Церковь всесторонне регламентировала и контролировала семейно-брачные отношения. Только заключенный по православному обряду брак считался законным. Но в свадебных традициях сохранялись магические действия, уходящие своими корнями в языческое прошлое: расплетание косы и чесание волос, хождение с караваями, благословение хлебом и солью, осыпание молодых зерном, брачная постель на снопах. Все эти обычаи, призванные оградить молодую семью от злых сил и «дурного глаза», сопровождали свадебные церемонии независимо от социального статуса их участников.

Роды считались делом нечистым, и в Псалтири было записано: «се бо в беззакониих зачат есмь, и во гресех роди мя мати моя». Поэтому роженицу следовало удалить из дома; местом, где происходили роды, часто становилась «мыльня» (баня). Рожали и в городе и в деревне с бабками-повитухами. Чтобы помочь роженице, прибегали как к обрядовой магии, так и к помощи церкви, когда при трудных родах открывали царские врата в храме. Роженица первые шесть недель после родово считалась «нечистой», ей запрещалось ходить в церковь; над ней и новорожденным совершались очистительные обряды от порчи.

Важнейшим христианским обрядом было крещение, которое происходило на сороковой день после рождения ребенка. Если ребенок рождался слабым, то его стремились поскорее окрестить. Церковь придает крещению значение второго рождения, так как происходит приобщение человека к Богу и божественному закону, которому он теперь будет следовать всю свою жизнь. В христианском вероучении крещение — это и включение человека в общество, и закрепление его статусного состояния: «каждый оставайся в том звании, в котором призван». Новорожденному давали имя того святого (или одного из них), празднование которого приходилось на день крестин. Крестины царевичей отмечались большими праздниками, многочисленными подарками, при этом «будет кто подарил скудно, а место или человек богатые, и о том царь бывает гневен, понеже бутто тот человек не рад рождению того царевича». В день крестин отец младенца устраивал угощение: Алексей Михайлович выставлял до 600 ведер вина в кадях и «пива и меду против того вшестеро и всемеро», в других домах угощали неизмеримо скромнее.

Медиевисты давно пришли к наблюдению, что в Средние века отношение к детям было как к маленьким взрослым. Естественно, этО не означает, что у детей не было родительской любви и детства. Но в каждой социальной среде существовали свои цели и задачи воспитания, которые учитывали будущее предназначение царского, боярского или крестьянского сына. Иначе говоря, по рождению полагалось и воспитание. Царевича до года кормила кормилица, которая за это получала щедрое вознаграждение, до пяти лет он рос с мамками и няньками, затем к нему «для бережения и научения» определяли дядьку из бояр. Таким дядькой-воспитателем у Алексея Михайловича был боярин Б. И. Морозов, имевший на него большое влияние. Крестьянские мальчики и девочки с семи-восьми лет приучались к посильному сельскохозяйственному труду, с тем чтобы к пятнадцати-семнадцати годам стать в хозяйстве полноценными работниками. Царские дети воспитывались в изоляции от внешнего мира, никто, кроме приставленных к ним людей, не должен был их видеть. Дети посадских людей, стрельцов или крестьян росли в иных условиях, зная с юных лет посильный труд и «потехи» (например, игры в «свайку», бабки, городки, жмурки, кулачные бои и т. д.). Хотя родительские представления исходили из того, что нельзя давать детям «потачки» и не надо скупиться на наказания, источники сохранили примеры родительской любви и заботы. Письма из тюрьмы раскольницы Е. П. Урусовой к сыну и двум дочерям переполнены нежностью и тревогой за их будущее. Не меньшее беспокойство причиняли взрослые дети. Княгиня Т. И. Голицына регулярно писала письма с наставлениями своему сыну известному государственному деятелю В. В. Голицыну, находившемуся в походе. Большие огорчения доставил своему отцу-дипломату А. Л. Ордину-Нащокину его сын Воин, сбежавший в 1660 г. с дипломатическими документами и казною к полякам. Такой поступок наносил непоправимый удар по родовой чести, а это было хуже, чем смерть. Алексей Михайлович отклонил просьбу отца об отставке, но заметил, что «тебе, думному дворянину, больше этой беды вперед уже не будет: больше этой беды на свете не бывает».

Домашняя жизнь человека в XVII в. представляется довольно замкнутым миром. В записках иностранцев отмечалось «теремное затворничество» жен и дочерей представителей феодальной знати и верхушки горожан. Затворничество не касалось женщин из других социальных кругов. Новые веяния затронули и царский двор. Царевна Софья не только получила образование и вышла из терема, но и стала соправительницей своих братьев.

Иностранцев восхищали ум и красота русских женщин: «с лица столь прекрасны, что превосходят многие нации», «стройны телом и высоки… одежды сидят на них очень красиво», но употребляют чрезмерно много румян и белил. Отношение к женщине оставалось противоречивым. Амбивалентность оценки женщины лежит в христианской доктрине. В Ветхом Завете грехопадение Адама связано с женщиной, в Новом Завете Мария, родив Христа, спасает человечество. Соборное уложение 1649 г. устанавливало разную меру наказания мужу и жене за одинаковое преступление: мужеубийцу обрекали на мучительную смерть, закопав по шею в землю, а женоубийце грозило церковное покаяние. В повседневной жизни власть главы семейства над женой и домочадцами могла быть деспотичной, чему яркий пример отношения в доме стольника А. И. Безобразова. «Домострой», который и в XVII в. оставался кодексом правил по домоустройству, рекомендовал жене со «страхом внимати мужу», покоряясь ему во всем, советуясь «и как в люди ходити, и к себе призвати, и с гостями что беседовати». Из многих глав «Домостроя» видно, что хозяйка одевает и кормит всех домашних, ни минуты не сидит без дела, «не угасает светильник ее во всю ночь». Добрая жена неустанными трудами собирает богатство дома и ценится дороже «камени многоценного».

В XVII столетии в быт верхушки общества входят новые предметы. Австрийского дипломата Августина Мейерберга, посетившего Россию в 1661–1662 гг., поразил московский рынок, где продавали по сходной цене вещи, необходимые «для жизни, удобства и роскоши». Ассортимент привозных товаров включал оловянную и стеклянную посуду, оружие, ткани, вина, пряности, фрукты, табак. Европеизация затронула и домашний быт некоторых вельмож. В доме В. В. Голицына, устроенным на «западный манер», были зеркала, картины, портреты русских и иностранных государей, географические карты, часы, обширная библиотека.

Не утихавшая в XVII в. борьба с «латинством» имела бытовой аспект. Церковь связывала бритье бороды и усов и короткую стрижку волос с влиянием «папистов». Еще при патриархе Филарете в «Требник» было включено «Проклятие брадобритию». Его внук Алексей Михайлович продолжал борьбу с заимствованиями, предупреждая своих придворных, чтобы «иноземских немецких и иных извычаев не перенимали, волосов у себя на голове не подстригали, тако ж и платья, кафтанов и шапок с иноземских образцов не носили и людем своим потому ж носить не велели». Примечательно, что не пройдет и четверти века, как его сын Петр I начнет свои нововведения с бритья бород и введения западноевропейского платья. Правда, уже при Федоре при дворе можно было заметить иноземные костюмы.

XVII век во всех отношениях, в том числе и в культуре, носит переходный характер. Это не эпоха кризиса средневековой культуры, а время поиска и накопления тех составляющих, которые позволят осуществить переход к культуре «разума», культуре Нового времени. Но не следует преувеличивать роль новаций в историко-культурном процессе этого времени. Новое затрагивало незначительную часть общества, русская культура по сути своей оставалась традиционной.

III тысячелетие до н. э. — появление славян в Европе.

VIII–VII в. до н. э. — чернолесская культура.