Петр Ушатый со своими онежанами, устюжанами и двинянами углубился в теперешнюю Северную Финляндию и прошел по морскому берегу от Торнео до Калаиоки. Вернулся он на Северную Двину тоже морем — «около Свейского королевства».

Таким образом, русские корабли дважды обогнули Скандинавию. Было что вспомнить Петру Ушатому, оставившему свой след на скалах Норвегии и в обских тундрах!

Весной 1500 года Москва встречала колокольным звоном войско, вернувшееся из Югры. Приказные дьяки включили в титул Ивана Третьего звание князя Югорского, Обдорского и Кондийского. Чем это не повелитель океанских народов, как написал потом Максим Грек?

Между 1500 и 1517 годами участники югорского похода уже могли составить «Указатель пути в Печору, Югру и к реке Оби». (Впоследствии эта книга попала в руки Сигизмунда Герберштейна). Из этого дорожника явствовало, что на Оби уже существовали значительная, по-видимому главная, обская крепость и торговые городки.

Из Югры русские люди снова принесли сказание о Золотой Бабе. Золотая Баба как бы передвигалась все далее на северо-восток по мере того, как русские шли туда.

Русские пленники, беседуя с Меховским в Кракове, поведали ему и о Золотой Бабе. Рассказ их в передаче краковского звездочета впервые попал на страницы западноевропейской научной книги.

Свой труд Матвей Меховский поднес императору Максимилиану, и тот поручил послу Франческо да Колло собрать дополнительные сведения о Севере.

Разговор в Аугсбурге

«Фрянчушка де Колла из Конияна» — Франческо да Колло — следовал на Русь в сопровождении Григория Истомы, отважного исследователя морского пути из устья Двины в Данию.

Истома возвращался из Инсбрука, от двора Максимилиана, где русский посол «сидя в колпаке речь говорил», а Истома «толмачил стоя».

Московское посольство проездом побывало в Аугсбурге, где была сосредоточена торговля пряностями и склады ломились от шафрана, привезенного из Сарагосы и Барселоны. Немцы, жившие в Лиссабоне, везли в вольный город Аугсбург благоухающие товары Индии.

В 1518 году аугсбургский гуманист И. М. фон Экк закончил перевод «Трактата о двух Сарматиях» Матвея Меховского. Естественно, что в кругу ученых Аугсбурга начались оживленные разговоры о новых странах русского Севера. Поэтому Истома должен был быть готовым к тому, что обитатели Аугсбурга забросают его вопросами.

Так оно и получилось. Когда у русского гостя спросили, доступно ли Ледовитое море для кораблей, он ответил, что этим морем можно пройти в Восточную Индию.

Как свидетельствует историк географических открытий Баттиста Рамузио, московит показал изумленным слушателям карту Руси и ее владений на Северо-Востоке и наметил по ней возможный путь к Индии и островам Пряностей.

Когда Истома привез посла да Колло в Москву, «Фрянчушка из Конияна» начал собирать последние сведения о Югре.

В Москве стало известно, что некий Угрим Баграков, находившийся в опале у великого князя, исследовал Югорские горы, а его брат взошел на одну из величайших вершин. До него это пытался сделать князь Семен Курбский, как мы уже говорили.

Да Колло видел братьев Баграковых в Москве, так как с Угрима к тому времени опала была снята. Баграковы, встретившись с да Колло, с разрешения великого князя рассказали послу Максимилиана о своих открытиях в соколиных Югороских горах. От да Колло вряд ли ускользнуло и сообщение Истомы, сделанное им в Аугсбурге. Вероятно, иноземный посол расспрашивал Баграковых и о берегах Ледовитого океана за Югрой, о народах, живущих на северо-восток от Оби. О Баграковых узнали даже в Кенигсберге, и магистр Ливонского ордена делал в Москву запросы об исследователях Югры.

Одновременно в Кенигсберг проездом в Москву прибыл генуэзский капитан и космограф Паоло Чентурионе. Он надеялся уговорить великого князя Московского открыть торговый путь в Индию через Москву — Астрахань — Каспий, с тем чтобы вывозить индийские товары в Ригу.

Сообщения Истомы и Баграковых, конечно, дошли до Чентурионе, и земляк Колумба, мечтавший достичь Индии новыми дорогами, не зависящими от бдительного надзора со стороны португальцев, с одинаковым вниманием слушал рассказы о Югре и Астрахани.

Знакомый с историей плавания Истомы в Данию, Чентурионе вскоре предложил королю датскому Христиану Второму создать товарищество для торговли Скандинавии с Россией.

Так возникало западное звено исполинской цепи, другой конец которой должен был опуститься на благовонные берега Индии и Малакки

[107]

.

Именно вскоре после выступления Истомы перед аугсбургскими космографами и торговцами шафраном и гвоздикой второй Чентурионе, по имени Гаспар, задумал пройти в Индию морским путем со стороны Прибалтики. Гаспар Чентурионе, отплыв из Италии, уже достиг Нормандии, но по военным обстоятельствам был там задержан. Так оба Чентурионе и не прошли в Индию и Китай через владения Московии.

Есть сведения, что генуэзец Бенедетто Скотто, приятель Паоло Чентурионе, наслушавшись его рассказов, составил записку на двух языках, в которой доказывал возможность открыть северо-восточный морской путь в Китай, но осуществить своего намерения не смог

[108]

.

Для нас бесспорно одно: как только наши предки заняли побережье Ледовитого океана, до Оби, в их сознании родилась мечта о сквозном плавании вдоль морских берегов в Китай и Индию.

Весть о Магеллане

Когда Дмитрий Герасимов в 1491 году работал в библиотеке Ватикана, там трудился Мартин Алонсо Пинсон, известный корабельщик из города Палоса, что близ Севильи. Пинсон склонялся над картами, и ватиканский книжник приносил на стол морехода старинные рукописи.

Пинсону перевели тогда отрывок из одного древнего свитка о том, как царица Савская, повидавшись с царем Соломоном, прибыла в финикийский город Таршиш. Таршиш стоял на месте современного Кадиса, на родине Алонсо Пинсона. Оттуда она поплыла на корабле в сторону заката солнца.

Между севером и югом царица нашла огромную и богатую землю.

На другой карте, которую Пинсону показал книгохранитель Ватикана, был изображен «золотой остров» Зипангу, лежащий в океане тоже на запад от Испании. Земля царицы Савской и остров Зипангу с его золотыми сокровищами были соединены Пинсоном в одно целое.

Вскоре он пустился вместе с Колумбом искать эту благодатную морскую землю.

Если Пинсон и Дмитрий Герасимов встречались у стола «книгохранителя» Иакова, то русский книжник впоследствии должен был с особым вниманием следить за первыми печатными известиями о плавании Колумба и Пинсона.

Поражает быстрота, с которой наши предки узнали и об открытии Магеллана.

Уже при дворе Василия Третьего появилась рукопись «О Молукицкихъ островехъ и иныхъ многих дивныхъ, ихъ же новейшее плаванiе кастеллановъ, рекше испанскихъ…».

«Возвратился есть въ дняхъ сихъ единъ отъ пяти корабль оныхъ»

[109]

, — повествует рукопись.

Она была составлена «Максимилианом Трансильваном», как указал безвестный русский переводчик, может быть толмач Власий. Речь идет о Максимилиане Трансильванском, секретаре Карла Третьего, повелителя Германской империи и короля Испании. Карл снаряжал Магеллана в поход. Королевский секретарь первым поведал миру о возвращении спутников Магеллана в письме к одному кардиналу, и это письмо, изданное в Кельне, было немедленно переведено московскими толмачами.

Следы и здесь ведут к Дмитрию Герасимову. В 1525 году в Риме он познакомился с монсиньором Франческо Чьерикати, «епископом Апрутинским и принцем Терамским».

Всего лет за пять до этой встречи Чьерикати был папским представителем в Барселоне. В его свите состоял рыцарь Родосского ордена Антонио Пигафетта из Виченцы. Этот молодой ломбардец пустился вместе с Магелланом в плавание и возвратился в Европу на корабле «Виктория».