Последний член отряда больше всех радовался своей участи.

За свою краткую жизнь он уже три раза подвергался смертельной опасности, хотя сам об этом не знал. Первой потенциальной его убийцей была его собственная мать. Робин долго и упорно об этом думала, стоило ей увидеть, кого она чудесным образом извлекла из своей измученной матки в страдающий мир.

Совсем недавно его чуть не убил похититель. Сам он смутно об этом помнил. Все произошло так быстро. Он запомнил мужчину, который смотрел на него и улыбался. Мужчина ему понравился.

Вокруг было множество новых людей. Ему это нравилось. И новое место тоже нравилось. Здесь было проще ходить. Он куда реже падал. Некоторые из его новых знакомых были очень большие, со множеством ног. Они были таких восхитительных цветов — таких живых и ярких, что он смеялся от восторга всякий раз, как их видел. Он узнал новое слово: «ти-ни».

Теперь его везла ярко-желтая ти-ни. Поездка ему нравилась. Только две вещи слегка омрачали в общем-то чудный денек. Попка опять была мокрая, и еще он подумывал, не пора ли немного подкрепиться.

Он как раз собрался издать по этому поводу замечание, но тут ти-ни вернула его маме. Мама положила его на спину ти-ни, и он стал с интересом смотреть, как вокруг летают длинные розовые волосы ти-ни. Такие пушистые. Мама тем временем меняла ему пеленки. Ти-ни повернула голову. Ему это показалось страшно уморительным. И мама тоже смеялась! Последнее время она не так часто смеялась. Адам был в восторге.

Робин расстегнула рубашку, и он легко нашел сосок.

Мир обрел полное совершенство.

Добравшись до дальнего конца висячего моста, отряд начал переправляться. Адам уже уснул. Робин тоже хотела спать. Искра больше чем хотела, но по-прежнему тащилась далеко позади остальных.

Они прошли под сводчатым проходом, над которым намалевано было название древесного дома Криса: «Смокинг-клуб». Робин задумалась, что бы это значило.

Преисподняя снова была в пути.

Вышагивая по лесам Северного Гипериона, Гея размышляла о последних событиях. Она была недовольна, а когда Гея бывала недовольна, это чувствовали все окружающие. Один слон не успел вовремя убраться с дороги. Не сбавляя ходу, Гея поддала его ногой. Слон взлетел в воздух и приземлился в сотне метров оттуда, разорванный надвое.

Гея обдумывала программу для очередной стоянки. После долгих размышлений она выбрала «Семь самураев» Куросавы. Затем припомнила еще двоих — тех, что ждали в «Смокинг-клубе». Криса и Сирокко. Так, был, кажется, какой-то фильм 1994 года, где в названии упоминалась девятка. Хранитель фильмотеки наверняка сможет его разыскать.

Тут она вспомнила именно то, что нужно, и громко расхохоталась. Вторым фильмом двойного сеанса станет «8 1/2» Феллини.

Крис ловко скинул яичницу с медной сковороды на земного производства тарелку. Сковорода составляла почти метр в поперечнике. Впрочем, вся его кухонная посуда была примерно таких же габаритов. В основном в гости к Крису приходили титаниды, и покушать они любили не меньше, чем готовить.

Повар из Криса был так себе, но Сирокко это нисколько не волновало. Она махнула вилкой в знак благодарности, пока Крис убирал первую тарелку и ставил на стол вторую порцию яичницы. Сирокко сидела на высоком табурете перед высоким столом, зацепившись ногами за поперечины. Пошире расставив локти и пониже опустив голову, она увлеченно уминала еду. Влажные волосы Фея завязала сзади, чтобы не мешали процессу.

Крис подтащил табурет к столу напротив своей гостьи и на него взгромоздился. Пока Сирокко расправлялась с четырнадцатым яйцом, Крис принялся поглощать те два, что припас для себя. Он то и дело поглядывал на Фею.

Вид у Сирокко был бледный. Очень исхудала. Крис мог пересчитать ее ребра. От грудей остались одни соски.

— Как прогулка? — поинтересовался он.

Сирокко с полным ртом кивнула и потянулась за чашкой кофе — помочь яичнице проскочить. Ей потребовались обе руки. Чашка, понятное дело, была титанидская.

— Ажур, — выговорила она и тыльной стороной ладони вытерла рот. Затем, словно удивившись, взглянула на Криса и взяла салфетку. Сперва Фея вытерла Руку, затем рот.

— Извини, — сказала она и нервно хихикнула.

— Твои застольные привычки меня не касаются, — отозвался Крис. — Между прочим, это и твой дом.

— Да, но свиньей тоже быть ни к чему. Просто так вкусно. Все-таки настоящая еда.

Крис понял, о чем она. Сирокко все последнее время питалась подножным кормом. Но при слове «настоящая» удержаться от улыбки он все же не смог. Еще бы. Под так называемой грудинкой имелось в виду мясо смехача со свиными генами у предков, продукт поразительной гейской системы скрещивания, которая свела бы Лютера Бербанка в сумасшедший дом. Так называемые яйца происходили от одного кустарника, обычного для Диониса. Если их не собирали, из них со временем вылуплялись многоногие рептилии, в чьих экскрементах содержались семена того самого кустарника. На вкус плоды очень напоминали настоящие куриные яйца.

Кофе, как ни странно, был самый что ни есть настоящий, сваренный из семян приспособленного к слабому освещению Геи гибрида. С крушением торговли «Земля — Гея» стало выгодно выращивать кофе на нагорьях заодно с кокаином, традиционным гейским экспортом.

— Конг умер, — проглотив еще порцию, сообщила Сирокко.

— Правда? И кто же постарался?

— Ты еще спрашиваешь?

Крис подумал — и нашел только одну вероятную кандидатку.

— Не хочешь рассказать?

— Если еще грудинки на ту сковороду шлепнешь. — Сирокко ухмыльнулась. Крис со вздохом поднялся.

Пока грудинка аппетитно шипела, Сирокко рассказала Крису про то, что увидела в Фебе. За рассказом прикончила и добавку. Сполоснула тарелку. Потом встала рядом с Крисом и, нарезав громадную буханку хлеба, разложила ломти на поддоне для гренков, — Думаю, он все-таки должен умереть, когда ему раскурочат мозги. Разве нет? — Сирокко присела на корточки и сунула поддон в самый низ плиты, под топку, чье тепло будет медленно его нагревать.

— Наверное. — Крис поморщился.

Сирокко встала и распустила волосы, затем встряхнула их и пробежала пальцами. Крис подметил, что волосы у Сирокко теперь почти сплошь седые. Опускались они чуть ли не до самого пояса. Крис задумался, будет ли она их еще когда-нибудь подстригать. До трепанаций черепа, пять лет назад, она редко отпускала их нижа плеч. Затем ей выбрили голову, и Сирокко, казалось, вновь обрела вкус к длинным волосам.

— Еще что-нибудь расскажешь? — спросил он.

— Опять с Габи разговаривала.

Крис молчал, продолжая ворошить куски грудинки. Сирокко стала рыться в шкафу.

— Что она сказала?

Найдя титанидскую скребницу, Сирокко принялась расчесывать волосы. Она немного помолчала, затем вздохнула:

— Я ее дважды видела. Первый раз примерно за три гектаоборота до того, как на горе Конга оказалась. А еще раз в Тефиде — вскоре после Конга. В первый раз она сказала, что Робин возвращается в Гею. Она не сказала почему. У Робин с собой дети.

Крис опять промолчал. Не так давно он бы кое-что высказал, но с некоторых пор стал кое о чем задумываться. Например — над определением «рационального», смыслом магии, гранью между живым и мертвым. Крис всегда считал себя рационалистом. Человеком цивилизованным. И в колдовство не верил. Хотя он прожил двадцать лет в месте, где ему довелось пообщаться с «Богом», заняться любовью с «Демоном», которая прежде была «Феей», он не принимал эти слова в их буквальном смысле. Гея — низкопробная богиня. Сирокко замечательная, но никаких магических сил — добрых ли, злых — у нее нет.

Перед лицом того, о чем Крис слышал или чему сам был свидетелем, стоило ли тревожиться по поводу какого-то жалкого воскрешения?

Хотя это уже доставило ему массу переживаний. Ведь Габи умерла у него на руках. Никогда Крису не забыть ее ужасные ожоги. Когда Сирокко в первый раз сообщила ему, что виделась с Габи, он взорвался. Позднее стал относиться к этому деликатно, полагал, что его старая подруга впадает в маразм. Впрочем, маразм был слишком простым объяснением. Даже если рационализм следовало выкинуть на свалку, прагматизм по-прежнему оставался в цене, а Крис считал себя прагматиком. Действует, следовательно, существует. А по разговорам Сирокко с Габи можно было очень неплохо предсказывать будущее.