— Прости, — тихо пробормотал я.

— Всё в прошлом. Я давно поняла, что была сама во многом виновата — чувствовать себя такой же крутой, как наша старая компания, я не стала, а проблем с самой собой прибавила прилично. Я не была готова, но — горький опыт тоже опыт. Думаю, многие девочки на этом обожглись, отдавшись не тому, поэтому всё нормально.

— То есть, кастрировать меня ты не собираешься? — уточнил я, борясь с улыбкой.

— Если очень попросишь — не откажу, правда, но пока что — нет, — подыграла Марго.

Я приобнял её, поцеловал в висок и отпустил.

— Ты не была такой же, как все другие, Маргоша. Если честно, я сам не знал, как мне с тобой вести, чтобы не дать ложной надежды, но и не посвящать всех наших в то, что мы сделали. Обратился за советом к маме — так она наоборот устроила мне полоскание мозгов на счет "когда я переступаю все границы дозволенного". Пока я доходил своими мозгами, как не спугнуть тебя и не потерять нашу дружбу, ты умоталась, встречаться не хотела, придумывая самые разные отговорки, а когда всё же согласилась увидеться, прошло много времени, и поднимать эту тему было уже не резон. Я сделал вид, что ничего не произошло.

— И правильно, иначе я бы разорвала тебя. Пока мы не сошлись с Тимой и я не поняла, что такое просто секс, а что — когда ты с любимым человеком, я очень болезненно реагировала на эту тему.

— Хорошо, что мы поговорили хотя бы сейчас… — Я улыбнулся ей, и получил ответную улыбку.

— Теперь тот случай не будет стоять между нами темной пропастью. Ладно, посидели — пошли дальше, а то те бабули косятся на моё обручальное кольцо и уже поженили нас. — Марго поднялась, поставила меня перед коляской, и мы вновь, я — везя ребёнка, Марго просто рядом за компанию, зашагали по аллее.

Вечером, однако, все моё хорошее настроение ушло. Дочь плакала и сучила ножками, причем так громко и интенсивно, что я едва не вешался, и причину понять не могли ни я, ни Марго.

— Сдается мне, это из-за молока, — сказала подруга, укачивая Ариадну. — Надо что-то делать?

— Что? — Я был готов уже практически на что угодно.

— Предлагаю либо сюда вызывать врача, либо ехать в больницу.

— Поехали!

Я схватил ключи, неловко впрыгнул в ботинки и рванул вон из квартиры, затормозив лишь увидев, что за мной никто не бежит. Марго взяла корзинку, сменную одежду для Ариадны и свою сумку. Выпускать ребёнка из рук она не стала, так что со стороны её сборы выглядели бы забавно, если бы я не был напуган до потери сознания.

Моя крошка — машина, в смысле — завелась сразу же, мне даже показалось, ещё до того, как я провернул ключ в замке зажигания. Марго села сзади, чтобы не нервировать меня, и я на третьей скорости стартанул по полупустой дороге — приближался десятый час, и город постепенно замирал.

— Матвей, тише, — попросила подруга, глянув из-за моего плеча на спидометр. — Если нас остановят за превышение скорости, помощи это не прибавит.

Я ехал на самой грани дозволенного, и это мне казалось пыткой. Крики Ариадны врезались винтом в мозг, я до треска сжимал руль и молился, чтобы больница появилась на горизонте поскорее.

Мы ворвались в приемный покой как демоны из преисподние — мой ребёнок создавал звуковой антураж, длинные развивающиеся волосы придавали Марго вид её тезки из творения Булгакова, а я вполне сошел бы за того зомби из фильма, чьи постеры висят на каждом холодильнике — бледный, растрепанный, в наспех застегнутой рубашке — если бы не Марго, поехал бы без неё.

— Сделайте что-нибудь! — взревел я, перекричав даже телевизор за спиной медсестры.

К нам тут же бросились все врачи, что были в радиусе двадцати метров, кое-кто повыскакивал из кабинетов. Марго в трех словах (не берусь отрицать, что не в тех, что вертелись у неё на языке, видя, что нас лишь допрашивают, а не помогают Ариадне) объяснила ситуацию, и дочку увезли за скрипучие двери. Я сел на первый попавшийся под мою задницу стул и постарался успокоиться, дыша как учил дед.

Если ты угробил ребёнка, то тебя можно лишь поздравить, Сафировский! Видел же, что Настя два дня подряд мешала эту спесь, чтоб ей, мог бы и додуматься, что это не потому что ей нечего было делать! А ты пошел по самом легкому пути, еблан! Первый ребенок, который у тебя был — и того не уберег!..

Напрасно Солнечная отдала её мне — со мной она погибла вернее, чем если бы её оставили на крыльце больницы.

— Эй, — Марго ласково коснулась моих волос. — По глазам вижу — ты уже арестовал себя и вынес приговор на десять лет без права амнистии.

— Она же…

— Она поправится. Её врач сказал, что это, скорее всего, простое несварение, сделают клизму, и всё будет замечательно.

Я поднял голову, с надеждой смотря на неё.

— Она… поправится?

Подруга улыбнулась, вновь погладив меня.

— Ты просто ошибся, не переживай. Для папаши, который всеми силами отмахивался от ребёнка всем подряд, ты удивительно хорошо справляешься.

Я покачал головой и сцепил руки, дожидаясь диагноза врача.

— Молодой человек, — окликнула меня медсестра. — У вас есть документы?

— Мои документы? Конечно, паспорт, права… — я полез в карман джинсов.

— А на ребёнка?

Документы на ребёнка?.. Вот блин.

— Нет, — ответил я.

Марго встала и вместе со мной пошла к окошку приемного покоя.

— Документов на неё ещё нет, — вновь она взяла на себя все объяснения. — Мать девочки… умерла, и ребёнка отдали отцу. Мы не успели ещё ничего оформить.

Медсестра недоуменно смотрела на нас.

— И что, даже свидетельства о рождении нет?

— Её отдали мне без каких-либо документов, — вступил в разговор я.

— И как вы поняли, что отец — вы?

— Сделал тест на отцовство.

Медсестра переводила взгляд с меня на Марго и обратно, словно сканируя на детекторе лжи. Согласен, история как в лучших бразильских сериалах.

— И как мне её оформлять?

Я колебался, пока не почувствовал тычок локтя Марго.

— Записывайте как Сафировскую Ариадну Матвеевну.

Ариадну нам отдали только через полтора часа. Из-за скрипучих дверей сначала вышел её доктор — мужчина лет сорока пяти, уже седеющий, халат болтался на его худых плечах как на жерди. Он едва сдерживал зевоту, но серые глаза смотрели цепко и добро. Вслед за ним вышла примерно его лет медсестра, неся на руках моего ребёнка.

— Здравствуйте, это вы родители? — спросил доктор.

Мы с Марго дружно кивнули, не вдаваясь в подробности, кто именно кем приходится девочке.

— Я Александр Николаевич Трубанько. Ничего страшного не случилось, — сразу успокоил нас врач. — Свежее молоко, конечно, на пользу вашей дочери не пошло, но мы все исправили. — Он улыбнулся Ариадне, когда медсестра передавала её нам. Я прижал её к себе и увидел радость в глазах медсестры. Да уж, наверняка со стороны я кажусь офигенным папашей.

— Спасибо огромное! — облегченно выдохнула Марго, пожимая руку Александру Николаевичу. — Вы не представляете, как мы переживали.

— Представляю, мне рассказали, как вы тут по приемному покою сновали. Впредь кормите её смесями и детским питанием. Своего молока у вас?

— Нет, — вновь сделала вид, что причастна к нам Марго. — Матвей всё будет делать как надо, верно?

— Верно, — кивнул я. Ариадна успокаивающе оттягивала руки, и я чувствовал, как напряжение покидает меня. Я забуду про молоко и буду варить эту бурду сутками — только пусть больше так не плачет… — Сколько мы вам должны? — спросил я, осторожно перекладывая её на одну руку, а вторую запуская в карман за бумажником.

— Вы ничего не должны, мы государственная больница, — ответил Трубанько.

— За хорошую работу, что спасли её, возьмите. — Не знаю, сколько там было, но я выгреб всю наличность, что лежала в кошельке, и протянул её доктору и медсестре.

— Молодой человек, — нахмурилась женщина. — Спрячьте ваши деньги обратно. Сказали же вам — мы государственная больница, коррупция и так распоясалась. Лучше берегите вашу красавицу-дочку, чтобы она оставалась такой же здоровой и жизнерадостной.