Робин не определила бы правильной маршировки даже если бы ее увидела — и не слишком об этом беспокоилась. Ее вполне устраивали титанидские подскоки и пританцовывания. Соуза — это, наверное, тот, кто написал этот марш, решила она. Это, впрочем, тоже было неважно. Женщина сказала, что музыка трогает ее вопреки всему — то же самое происходило и с Робин. Она повернула голову, чтобы получше разглядеть свою соседку.

Женщина оказалась ненамного выше Робин, и это ее порадовало. С тех пор как Робин прибыла на Гею, ей уже попалось слишком много гигантов. Лицо женщины в профиль выглядело безмятежным, овеянным какой-то странной невинностью, которая противоречило тому, как она владела своим телом. На вид она была всего несколькими годами старше Робин, но та почему-то решила, что это вовсе не так. Светло-коричневый цвет ее гладкой кожи наводил на мысль о загаре. Сейчас, когда женщина сидела на полке, двигались только ее глаза. И глаза эти явно ничего не упускали. Сидела она так расслабленно, что казалась вообще без костей; но то была иллюзия.

Позволив Робин достаточное время себя поразглядывать, женщина слегка повернула голову и резко переключила внимание. Глаза ее улыбнулись раньше губ, а когда губы подоспели, под ними обнажились ровные белые зубы. Она протянула руку, и Робин ее пожала.

— Меня зовут Габи Мерсье, — сказала женщина.

— Да объединит нас священная менструация… — Глаза Робин широко распахнулись.

— Как, меня еще помнят в Ковене? Быть не может. — Ее улыбка сделалась еще шире, она еще сильнее сжала руку Робин. — А ты наверняка Робин Девятипалая. Я тебя весь день ищу.

Крис прочухался в самой середине пляски. Работая на каком-то механическом уровне, тело его продолжало двигаться — и двигалось оно те несколько секунд, которые потребовались Крису, чтобы его остановить — в тот самый миг, когда сзади на него наскочила здоровенная голубая титанида. На лице у Криса застыла дурацкая ухмылка. Он поскорей от нее избавился.

Но тут кто-то ухватил его за локоть и вытащил из рядов танцующих. Развернувшись, Крис уткнулся лицом прямо в груди еще одной титаниды.

— Я же сказала — надо идти немедленно, иначе я опоздаю на смотр, — сказала она и опустила свою крупную руку в непонятном жесте. Когда Крис никак на это не отозвался, она пригладила другой рукой свои длинные розовые волосы и вздохнула. — Ну ступай же сюда, Крис! Поехали!

Что-то заставило его поднять босую ногу и поставить ее титаниде на ладонь. Назовем это призрачным рефлексом, сказал себе Крис. Тело помнило ту операцию, которую сознание уже успело забыть. Все вышло как надо. Титанида подняла руку, ухватившись за ее плечи, Крис уселся ей на спину. Кожа ее была безволосой, преимущественно желтой, но испещренной бурыми пятнышками наподобие спелого банана. Голыми ногами Крис чувствовал нормальную температуру и текстуру кожи титаниды — совсем как человеческая, только натянута на другой каркас.

Титанида наклонилась и одной рукой обняла Криса за плечи. Большие миндалевидные глаза ее блестели от возбуждения. К вящему изумлению Криса, она смачно поцеловала его в губы. Губы титаниды были так велики, что он показался себе шестилетним ребенком.

— На счастье, любимый. Партнеры и форма у нас уже есть. Теперь нужна только удача. А это ты, мой ненаглядный. — Титанида радостно взвыла, взбрыкнулась и бросилась в неистовый галоп. Крис едва успел ухватиться за ее талию и повиснуть.

Откровенно говоря, происходящее не было так уж для него непривычно. Множество раз он прочухивался от амнезии прямо на бегу или в полушаге — так что Крису часто казалось, что он уже готов чуть ли не ко всему.

Ко всему. Но только не к такому.

Весь мир вокруг был полон яркого солнечного света, пыли, титанид, палаток и музыки. Особенно музыки. Прокатывались целые ее волны, где было нечто, явно сочиненное людьми, но еще больше того, что принадлежало самим титанидам. По всему из этого полагалось выйти законченному акустическому безумию — но ничего такого не было и в помине. Каждая группа прекрасно осознавала, что в этот самый миг делают соседние. Импровизация при этом получалась воистину виртуозная. Группы подыгрывали друг другу, принимали темы, перерабатывали и возвращали для дальнейшего улучшения — более стройные, более благозвучные. Крис с титанидой летели сквозь целые музыкальные семейства: рэгтайм рядом с кекуоками, шаффл рядом со свингом и девятнадцатью разновидностями прогрессивного джаза — каждое как бы с кармашком, откуда время от времени вынималась толика нечеловеческой странности — то ли приглушенная, то ли проясненная.

Какая-то часть этой музыки была Крису просто недоступна. В лучшем случае он мог подумать — да, занятное было бы дело, будь музыка такой. Виды же музыки, которыми располагали земляне, представлялись при этом лишь уголком театра, всего-навсего подмножеством единого музыкального разнообразия. Одна тема, услышанная Крисом, состояла просто из длительных нот, сгруппированных по три-четыре, где каждая группа располагалась в нескольких периодах от тоники. Титанидам удавалось обращать результирующие ритмы, разницу и совокупные тоны в музыку — и только в музыку!

Продвижение по сумятице Пурпурного Карнавала напоминало вояж по внутренностям 50000-канального саунд-микшера с живой электроникой. Казалось, некая Главная Титанида управляет громадной панелью с переключателями, выделяя тут, приглушая там, выбирая одну мелодическую линию, чтобы она почти тут же пропала и сменилась следующей.

То и дело что-то продевалось в адрес его спутницы. (Или вернее назвать ее своей ездовой лошадью? Или конем?) Она обычно махала рукой и отвечала краткой песнью. Затем одна из титанид крикнула по-английски:

— Что это ты везешь, Валья?

— Надеюсь, клевер с четырьмя листиками, — крикнула в ответ Валья. — Мой пропуск к материнству.

Хорошо хоть, теперь Крис знал, как ее зовут. А то выходило так, что она его знает, причем чуть ли не как облупленного, а он нет. — Наверняка она ожидает, что и Крис с нею, по крайней мере, знаком. И уже в сто первый раз он задумался, чего же такого он успел натворить. И что его теперь ждет.

Местом их назначения оказался кратер с выветренными стенами, примерно полкилометра в диаметре. Крис принялся шарить в уме в поисках названия, которое вертелось где-то совсем рядом, и наконец выплыло: «Грандиозо». Дурацкое название — и тем не менее оно казалось верным, как это часто бывало после очередного эпизода. Скала, что возвышалась на краю кратера, тоже имела название, но его Крис вспомнить не мог.

С края Грандиозо он сумел оглянуться и разглядеть лагерь титанид — дикую перебранку, подобную настройке тысяч инструментов, безумное многоцветье, от которого по воздуху отплывала большая пыльная слива.

Внутри чаши оказался совсем другой мир. Там тоже хватало титанид, но они были весьма далеки от анархического разгула тех, что остались снаружи. Покрывающий Грандиозо коврик зеленой травы размечен был решеткой белых линий. Титаниды разбились на небольшие группки, не более четырех на квадрат — будто фишки в какой-то настольной игре. В некоторых квадратах были возведены довольно затейливые, но временные на вид строения, похожие на цветочные плоты. Другие квадраты были почти что голые. Войдя в лабиринт, Валья миновала три квадрата, потом еще семь. Наконец, она присоединилась к двум другим титанидам в квадрате, сравнительно скромно украшенном цветочными венками и набором отполированных камушков. Все это образовывало некий узор, вид которого Крису ничего не говорил.

Валья представила его остальным, причем имя его при этом прозвучало как Фартовый Мажор. Интересно, чего он ей такого наболтал? Одна из двух других титанид была самкой по имени Гитара (Лидийское Трио) Прелюдия. Последним же был самец с более чем странным именем Хичирик (Фригийский Квартет) Мадригал. Валья, как понял Крис, тоже принадлежала к аккорду Мадригал. Их отличала желтая кожа и волосы будто из «сахарной ваты». Ее среднее, заключенное в скобки, имя было Эолийское Соло. Крис сообразил, что эти средние имена титанид указывают на происхождение. Но дальше начинался просто темный лес.