– Ажар сказал, что вам удалось выяснить девичью фамилию ее матери – Рут-Джейн Сквиа.

– Ну, это-то было не очень трудно. Он и сам мог бы это узнать.

– Имея в своем распоряжении всё – фамилии, адреса и другие детали, мошенник, и мы оба это знаем, может сделать себе все, что угодно – открыть банковский счет, абонировать почтовый ящик, купить симку для мобильного телефона, паспорт, водительское удостоверение и так далее. А вы все-таки настаиваете, что никаких следов нет?

– Именно. Это может не нравиться мне или вам, это точно не нравится профессору, но это правда жизни.

– А кто такой Брайан?

– Простите?

– Я слышала, как Эмили упомянула имя Брайан. Он один из ваших платных агентов?

– Мисс… э-э-э… Хейверс, кажется?

– Отличная память, приятель.

– Брайан – это мой технический специалист. Он работал с компьютером, который малышка оставила в комнате.

– И?

– Безрезультатно. Компьютером пользовалась девочка. Мать до него не дотрагивалась. То есть мы опять можем сказать, что он не содержит ничего, что хотя бы отдаленно могло указать на заговор.

– Тогда почему на нем уничтожили всю информацию?

– Может быть, чтобы запутать нас. Представить все так, как будто на нем была важная информация, тогда как на самом деле ее не было.

Доути встал. Всем своим видом он показывал: время прощаться и ей пора уходить.

– Вы просили пять минут – я дал их вам. Дома меня ждет жена и разогретый обед, и если вы еще захотите со мной поговорить, нам придется перенести нашу встречу на другое время.

Барбара смотрела на него. Что-то должно быть, если не здесь, то в другом месте. Но она понимала, что здесь ей больше ничего не светит, если только она не готова загонять под ногти частного детектива бамбуковые щепки. Хейверс достала из сумки ручку и открыла чековую книжку.

Доути вытянул руку, как бы защищаясь.

– Пожалуйста, пожалуйста, не надо. Это за счет заведения.

Он решил, что наилучшим местом для проведения операции будет mercato[18]. Их было много повсюду, но самый большой mercato Лукки находился в крепостных стенах, которые окружали старую часть города. Mercato на пьяцца Сан-Мигеле проходил не каждый день, и обычно на него собирались жители со всей округи, входившие на площадь через одни из старых ворот для того, чтобы продать все, что у них было, – от шарфов до головок сыра. Однако пьяцца Сан-Мигеле была окружена крепостными стенами, и это значительно затрудняло отход. Приходилось выбирать между mercato на Корсо Джузеппе Гарибальди, в десятке метров от ворот Порта Сан-Пьетро, и известным своей сумасшедшей атмосферой mercato, который тянулся от Порта Элиза до Порта Сан Джакопо.

На его выбор повлияли сама атмосфера на рынке и категория посетителей. На Корсо Джузеппе Гарибальди ходили в основном туристы и люди состоятельные, готовые платить немалые деньги за те деликатесы, которые там продавались. Именно поэтому семья не часто посещала этот mercato. Таким образом, он остановился на другом mercato, который тянулся вдоль длинной извилистой линии пасседжиата делле Мура Урбане, которая пролегала параллельно еле заметным остаткам разрушенной городской стены. Посетители на этом рынке были вынуждены маневрировать между покупателями, лающими собаками и нищими. Крики «lo venderebbe a meno?»[19] перекрывали звуки разговоров, споров, музыки и криков в мобильные телефоны. Чем больше он об этом размышлял, тем больше убеждался в том, что mercato на пасседжиата делле Мура Урбане идеально подходил для задуманного. В этом месте все что угодно могло пройти незамеченным; кроме того, оно находилось очень близко к дому на виа Санта Джемма Галгани, куда семья еженедельно приходила на ленч. В хорошие дни – как, например, этот, – ленч накрывали в саду, лишь малую часть которого можно было рассмотреть с улицы.

Все сначала подумают, что ребенок скрылся именно здесь – в доме или в саду. Этот вывод напрашивался сам собой, и он представлял себе, как все произойдет. Папá обернется и увидит, что рядом ее нет, однако не обратит на это внимания, потому что рядом был дом, стоящий посреди прекрасного сада, и в этом доме жил мальчик, почти одного возраста с девочкой. Она называла его Куджино Гугли – произносила Гуу-Лии, поскольку ее знания итальянского были ограничены, и она еще не могла выговорить Гульельмо. Мальчику было все равно, потому что он тоже не мог правильно произнести ее имя. Да, в общем, это было и не важно – их связывал calcio[20]. А для того чтобы любить calcio, не надо было изучать иностранные языки. Надо было просто очень хотеть, чтобы мяч влетел в сетку ворот.

Она не должна испугаться, когда он подойдет. Ей много раз объясняли, что бояться надо тех, кто ищет потерянных животных, тех, кто стоит за припаркованными машинами с котятами в коробке, cara bambini[21], тех, кто источал запах похоти и желания, плохо одетых и с вонючим дыханием, немытых и тех, кто приглашает в особое место, где тебя ждет что-то особенное. Ни под одно из этих описаний он не подходил.

У него был внешний вид a faccia d’un angelo[22], как любила говорить его мама, и слово. Это слово он никогда не слышал ни на одном из трех языков, на которых говорил; но ему объяснили, что оно убедит ребенка в подлинности той сказки, которую он ей расскажет. Услышав это слово, девочка прекрасно поймет его. Именно поэтому для этой работы выбрали его, а не кого-нибудь другого.

Так как он был профессионалом, то потратил некоторое время на сбор информации, необходимой для выполнения задания. Большинство людей, он знал это, всегда следовали рутине. Это сильно облегчало ему жизнь. Месяц наблюдений, скрытных сопровождений и тщательных записей дали ему то, что было необходимо. Когда ему сообщили дату, он был готов.

Они припаркуют свою «Лянчу» за крепостной стеной, на parcheggio[23] рядом с пьяццале Дон Альдо Меи, и расстанутся на два часа. Мамаша направится на виа делла Цитаделла, где находился класс йоги. Папá и Детка направятся в Порта Элиза. Путь Мамаши был длиннее, но она несла только коврик для йоги и, кроме того, любила физические упражнения. Папá и Детка несли по пустой borsa della spesa[24], заранее готовясь к тому, что, когда они будут уходить с mercato, эти корзинки будут полны покупок.

Сейчас он уже настолько хорошо знал их, что мог бы точно предсказать, как будет одета Мамаша, и назвать цвета borse, которые будут нести Папá с Деткой. Его будет зеленой и сделанной из мягкой ткани; ее – оранжевой и сделанной из твердого материала. Они действительно были рабами привычек.

В день, когда все должно было произойти, он рано расположился на parcheggio. Он наблюдал семейство уже восьмой раз и был абсолютно уверен, что ничто не сможет изменить их рутину. Он не спешил. Потому что, когда делаешь работу, ее надо делать идеально и так, чтобы в течение нескольких часов никто не мог догадаться, что что-то случилось.

Свою машину он оставил на стоянке рядом с виале Гульельмо Маркони – приехал за несколько часов до открытия рынка, чтобы занять место рядом с выездом. По пути на пьяццале Дон Альдо Меи купил большой кусок focaccia alle cipolle[25]. После еды пожевал мятные таблетки, чтобы отбить запах лука. Из своей наплечной сумки достал карту и разложил ее на капоте машины, как будто искал дорогу. Теперь для любого наблюдателя он был один из множества туристов, приехавших в Лукку.