К счастью, ее телефон не был собственностью полиции, и никто не мог запретить ей пользоваться им в ее законный перерыв. Никто также не мог ей запретить звонить из туалета, куда она шла якобы по срочной надобности. Зайдя в уборную, Барбара тщательно осмотрела все кабинки и убедилась, что они пусты. После этого набрала номер Митчелла Корсико.

– Блестящая работа, – сказала она ему, – когда он ответил на ее звонок коротким «Корсико», что должно было сразу показать собеседнику, насколько этот труженик пера был занят.

– Кто говорит? – спросил он.

– Поустменз-парк, – был ее ответ. – Мемориал Уоттса. Я была в розовом, а ты – в стетсоне. Когда едешь в Италию?

– Я бы мог хоть сегодня.

– Что? История для тебя недостаточно интересна?

– Ну, она ведь не умерла, верно?

– Черт побери! Вы просто группа недоносков…

– Притормози слегка. Не я решаю. Думаешь, у меня есть право решать? Поэтому, если у тебя нет никаких новостей… Я имею в виду, помимо Илфордской истории, которую те, кто повыше, считают очень перспективной.

Барбара похолодела.

– Какая Илфордская история? Ты вообще о чем, Митч?

– Да я о том, что у этой истории есть еще одно, другое, измерение. Я о том, что ты удивительно вовремя не сказала мне о том, что сама участвуешь во всей этой истории.

– Черт побери, что значит, сама участвую?

– Да я о том эпизоде, который закончился уличной дракой с родителями профессора Ажара. Послушай-ка меня внимательно, партнер, вся эта история о второй семье, брошенной в Илфорде, очень заинтересовала у нас тех, кто повыше.

Барбара практически потеряла способность рационально мыслить. Все, что она была способна ответить на это, было:

– Ты не можешь переключиться на это. Ведь есть маленькая девочка. Ее жизнь в опасности. Ты должен…

– Это ты так считаешь, – сказал Корсико. – А я думаю о тираже. Я думаю о читателях. Поэтому я согласен, что похищение милой маленькой девочки помогает продавать газету, но в то же время – похищение милой маленькой девочки, у отца которой была вторая тайная семья, члены которой готовы заговорить – это совсем другое дело.

– Она не тайная, и они не захотят говорить.

– Скажи это мальчишке, Саиду.

Барбара судорожно пыталась что-то придумать на ходу. Она не могла допустить, чтобы Ажару, в дополнение ко всему прочему, пришлось пережить раскрытие его личной жизни на публике. Она с трудом могла представить, как это будет выглядеть в «Сорс», если Митчелл Корсико возьмет интервью у сына Ажара. Это ни в коем случае не должно было случиться не только из-за самого Ажара, но и из-за Хадии. Фокус должен был быть всегда на ней, на ее похищении, на поисках, на самих итальянцах, на том, что сейчас происходит в Италии.

– Хорошо, – наконец сказала Барбара, – я тебя услышала. Но, может быть, тебе будет интересно знать, что происходит у нас. Я имею в виду, в полиции.

– И что же это такое?

– Это инспектор Линли. – Она ненавидела себя за это, но у нее не было другого выхода. – Инспектор Линли полетел туда. Он назначен офицером связи.

Митчелл Корсико замолчал. Барбара почти физически ощущала, как вращаются шестеренки у него в голове. Он мечтал получить интервью у Линли с того момента, как жена инспектора была убита на пороге их дома. Беременная, только что вернувшаяся из магазинов, она искала ключи в сумочке, когда к ней обратился этот молодой придурок, почти мальчик. А потом он вытащил пистолет и просто застрелил ее. Из интереса. И инспектор оказался в ситуации, когда ему пришлось решать, отключать ли жену от аппаратуры, чтобы спасти ребенка. Если Корсико нужна была действительно бомба, такой бомбой был Линли. И они оба это знали.

– Наш отдел общественных связей сообщит об этом, – продолжила Барбара, – но я даю тебе право первой ночи, если хочешь. Я думаю, ты понимаешь, что все это значит. Он будет работать с родителями, но часть этой работы – встреча с прессой и ответы на вопросы. Пресса – это ты, а вопросы значат интервью. То самое, Митчелл.

– Я понимаю, куда ты клонишь, Барб. Не буду врать, Линли – это бомба, и он будет ею всегда. Но сейчас я готовлю другое блюдо…

– Линли – это тираж. – Барбара услышала, как ее голос стал визгливым от нетерпения. – Назови имя Линли тем, кто повыше, и ты вылетишь в Италию на следующем же самолете.

Что, добавила она про себя, ей и было от него нужно: раскручивать историю там и сообщать детали редактору здесь, скармливая британской публике сливки расследования похищения британской девочки.

– Обязательно назову, – сказал Корсико. – Можешь не сомневаться. Но сначала закончим с делами здесь. А это значит ребенок.

– Об этом я и говорю.

– Я не имею в виду ребенка Хадию, – прервал он. – Я имею в виду другого – Саида.

– Митч, пожалуйста…

– Спасибо за наводку. – Он разъединился.

Барбара выругалась и направилась к двери. Она должна остановить Корсико и не дать ему добраться до семьи Ажара в Илфорде. Однако у нее было не так много вариантов. Она предполагала, что Нафиза будет молчать обо всем, что касается ее мужа, но вот мальчик… Саид был абсолютно непредсказуем.

Хейверс открыла дверь, все еще погруженная в раздумья, и врезалась прямо в Уинстона Нкату. Чернокожий полицейский даже не пытался притвориться, что просто проходил мимо. Вместо этого он кивнул на женский туалет. На тот случай, если она не поняла, он обошел ее, схватил за руку и потащил внутрь.

Барбара улыбнулась:

– Опаньки, ты что, потерялся? Мужской дальше по коридору.

Нкате было не до шуток. Это было понятно по тому, как изменилась его манера разговаривать – он перешел со своего рафинированного карибско-южноафриканского на уличный язык Южного Брикстона.

– Ты чё, очумела, чувиха? Просто повезло, что Стюарт послал меня, вкурила? Кого-нибудь другого – и завтра ты на улице.

Она решила включить дурочку.

– Уин, о чем идет речь?

– Речь о твоей чертовой работе, – сказал он. – Которую ты можешь потерять. Как только они узнают, что ты крысятничаешь для «Сорс», они вышвырнут тебя на улицу. Хуже, они тебя раздавят. Ты могёшь это вкурить? И не думай, что в управлении найдется кто-нибудь, кто захочет тянуть за тебя мазу, Барб. Все будут только рады.

Хейверс притворилась оскорбленной.

– Крысятничаю? – прошипела она. – Ты так считаешь? Я крысятничаю для «Сорс»? Я не крыса. Ни их, ни кого-нибудь другого.

– Неужели? Да ты только что слила Линли!.. Я все слышал, Барб. И ты хочешь меня убедить, что слила Линли не тому же журналюге, который написал о Хадии? Ты за кого меня держишь, коза? Ты терла с Корсико, и стоит посмотреть на список твоих разговоров, чтобы убедиться в этом. Можно даже не трогать твой банковский счет, въезжаешь?

– Что? – Вот теперь Барбара действительно разозлилась. – Ты что же, думаешь, что я делаю это за деньги?

– Меня это не колышет. Ни за что, ни почему. И тебе лучше мне поверить, что твоя судьба тоже никого колыхать не будет.

– Послушай, Уинни. Я и ты, мы оба знаем, что надо постоянно поддерживать интерес к этой истории. Только в этом случае «Сорс» пошлет корреспондента в Италию. А только английский корреспондент в Италии сможет поддерживать постоянное давление на полицию Метрополии для того, чтобы Линли оставался на месте. Кроме того, наличие британских репортеров повышает шанс того, что итальянские журналисты тоже будут давить на итальянскую полицию. Вот как это работает. Давление дает результаты, и ты это хорошо знаешь.

– Я знаю только… – Нката немного успокоился и опять перешел на свой мягкий карибский язык, доставшийся ему от матери. – Я знаю только, что никто не встанет на твою сторону, Барб. Если об этом пронюхают, ты останешься одна. Ты должна это понимать. С тобой никого нет.

– Спасибо большое, Уинстон. Всегда приятно узнать, кто твои друзья.

– Я имею в виду – никого, у кого было бы достаточно сил для защиты.