«Стрекозы» были пока что лучшей попыткой земных конструкторов создать самолет, который годился бы для всего. Разрабатывали их, естественно, для земных условий. Окружающая среда Геи, разумеется, существенно отличалась от земной, но почти все различия работали в пользу «стрекоз».

Их двигатели были небольшие, легкие и обладали почти стопроцентной эффективностью использования топлива.

Их корпуса были прочные, опять-таки легкие, жаростойкие, а также обладали способностью менять свою геометрию прямо в полете.

На Земле «стрекоза» глушилась при десяти километрах в час. На ободе же Геи, где атмосферное давление составляло две атмосферы, «стрекоза» могла оставаться в воздухе чуть ли не на скорости пешехода. На Земле ее потолок составлял семьдесят тысяч футов; в Гее же эта способность теряла свой смысл, ибо даже в ступице давление составляло одну атмосферу. «Стрекозы» были приспособлены к высшему пилотажу, могли выполнять такие виражи, которых земной пилот не способен был выдержать без временной слепоты. Короче, ультралегкие, элементарные в управлении, высокомощные, почти не требующие обслуживания, топливосберегающие, высотные, большого радиуса действия...

... и сверхзвуковые.

Сирокко уже несколько раз преодолевала в Гее звуке вой барьер, хотя особого смысла в этом не возникало. У обода скорость звука составляла от тринадцати до четырнадцати сотен километров в час, в зависимости от температуры воздуха. На такой скорости самый длинный полет длился примерно час с четвертью.

Когда Сирокко дала газу в сторону Южной Мнемосины, она была километрах в двухстах от места назначения. Двигатели взревели, крылья сложились позади, втянулись в фюзеляж, а сам фюзеляж сжался в среднее части. Через три минуты машина уже делала тысячу километров в час. А еще несколько минут спустя ужо пора было начинать торможение.

Местом ее назначения была пещера примерно в миле вверх по крутому утесу северных нагорий.

Объявив войну бомбадулям, Сирокко купила оружия достаточно, чтобы вооружить средних размеров банановую республику. Дешево оружие не стоило, а доставка в Гею утроила цену, но для Сирокко это ровным счетом ничего не значило. На Земле у нее денег куры не клевали — а все потому, что жила она немыслимо долго. Деньги же были для Феи Титана всего лишь бумагой — или даже того меньше. Бумагой можно по крайней мере костер развести. Тем радостнее ей было, когда для такого барахла нашлось достойное применение.

На то, чтобы прикончить всех бомбадулей, много времени не ушло. Хватило бы одних «стрекоз», а Сирокко купила еще массу всякой всячины. И множество этой всячины еще ждало своего применения.

Сирокко позволяла мозгу самолета довести ее аж до последней сотни метров, а потом взяла управление в свои руки и ворвалась в пещеру, направляя реактивный выхлоп так, чтобы ввести самолет вертикально. Они быстро вышли из кабины, и Сирокко велела Крису и Робин забрать оттуда все личное снаряжение. Затем она выбрала другой самолет.

Пещера была не маленькая. И самолетов там стояло штук тридцать.

Сирокко выбрала «Богомола-Пятьдесят». «Богомол» был того же поколения, что и «стрекоза», но его назначение заключалось преимущественно в транспортировке. Название машины происходило от того факта, что она могла перевозить пятьдесят человек и немного вооружения. Или — двадцать пять человек и массу вооружения. Или опять-таки — десять человек и такую огневую мощь, которая позволяла сбить целую эскадрилью более старых самолетов или сровнять с землей небольшой город.

Считая Криса за двоих, Сирокко намеревалась взлететь вчетвером. Соответственно она спланировала и боевую часть. Все трое провели следующие полчаса, прикрепляя ракеты к крыльям, заряжая орудие и загружая бомбы. Лазерам же вообще никакой уход не требовался.

Тварь, что липла к вертикальной поверхности центрального троса Мнемосины, отличалась от бомбадуля в той же мере, в какой крокодил отличается от игуаны.

Построена она была по обводам «Боинга-707». Крылья были отведены назад, и четыре прямоточных воздушно-реактивных двигателя располагались именно на них.

Гея, что уже три мириоборота мечтала о подобном монстре, а потом, как обычно водилось, воплотила свою мечту в жизнь, назвала его, а также его братьев и сестер люфтмордерами. Название, написанное английским шрифтом, было вполне различимо на изящном фюзеляже, который радостно булькал полными баками керосина. Буквы названия были снежно-белые, а все остальное — цвета подсохшей крови.

Люфтмордеров было немного. Десять — по всей Гее. Все они, подобно морским уточкам, свисали с тросов.

Пока что жизнь люфтмордера особо не радовала, но он был терпелив. Да, он до сих пор даже не опробовал своих крыльев. Но ничего — все еще впереди.

Развитым интеллектом люфтмордер не отличался, но было бы ошибкой назвать его глупцом. Просто мышление его несколько страдало односторонностью. Зато он был крайне изобретателен в преследовании своей цели. Уже три мириоборота он лип к тросу, питаясь стекающим оттуда керосином. Люфтмордер вполне мог липнуть там еще столько же и даже дольше, но надеялся, что не придется. Он чувствовал, как растет возбуждение Геи. Приказы непременно последуют.

Цепляясь в свою очередь к люфтмордеру, пререкаясь друг с другом среди холодных сосков, что рядами шли по днищам крыльев, висели десятки существ, именуемых ночниками и боковухами. Эти были совсем тупые — досада, но и необходимость. Ночники были покрупнее, боковухи — побыстрее. По крайней мере — в теории. У каждого ночника и боковухи возникала одна-единственная возможность это выяснить, так как восстановлению они не подлежали. Каждый представлял собой органическое существо, построенное на основе скелета из твердого топлива. Мозги их несли в себе разрывные ядра. Ночники и боковухи видели в инфракрасной части спектра и любили все яркое подобно тому, как мотыльки любят огонь.

Люфтмордер не был бомбадулем, хотя родственная связь прослеживалась. Девять аэроморфов, что липли к тросу совсем рядом с ним, однако, вполне походили на бомбадулей — подобно тому, как борзая или доберман походят на чихуахуа.

Люфтмордер был бесспорным флюгельфюрером своей эскадрильи. Пользуясь своим инфракрасным зрением, он внимательно наблюдал, как пока что далеко внизу под ним валандались два самолета. Он увидел, как они на время сблизились, а затем крупный начал газовать намного быстрее и отвалил к северу. Бомбадули хотели тронуться с места, но люфтмордер решил потерпеть. Когда большой самолет отлетел совсем далеко, когда он приземлился там, где, как подсказывал люфтмордеру гейский инстинкт, должен был располагаться источник керосина, флюгельфюрер одну за другой отпустил пять своих мелких сошек и стал смотреть, как они падают к яркому песку.

Однажды тебе непременно нужно будет попристальней к нему присмотреться, — сказал Конел, заметив, как Искра разглядывает юго-центральный трос Мнемосины. — Сомневаюсь, что ты когда-то видела нечто подобное.

— Отсюда он такой тоненький, — отозвалась Искра. — Просто ниточка.

— Эта ниточка километров пять в толщину. И сплетена она из сотен жил. На таких тросах живут животные и растения, которые никогда не спускаются на землю.

— Мама говорила, что Сирокко Джонс однажды на такой взбиралась. — Искра запрокинула голову и нашла место, где трос крепится к сводчатой крыше Мнемосины. — Не понимаю, как она это проделала.

— Она проделала это вместе с Габи. И взбирались они не на такой. Эти идут вертикально вверх. А тот, по которому взбиралась Сирокко, шел под углом — вон как те, что впереди. Видишь, как они под наклоном уходят в спицу Океана? Отсюда вполне можно заглянуть прямо в спицу. Сирокко говорит, эти тросы держат Гею воедино.

— Почему здесь все такое мертвое?

— Из-за песчаного червя. Своими зубами он запросто может подрыть гору Эверест.

— А ты не думаешь... — Ей пришлось помедлить и от души зевнуть. — ... ты не думаешь, что мы его увидим?