– Это невозможно, – сказала я. – Расскажите лучше, как вы собирали тарелку? Кстати, как вас зовут? Мне надо к вам как-то обращаться.

– Максим меня зовут. А про тарелку лучше не будем говорить.

– Она принадлежит русской мафии?

Максим странно посмотрел на меня.

– Вы знаете, что в Лондоне и вообще на Западе пишут и говорят про русскую мафию?

– Не знаю. Но да.

– Что «да»?

– Принадлежит русской мафии.

«Он меня пугает? Чтобы поскорее убралась и не задавала вопросов? Но женское любопытство сильнее страха!»

– Мафия заказала вам изготовить для них тарелку?

– Нет, я сам предложил, – сказал Максим. – Мне спонсоры были нужны. У меня самого нет денег на изготовление таких аппаратов.

– А государство?

Максим захохотал, но смех был злым.

– Вы, вероятно, очень смутно представляете, что такое наше государство и где у него находится наука…

– Но у вас в последнее время говорят про новые технологии, инновации…

– Вы больше слушайте. Если бы вы съездили куда-нибудь в глубинку, то увидели бы эти инновации. Да далеко ходить не надо! Вы были в доме у художника Семена?

Я кивнула.

– Вот вам и инновации. А тут ста километров нет от Питера. А дороги наши видели? В больницу, наверное, к счастью, не попадали.

– Но вы сами каким-то образом оказались причастны к созданию, проектированию или строительству летающих тарелок! Не с бухты же барахты вы за это дело взялись!

– Мой отец был одним из первых разработчиков, увлек меня.

– То есть тарелки разрабатывал Советский Союз?

– И США разрабатывали и, думаю, продолжают. Советский Союз начал активно проектировать экспериментальные летательные аппараты – это официальное название – в шестидесятые годы прошлого века. Хотя исследования в этой области начались в середине пятидесятых, но тогда вроде бы этим занималась всего одна лаборатория. Но тарелки появились у США. Когда – не знаю. Разведка донесла, и сообщений было много – с начала шестидесятых. Ну, наши, естественно, решили, что не могут себе позволить отставать. Поэтому началась активная работа в этом направлении. Вы хотя бы примерно представляете, какая в те годы у нас была конкуренция с США? Кто первый полетит в космос. Кто первый высадится на Луне. Здорово, когда мир биполярный, то есть хотя бы биполярный. Ведь конкуренция между Советским Союзом и США двигала вперед науку, технику, вообще все отрасли – в той или иной степени. Догнать и перегнать Америку! Советские люди жили под этим лозунгом. И, кстати, многого добились. И та же Америка многого добилась.

– Сейчас есть Китай, – напомнила я.

– Китай славится не оригинальными разработками, а копированием и усовершенствованием. Это, конечно, тоже хорошо, и я хотел бы, чтобы и у нас в стране происходило то же самое…

– А разве не происходит? Вы – ярчайший пример.

– Не на государственном уровне. У нас в последние годы получила невероятное развитие теневая химия. Даже термин такой появился! Вы, как англичанка, понимаете его значение? Ведь, наверное, ни у вас, ни в континентальной Европе, ни в Америке ее нет!

– Догадываюсь, – сказала я.

– У нас в последние годы, даже последние два десятилетия, развитие получает то, что нужно криминалу, а государству, как мне кажется, вообще ничего не нужно. Хотя бы судя по тому, сколько денег из бюджета страны выделяется на науку, сколько получают ученые, аспиранты…

Я предложила вернуться к тарелкам и истории их проектирования и строительства.

– Официально в Советском Союзе или России были собраны летающие тарелки? На заводах?

– Да. На нескольких. И формы были разные. Например, в форме эллипса, ромба, бочки. Первые были беспилотными.

– Почему?

– Из-за излучения. Тарелку сделали, но получилось очень сильное излучение, от которого требовалось защищать экипаж. Потом догадались, как экранировать пилотов.

– А вообще какая цель их разработки? Разве самолетов и вертолетов недостаточно?

Максим усмехнулся.

– Человек всегда стремится разрабатывать, придумывать что-то новое. Мысль не должна стоять на месте. Здесь в первую очередь, как я уже говорил, имела место конкуренция с США. А вообще их можно использовать для локальных и разведывательных полетов, ну а потом еще стали имитировать прилеты инопланетян. В основном, правда, этим в США «баловались». Если не ошибаюсь, там три музея делают огромные деньги на «визитах инопланетян». Предприимчивые люди ведь на любой сказке могут заработать деньги. И зарабатывают. Иногда их развенчивают. Тут могут быть разные соображения. Кстати, вот дом художника.

Я моргнула. Дом Семена я узнала, но перед ним не стоял джип продюсера Константина, на котором я сюда приехала! Неужели Костя уехал, не дождавшись меня? Почему?

Максим тем временем отряхнулся на пороге, как мог, стряхнул снег с моих плеч, предложил постучать ногами, открыл незапертую дверь, пропустил вперед меня, потом вошел сам.

– Сеня, ты дома? – крикнул с порога.

Хозяин тут же вышел.

– Ой, как хорошо, что ты ее нашел! – первым делом воскликнул художник. – Барбара, вы же сумку и телефон тут оставили! Костя вам звонить начал, а аппарат в доме оказался.

– Где он?

– Ему пришлось срочно уехать. Там какие-то проблемы с кем-то из его подопечных.

Максим попросил объяснить, кто такой Костя. Потом как-то странно посмотрел на меня. Я сказала, что обучаю английскому языку Костиных подопечных. Максим продолжал о чем-то напряженно думать. Семен предложил выпить, так как Костя привез «горючее».

– Чем вы занимаетесь в Англии? – спросил Максим, когда мы уселись за стол на ящики из-под стеклотары, и хозяин предложил нам поучаствовать в том, что в России называется «холостяцкой трапезой» – по крайней мере, так говорил Ленечка. Признаться, я при всем желании не смогла бы так криво нарезать колбасу, сыр и хлеб. Интересно, как Семену удается держать кисть и делать ровные мазки? Правда, водку он разливал просто идеально… Про самовар, вероятно, забыл. Или русские мужчины не могут пить чай, если не выпита водка?

Я вкратце рассказала Максиму и Семену, как жила последний год в Лондоне, как очутилась в России и как оказалась у Кости.

– У вас нет денег даже на билет домой?! – поразился Максим.

– Теперь есть. Но я на какое-то время задержусь здесь.

– Барбара, уезжайте! – почти крикнул Максим.

– Почему?

Семен тоже вопросительно посмотрел на гостя.

Максим сказал, что произошла авария, тарелка лежит в поле, хорошо, что с дороги не видна, а теперь ее еще и снегом присыплет.

– Как ты собираешься поднимать ее на крышу? – спросил художник.

– Не знаю!

– Сколько она весит? – спросила я.

– Я хочу поднять ее своим ходом, – сказал Максим.

– То есть?

– Чинить мне ее надо. И срочно. И не это главная проблема.

Семен внимательно смотрел на знакомого. В глазах читалось беспокойство.

– Что-то пошло не так? Максим, она же у тебя прекрасно летала!

– Она и дальше бы летала, но была рассчитана на строго определенный вес! А получился перевес. И я ничего не мог с этим поделать.

– То есть? – спросила я.

Максим замолчал и отвернулся. Я не могла объяснить, что выражает его лицо. Негодование? Злость? Скорбь? В какой-то мере отчаяние?

– В оппозитную кабину залезли трое вместо одного, – сказал Максим, обращаясь к Семену.

– И от этого все пошло не так?

Максим кивнул.

– А как им удалось-то? – спросил художник.

Я молчала. Я вообще не понимала, о чем речь. То есть о ком. Кто куда залез?

– Что такое оппозитная кабина? – спросила я. – В английском языке есть слово opposite…

– Ну вот и догадайтесь, – вздохнул Максим и опрокинул очередную рюмку водки.

– Вы хотите сказать, что с другой стороны вашей тарелки имеется еще одна кабина?

– Я сказал бы: отсек.

– И лобовое стекло там есть?

Максим усмехнулся – вероятно, использованному мною термину.