Здесь они увидели, что Саид не ушел в свою комнату. Он сидел в прихожей на краю дивана, поставив локти на колени и свесив руки между ног… На стене над ним висела фотография, на которой были изображены тысячи паломников в Мекке. Больше никаких украшений или картин не было, кроме двух маленьких школьных фотографий в рамках на столике. Ажар подошел к ним и взял их в руки. Он жадно рассматривал их. Нафиза пересекла комнату и забрала их. Она положила фото на стол, изображениями вниз.
– Здесь нет других детей, кроме моих, – сказала она.
– Я хочу проверить, – настаивала Анжелина.
– Муж мой, ты должен объяснить этой женщине, что я говорю правду, – сказала Нафиза. – Ты должен объяснить ей, что мне нет смысла врать. Что бы ни случилось, это не имеет никакого отношения ни ко мне, ни к моим детям.
– А, так вот она, – вставил Саид. – Вот эта шлюха.
– Саид, – одернула мальчика мать.
– Я сожалею, Нафиза, – обратился к ней Ажар. – Но ради тебя, ради меня, ради всего того, что было…
– Сожалеешь? – Это сказал мальчик. – Ты еще смеешь говорить маме, что ты сожалеешь? Ты кусок дерьма, и не думай, что мы этого не знаем. Если ты полагаешь…
– Хватит, – вмешалась его мать. – Ты сейчас уйдешь в свою комнату, Саид.
– А вот эта, – гримаса в сторону Анжелины, – будет шарить у нас в доме в поисках своего ублюдка?
Ажар посмотрел на сына.
– Ты не смеешь говорить…
– Ты, урод, не смей говорить мне, что я должен делать.
С этими словами мальчик вскочил, протолкался сквозь них и вылетел из комнаты. Однако он пошел не наверх, а направился в коридор, где стал звонить по телефону. Говорил он на урду. Барбара поняла, что это было что-то важное, потому что Нафиза сказала Ажару:
– Это не займет много времени.
– Я очень сожалею, – повторил Таймулла.
– Ты не знаешь, что это такое, – отрезала она, затем обратилась к остальным; ее голос был полон чувства собственного достоинства: – Единственные дети в этом доме – те, кого я родила от этого человека, бросившего нас.
Барбара тихо спросила у Ажара:
– Кому звонил мальчик?
– Моему отцу, – был ответ.
«Этого только не хватало, черт нас всех побери», – подумала она. Барбара была уверена, что ситуация развивается по худшему сценарию. Она обратилась к Анжелине:
– Мы теряем время. Ты видишь, что Хадии здесь нет. Это же очевидно, ради всех святых. Ты, что, не видишь, что эти люди ненавидят его, так же как и твое собственное семейство?
– Ты просто влюблена в него, – огрызнулась Анжелина. – С самого начала. Я верю тебе не больше, чем гадюке. – Затем она повернулась к Лоренцо: – Ты посмотри наверху, а я…
Вдруг в комнату ворвался Саид. Он бросился на Лоренцо с криком:
– Убирайтесь из моего дома! Убирайтесь! Убирайтесь!
Итальянец отмахнулся от него, как от назойливой мухи. Ажар шагнул вперед. Барбара схватила его за руку. Все шло именно по худшему сценарию. Последнее, что им было надо, – это звонок в полицию от одного из этих людей.
– Так. Послушай меня очень внимательно, – сказала она резким тоном. – Анжелина, у тебя есть выбор. Или ты веришь Нафизе, или проводишь обыск, а потом объясняешься с полицией, когда та появится. Будь я на месте Нафизы, то начала бы звонить в полицию еще в тот момент, когда мистер Вселенная поставил ногу на порог. Ты теряешь время. Все мы теряем время. Подумай, ради бога. Ажар был в Германии. Он тебе это доказал. Он не был в Италии, и даже не догадывался, что вы именно там. Поэтому ты или продолжаешь свои истерики, или мы все садимся на самолет, летим в Италию и давим на тамошних полицейских, чтобы те искали Хадию. Ты должна решить это прямо сейчас.
– Я не поверю, до тех пор пока…
– Да что же, черт возьми, с тобой происходит?
– Вы можете посмотреть, – тихо сказала Нафиза. Она показала на Барбару. – Только вы.
– Это тебя устроит? – спросила Хейверс Анжелину.
– А откуда я знаю, что вы не в сговоре? Что ты, вместе с ним, не…
– Потому что я полицейский, черт тебя побери совсем. Я люблю твою дочь. И пойми ты наконец: ни я, ни Ажар, ни один из нас не сделает с тобой того, что ты сделала с Ажаром, спрятав Хадию и не давая ей видеться с отцом. Нам это и в голову не придет. Он не такой, как ты, понимаешь? Я не такая, как ты, и ты это прекрасно знаешь. Поэтому если ты не согласна сидеть в этой комнате и ждать, когда я обыщу дом, то я сама позвоню в полицию и вызову их в связи с нарушением границ частной собственности. Я все понятно объяснила?
Лоренцо что-то прошептал Анжелине по-итальянски и нежно обнял ее за шею.
– Ну, хорошо, – согласилась она.
Барбара направилась к лестнице. Обыскать дом было несложно – он оказался небольшим и расположился на трех этажах, вместе со всеми спальнями, ванными и кухней[39]. Барбара оторвала дочь Ажара от ее домашнего задания, но девочка была единственным живым существом наверху.
Она вернулась к остальным.
– Ничего, – сказала она.
Глаза Анжелины наполнились слезами, и Барбара вдруг поняла, как сильно она надеялась, что, несмотря на всю абсурдность ее обвинений, Хадия вдруг окажется в этом доме. На секунду Барбара почувствовала к ней симпатию. Но тут же отбросила это чувство. Важнее всего был Ажар. А его только минуты отделяли от встречи с отцом. Она знала, что его необходимо увезти прежде, чем это случится.
Однако им не повезло. Они уже выходили из дома, когда увидели двух мужчин в национальных одеждах, несущихся со стороны Грин-лейн по направлению к дому. Один из них держал в руках лопату, другой – мотыгу. Не нужно было быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять их намерения.
– В машину, – сказала Барбара Ажару, – быстрее.
Тот не пошевелился. Мужчины громко кричали что-то на урду. Тот, который повыше, являлся, наверное, отцом Ажара. Барбара поняла это, потому что его лицо исказила ярость. Его компаньон был приблизительно такого же возраста. Возможно, он добровольно вызвался помочь в исполнении наказания.
– La macchina, la macchina[40], – повторял Лоренцо Анжелине. Он открыл дверь и буквально впихнул ее внутрь.
Барбара подумала, что он последует за ней. Ничего подобного. Ему, видимо, нравилось помахать руками. Он мог не испытывать большой любви к Ажару, но если дело дошло до уличной драки, no problema[41].
Среди всех этих криков на урду и на итальянском невозможно было понять, кто кого и в чем обвиняет. Однако было очевидно, что целью пожилого пакистанца был Ажар, а Барбара не могла допустить, чтобы его тронули.
Пакистанцы приблизились, размахивая своим инструментом. Хейверс оттолкнула Ажара в сторону и во весь голос крикнула:
– Полиция!
Это не подействовало. Лоренцо бросился вперед.
Потом Барбара вспоминала, что он ругался по-итальянски и, судя по его тону, не выбирал выражения. Он хорошо дрался руками, но еще лучше ногами. Несмотря на садовый инвентарь, нападающие оказались на земле прежде, чем поняли, откуда шла угроза. Однако они не остались лежать на земле и стали подниматься, когда из дома выскочил кричащий Саид. Затем пожилая женщина и двое мужчин бросились к месту схватки от соседнего дома. В ту же секунду Саид врезался в своего отца и ударил его кулаком в горло.
Кто-то завизжал. Барбара подумала, что это она, но затем поняла, что в руках у нее мобильный и она судорожно набирает номер полиции. Было понятно: то, что она сама из правоохранительных органов, не могло остановить побоище.
Наконец отец Таймуллы добрался до него. Он отбросил Саида и сам вцепился в Ажара. Лоренцо бросился на помощь, но был остановлен владельцем мотыги. Пожилая женщина с ходу врезалась в Ажара и его отца, выкрикивая, как показалось Барбаре, какое-то имя. Она тянула, толкала и дергала во все стороны, пытаясь разнять дерущихся и прекратить драку. Барбара пыталась оттащить владельца мотыги.