластинок и что он только что занимался сексом с Джастин. Анну так и подмывало сказать ему, что трудно найти мужчину, который когда-нибудь да ни занимался сексом с Джастин. Джед вытянул свои худые длинные ноги, и его грубые, острые коленки высунулись наружу через дырки в штанинах. Анна смутилась, как будто ей нельзя было их видеть. Она отвела глаза и улыбнулась Тому, хотя тот тоже раздражал ее своим присутствием. Зачем он сюда пришел? Разве она притащила его сюда? Казалось, что в этой берлоге Джастин он чувствует себя еще более неловко, чем Анна. И почему он надел этот дурацкий свитер? Перед Джедом лежало пять огромных самокруток, набитых травкой, толстых, как тампоны. Джед протянул Джастин косячок, который курил сам, и принялся сворачивать следующий. Он разрывал фотографию певицы Денизы Ван Аутен, чья фотография в этом месяце украшала обложку мужского журнала, на маленькие широкие полоски, облизывал липкий край бумаги «Ризла» и надрывал сигарету посередине, чтобы можно было набить табак.

– Хочешь Бутроса? – спросила Джастин, протягивая косяк Анне.

– Какого Бутроса?

– Бутроса Гали[18], – ответил Джед.

– Крэк[19], – лениво пояснила Джастин, пока Анна попыталась прикурить то, что, по ее мнению, было косяком с коноплей.

– Анна, это кокаин, предупредил Том.

– Да? Извини. Э-э-э, спасибо, я не буду, – и она протянула косяк Тому, который тоже отказался.

– Боишься нарваться на неприятности с власть предержащими, Потгер?

– Нет, не в этом дело. Просто я…

Просто она боялась смерти. Анна даже парацетамол не принимала в рекомендованных дозах. Она считала, что одной таблетки уже вполне достаточно. Возможно, лекарство и правда напрямую воздействует на очаг боли, как написано на упаковке, но две таблетки… Это уже просто безрассудство.

– Приятное местечко, – покривила душой Анна, оглядывая новый дом Джастин.

Высокое тонкое растеньице было единственным признаком жизни в комнате, в которой воняло, как от стариков, умирающих взаперти в домах престарелых. В одном конце комнаты валялся скатанный матрас, напоминая дрыхнущего бомжа, а в другом конце была оборудована кухонька со стенами цвета прокисшего молока. Джастин обвела комнату таким взглядом, будто видела ее впервые.

– Да, ничего, – согласилась она.

Сигареты закупоривались с одного конца, с которого и предполагалось их прикуривать. От кисловатого запаха, который исходил от них, Анну подташнивало. Ей очень хотелось подскочить и выпрыгнуть в открытое маленькое окошко над холодильником, напоминающее разинутый рот умершего от нехватки кислорода.

– Так как у тебя дела? – Анна наконец-то вспомнила, зачем пришла. – Я про твой клуб.

– Этот диджей просто супер, – произнес Джед сонным голосом. – Да к слову, он и не может быть другим, раз уж нам нужно уломать эту чертову комиссию.

Анна медленно кивнула в ответ. Он так редко раскрывал рот, что Анна вообразила, будто он сказал что-то очень важное.

– Да, – подтвердила Джастин, – комиссия соберется завтра в восемь. Кучка престарелых членов, заседающих и принимающих решения.

Анна уставилась на ковер. Ее взгляд упал на почерневшую банановую кожуру, которая, казалось, ползет прямо к ней, как к последнему прибежищу. По всему полу валялись объедки и прочий мусор – явные следы вечеринки. Пятна от пролитого пива, засохшие куски пирога и бычки. Интересно, почему ее не пригласили на новоселье. Она бы хотела, чтобы ее хотя бы пригласили.

– Это будет комиссия инвесторов? – спросила Анна, стараясь создать впечатление своей полезности.

– Ты о чем? О комиссии?.. Да, она самая.

– Так они же явно ничего не понимают ни в музыке, ни в ночных клубах?

«Какого черта я веду себя, словно банковский работник, утверждающий выдачу кредита?»

– Разумеется, понимают. Они же владельцы этого чертова клуба.

– Может быть, они и владельцы, но это же не значит, что они диджеи? – вмешался Том. – Анна права.

– В любом случае, я не смогу их убедить. Я полный ноль в таких делах. А они будут сидеть за столом и оценивать меня.

– А какую музыку ты собираешься играть в этом ночном клубе? – спросил Том, прикуривая «Силк Кат».

– На самом деле я подумывала о… – Джастин посмотрела на Анну, которая решила, что рта больше не раскроет, во всяком случае в присутствии Джастин. Ей очень хотелось бы, чтобы Том тоже ничего не говорил. – Я хотела уговорить тебя. Не могла бы ты пойти завтра с нами?

– Что? Туда? Зачем?

«Господи, ну почему я даже не могу закончить предложение?»

– Ну, – сказала Джастин, – завтра очень важный для меня день, и я уверена, если бы ты просто сидела там в своем деловом костюме и строго на них смотрела, то они бы дали добро. Понимаешь? Вот все мои бумаги на завтра. – Она протянула Анне бежевую папку.

Анна раскрыла папку.

– Не знаю, что и думать… Как ты только что намекнула, я всего лишь твоя серенькая, «правильная» подруга. Я даже никогда не была в этом клубе «Стормонт», не говоря уже о том, чтобы занималась организацией чего-то подобного… Что я, по-твоему, знаю о клубах?

– Все, что надо, – заверила Джастин с улыбкой и улеглась на ковре. – Ты же помнишь наш «Тайный Союз»?

– Нашла что вспомнить! Нам было по восемь лет!

– Вы столько лет знакомы? – удивился Том.

– Да уж.

Они познакомились в первый же свой школьный день. Нахлынули воспоминания. Колючая форма. Мать Анны плачет, застегивая на дочери белую блузку. Под блузку задувает ветер. Анна растеряна. Она чувствует себя неуютно в теплой белой жилетке, в шляпке, в кожаных туфлях с ремешком и пряжкой и в гольфах до колен. Сентябрь. Холодно и пахнет палой листвой.

– Так что ты на это скажешь, Поттер? – спросила Джастин. – Придешь завтра?

– Сомневаюсь, чтобы я…

– Ладно, забудь. Эта была идея моей мамочки.

– Тети Илейн?

В детстве они с Джастин жили в конце одного и того же тупика. Их матери вместе организовывали в их районе празднования в честь серебряного юбилея королевы. Мать Джастин не хотела, чтобы в праздновании принимали участие цветные. Тетя Илейн могла спокойно терпеть иностранцев, но бангладешцы вызывали у нее подозрения. Она не считала себя расист-кой, но ее отталкивала внешность вьетнамских беженцев. Не подумайте об Илейн плохо: ей нравились этнические меньшинства, особенно такие, которые как будто превратились уже в большинство. К тому же Илейн всегда подчеркивала это, ей очень нравились острые блюда: карри и рыба «гефилте». По мнению Илейн, ежегодный карнавал национальных меньшинств в Ноттинг-Хилле был слишком уж красочным. Конечно, цветные в ее непрекословном мнении имели право на существование. Она считала их равными себе, но жить они должны были отдельно. Мать Анны пыталась убедить ее, что, позволив цветным участвовать в праздновании юбилея королевы, они пойдут им на уступку всего на один день. Видела бы Илейн, как эти бангладешцы обставили свой дом № 13. У них мягкий ковер, так сочетающийся с рисунком паркета. А какой они вывесили флаг Соединенного Королевства! Самый большой флаг на их улице! Полотнище их флага все еще продолжало развеваться над крыльцом, когда все их соседи по улице уже перестали праздновать.