Обер-секретарь Сената Иван Кирилов, поддавшись влиянию Делиля, обозначил в 1734 году Землю Жуана да Гамы на своей карте. Он же предрекал, что Россия вскоре достигнет «своим владением» Калифорнии и Мексики.

Алексей Чириков с присущей ему прямотой выступил против карты Делиля.

«Чаем, что Америка не весьма далече от Чукоцкого восточного угла, лежащего в 64 градусах, и может быть, что от Павлуцкого слышится о самой Америке. А можно достоверится и освидетельствовать о Америке и не доходя к Зуйду до ишпанского владения. А чтоб для одного уведомления Америке иттить до Мексиканской провинции признаваю не для чева», — писал прозорливый Чириков

[234]

.

Величайшая вторая экспедиция Беринга в то время уже двигалась из Тобольска к берегам Тихого океана.

Смерть колодника Игнатия Козыревского

Как только теперь установил И. И. Огрызко, в 1734 году в московской тюрьме умер Игнатий Козыревский.

За три года до этого он приехал в Москву. Сначала у него все шло гладко, «Санкт-Петербургские ведомости» даже печатали рассказ о его походах по Камчатке и Курильским островам

[235]

.

В октябре 1730 года Сенат постановил дать Козыревскому большие по тому времени деньги — пятьсот рублей на постройку Успенского монастыря на Камчатке.

Но вскоре Преображенский приказ, Синод, а затем Юстиц-коллегия и Сенат рассматривали старое дело Козыревского, подозреваемого в участии в убийстве Владимира Атласова. Он объяснял, что Атласова не убивал, а в дело был лишь боком замешан, а что его, Козыревского, должны бы бить кнутом, да не били «за службы ево».

В челобитной, поданной из тюрьмы, Козыревский просил Анну Иоаиновну дать ему «салвис кондуктус (сиречь безопасную грамоту)». Но грамоты этой он не дождался. Сенат же три года ждал справок из Нижне-Камчатска, Якутска и Тобольска.

В декабре 1734 года Сенатская контора донесла из Москвы в Сенат, что второго числа декабря «оной Козыревский умре»

[236]

. Надо думать, что могила исследователя Восточного моря затерялась на том кладбище Преображенской слободы, где хоронили колодников.

Проект Жана д’Акосты

Тридцатые годы XVIII века — время удивительных проектов. Жан д’Акоста, португалец, в 1735 году составил из лондонских купцов содружество для учреждения «новой слободы» в Америке и просил у России покровительства.

В 1735 году изучался вопрос: «возможно ли слободе в Америке вспоможение от сибирских берегов чинить?» Года через два было сказано, что дорогу к американской слободе надлежало бы сыскать от «сибирских берегов через Япон».

Из затеи д’Акосты ничего не вышло: никакой «слободы» в Южной Америке он не построил.

Но здесь любопытно стремление увязать поход в Южную Америку с работами Чирикова и Беринга на севере Тихого океана

[237]

.

Другой авантюрист, Симон Абрагам, в 1736 году просился на русскую службу в качестве руководителя заселения берегов… Ориноко!

В экспедиции Беринга было не совсем благополучно. В те жестокие времена была сильна власть «слова и дела». Гвоздев, Генс, Хитрово, Овцын, Павлуцкий и другие участники экспедиции уже побывали в застенках и тюрьмах.

Кто мутил воду, вырывая из рядов исследователей самых одаренных и смелых людей?

Тайные доносы, ложные оговоры, затяжное следствие с пристрастием вредили делу Великой экспедиции.

В 1735 году лейтенант Петр Ласиниус заплатил своей жизнью за попытку пройти из устья Лены в Восточное море. Из его команды в живых осталось только восемь человек. Остальные погибли во время зимовки всего в ста двадцати верстах от Лены. (Ласиниус должен был прибыть с запада на Камчатку или в анадырское устье.)

Селенгинские геодезисты П. Скобельцын и В. Шетилов, бывшие когда-то вместе с Абрамом Ганнибалом у ворот Китая, теперь искали дорогу к Восточному морю и Большой земле «из Иркутска через Нерчинск».

В 1734–1737 годах они доходили до реки Зеи, исследовали Шилку, Аргупь и Амур. Беринг отправил карту и путевые записки геодезистов в Петербург.

До нашего времени в Центральном государственном военно-морском архиве сохранилось «Дело № 23», повествующее о трудах этих людей. После амурского похода они еще долго работали на Северо-Востоке, смыкая звенья своих съемок от Селенгинска до Камчатки

[238]

.

Призрачная Земля Жуана да Гамы

В 1739 году Мартын Шпанберг вышел из Большерецка во второй «японский вояж». Его манила и призрачная Земля Жуана да Гамы, которую Делиль помещал против Камчатки. На всякий случай Делиль советовал для поисков Земли да Гамы спускаться от Камчатки на юг к Земле Компании, не менее призрачной.

Корабли Шпанберга побывали у первых Курильских островов, а затем прошли там, где должна была находиться Земля да Гамы, но не встретили ничего, кроме морской пучины.

Зато Шпанберг вскоре подошел к Японской земле, простоял возле нее один день, а потом двинулся к северу. Там он увидел группу островов, покрытых густой зеленью. Шпанберг дал им названия Цитрона, Фигурного, Зеленого, Трех Сестер.

На островах высаживался геодезист и рудознатец Симон Гардебол — тот, что ранее состоял в отряде Шестакова и Павлуцкого. Шпанберг после этого посетил остров Матсмай (Хоккайдо) и вернулся в Большерецк.

Лейтенант В. Вальтон, спутник Шпанберга, отделившись от него, отыскал Японию, побывал у острова Хондо. Русские даже посетили дома японцев. Штурман Лев Казимеров расхаживал по японской «слободе» между деревянными и каменными домами и лавками, рассматривал фарфор, пестрый шелк, ел засахаренную редьку и покуривал японский табак. Когда Казимеров возвращался на корабль, его сопровождали японцы. Один из них преподнес Вальтону серебряный кувшин с красным вином.

Вальтон вернулся на Камчатку. Распивая с Крашенинниковым японское виноградное вино, он рассказывал, что в Японии много винограда, золота, жемчуга и сорочинского пшена. Земли Жуана да Гамы они не нашли, а Земля Компании и Земля Штатов оказались всего-навсего только островами Курильской гряды. Так исследователям открывалась истина.

Дмитрий Лаптев, оставшись на зимовке близ устья Индигирки, тревожился за судьбу своего корабля «Иркутск», вмерзшего в лед. Это было в конце 1739 года.

В письме к Николаю Головину исследователь все еще надеялся, что сумеет достичь Колымы, обойти Чукотский нос и бросить якорь у берегов Камчатки.

Лаптев знал решения Адмиралтейств-коллегий: она не сомневалась в том, что с Колымы до Анадыря уже хаживали морем и что нет никакого «сходства» Америки с Азией. Поэтому Дмитрию Лаптеву и надлежало морем или сушей добраться до Камчатки и Анадыря и подробно выяснить истинное положение Чукотского носа. Адмиралтейств-коллегия уже знала, что Чукотский нос «далече в море протянулся» только благодаря старым недостоверным картам. Все же Дмитрию Лаптеву не удалось пробиться к Камчатке сквозь торосы Ледовитого океана. Но налицо стремление к великому предприятию — исследованию каменного порога, разделяющего два океана и сторожащего путь к Большой земле и Камчатке.

Снова Земля Жуана да Гамы!

В апреле 1740 года Алексей Чириков просил Беринга дать бригантину, на которой Шпанберг ходил в Японию. Чириков рассчитывал осмотреть все места, что лежат «от Камчатки меж норда и оста, против Чукоцкого носа и протчия западной стороны Америки». Но Беринг отказал Чирикову, ссылаясь на то, что его предложение противоречит инструкции, врученной капитан-командору в Петербурге. Надо искать Землю Жуана да Гамы!

В столице в свое время Берингу навязали сокровище в виде Людовика Делили де ла Кройера. Это был сводный брат Жозефа-Николя Делиля, выписанный последним в Россию. Недоучившийся семинарист, а затем офицер французской службы в Канаде, де ла Кройер считался «профессором астрономии».