Руки тряслись, даже когда я уложил её в кроватку и пошел в душ помыться самому. Не помогло. То, что я вполне мог погибнуть сам, меня не заботило — жертвой этого больного психопата могла стать моя девочка, моя маленькая, добрая девочка, которой я поклялся стать лучшим отцом в мире! А сам замешкался, не решаясь отдать какую-то машину, которая не стоит и одной её улыбки. Что я за человек?!

Запинаясь, я нашел бутылку виски, которую не открывал с того дня, как Мария Валентиновна попала в больницу, и плеснул в стакан. Напиваться я не собирался, просто хотел успокоить нервы. Понадобилось десять мелких глотков, чтобы я шатко-валко привел себя и свои мысли в порядок. Конечно, конечно, я виноват не был. Он потребовал кошелек — я его отдал. Машину — я протянул ему ключи! Да, не с охотой, но кто бы с восторгом отдал какому-то уроду свою машину за четыреста тысяч евро?! Поэтому… поэтому пусть себя винить проще, я был тут ни при чем. И Ариадна осталась жива, отделавшись лишь испугом.

Но никто не может гарантировать, что не будет другого такого раза. Пока я богат и как-то демонстрирую это, найдутся люди, желающие поправить своё положение за мой счет. И пусть я уверен на сто процентов, что я жизнь отдам, чтобы жила дочь, счастливее после этого она не станет.

К утру, ополовинив третий стакан спиртного, я пришел к четкому решению. Кроме меня, у ребёнка должна быть мать. Даже если она в самом деле умерла, у неё должны были остаться родственники, хоть кто-то. Кто-то, кроме моей семьи, кто позаботиться о ней, если со мной что-то случится.

Вчерашний ужас так меня потряс, что я дал выходной няням (Алиса обрадовалась, так как её ужас, именуемый университетом, тоже не спешил отпускать свою жертву) и взял Ариадну с собой на работу. Из милиции мне пока не звонили, поэтому отлынивать я не собирался.

Мы работали над масштабным проектом постройки Ледового дворца, первые этапы требовали максимальной включенности моего отдела, и я постоянно был на совещаниях: то с заместителем директора фирмы-партнера, то с собственным начальством, то с Арнольдом, то со своим креативными сотрудниками. Дочь спала рядом, на расстоянии вытянутой руки, и никто не смел возражать, потому что в двух коротких фразах я пояснил, что с нами вчера случилось и как мало меня волнует, удобно ли другим. Ребята из моей фирмы даже не поднимали эту тему, а посторонние затыкались, встретив мой взгляд. Дочь у меня одна и, возможно, будет единственной — опыт с Дариной поумерил мой оптимизм на счет понимания со стороны прекрасной половины человечества, а связываться с женщиной, которая не будет любить Ариадну, я не намеревался — и её защита стоит всех неудобств.

В обед я остался в офисе, лишь зайдя в наше кафе, где знакомые повара быстро подогрели мне воды для смеси и сделали чашку чая. Там же меня и застал звонок от следователя.

— Матвей Иванович, прошу прощения, если прерываю вас, — вежливо заговорила дама на той стороне связи. — Моё имя Ольга Андреевна Лукашевич, я следователь Партизанского РУВД…

— Здравствуйте, — ответил я. — Я на обеде, поэтому мне вполне удобно с вами разговаривать.

Моя дочка не спускала с меня взгляд, обгладывая соску, и я ей подмигнул.

— Я бы хотела узнать, когда вам будет удобно встретиться, дать показания… Я заодно вам вернула бы ваш кошелек с кредитными карточками.

— Хм… А это надолго?

— Зависит от ваших показаний и от того, будете ли вы подавать на него в суд. На него — то есть, на грабителя.

— Давайте я завтра утром подъеду, если это вас устроит. Просто сейчас я не могу никуда пристроить дочь, няню я отпустил.

— Да, хорошо, — согласилась следователь. — А с её матерью вы не ладите?

Я чуть слышно вздохнул — этот вопрос будет всегда меня преследовать, если я не найду Солнечную.

— Факт в том, что с матерью я её оставить не могу. Но не волнуйтесь, до завтрашнего утра я найду замену.

— Ясно. Ну, тогда я сейчас продиктую вам адрес и кабинет, куда вам приходить.

— Подождите секунду. — За соседним столиком сидела Ирина, мой дизайнер, и я подскочил к ней, жестом просил листочек из её блокнота. Девушка мигом всё поняла, оторвала его и даже раскошелилась на ручку. — Давайте, я готов.

Записав данные следователя, я выключил телефон, поблагодарил Иру и вернулся к своей чашке чая и вертящей вслед за мной головой Ариадне.

— Завтра, дорогая, ты поедешь к тете Насте, — рассказал я, возвращая ей её обед. — А папа будет бить того гада, что угрожал тебе.

Кроха будто поняла меня и с силой вгрызлась в бутылочку, передавая мне посыл хорошенько отметелить обидчика. Ох, чем старше она становилась, тем больше она начинала быть похожа на свою мать, которая, будто дразня меня, мелькала на её личике и вновь пропадала. И глаза… как все эти опьяненные поэты писали — большие, глубокие, словно озера, то чисто голубые, то с легкой зеленцой.

— Ты её не помнишь, да? — негромко спросил я и потянулся салфеткой к её губам. — Но ведь три недели ты где-то была? Наверняка, пока могла, твоя мама ухаживала за тобой… Одежду купила, корзинку…

Идея вспышкой возникла в моей голове — ведь можно, если захотеть, поискать следы через вещи, оставленные тем, кто принес мне Ариадну семь месяцев назад! По крайней мере, можно начать!

Как только закончился рабочий день, я обзвонил друзей, и приехать ко мне согласились Влад и Тима — Марго была чем-то там занята, да и, если честно, о моих победах на сексуальном фронте она знала в разы меньше парней.

— Так, — начал я, выгрузив на журнальный столик в гостиной одежду, в которой была Ариадна в первый день нашего знакомства, кондитерскую корзинку и письмо Солнечной. — На этот вечер мы забываем, что мы юрист и два перспективных бизнесмена в будущем, а представляем кроссовер Пинкертона и Касла.

— Что произошло, Сафа? — насторожился Влад. — Зачем ты это вытащил из шкафа?

— Мне нужно узнать, кто такая эта Солнечная.

— Боже, только не говори, что вновь одержим идеей отдать кому-то Ариадну, потому что тогда я тебя стукну! — Лицо Тимы сразу приобрело хмурое выражение.

— Нет, разумеется! Я никому её отдам. Но… — Я замялся, не зная, как объяснить, чтобы не напугать и их. — Если — если — что-то случится со мной, я бы хотел, чтобы, когда она вырастет, ей не пришлось одной, по остывшим следам, искать свою мать.

Друзья переглянулись между собой. Им явно не понравилось то, что я сказал.

— Что с тобой может случиться? У тебя проблемы на работе? Или что-то со здоровьем? — Вся благоприятная атмосфера в гостиной испарилась, и меня буравили два напряженных взгляда.

— Нет, парни, всё в порядке. Ни работа, ни моё физическое состояние тут ни причем.

— Тогда скажи всё толком, а не как ты это делаешь! — потребовал Влад.

— Блин… Вчера меня едва не ограбил какой-то мудак, у него был нож… и он угрожал Ариадне. Я бы его голыми руками разорвал, если бы он прикоснулся к ней… Его задержали, конечно, и мы оба не пострадали, — пояснил я, увидев, как вытянулись лица друзей. — Короче, это натолкнуло меня на мысль, что жизнь нынче не безопасная штука, не отмороженный придурок, так обычная автокатастрофа или оборвавшийся трос в лифте, или тот же рак или ещё какая-нибудь зараза — что угодно может отнять меня у неё.

— Мне не нравится эта тема, Матвей, — заявил Тима.

— Я не сомневаюсь, что мои родители, Настя с Денисом, вы со своими семьями — вы не оставите мою дочь без опеки и позаботитесь о ней.

— Естественно! — возмутился Влад, словно я оскорбил его даже ноткой неуверенности.

— Но, — перебил я его, — рано или поздно у неё возникнет вопрос, кто её мать и где она. Он возникнет в любом случае, буду я с ней или нет, но если что — я должен знать, что я сделал всё возможное, чтобы пролить свет на историю этой женщины. Может, у Ариадны есть бабушка и дедушка, дяди и тети… кто-то, кроме нас. Захотят эти люди знать её или не захотят — это уже другой вопрос, но если та ситуация произойдет, если я умру, не дожив до момента, когда смогу объяснить ей, как так вышло, что у неё нет мамы, это сделаете вы.