Габи задумалась.

— Кажется, могу тебя просветить. Меня это давно интересовало. Почему весь воздух не скапливается на самом дне, у обода? Здесь воздух уже разреженнее, но он все еще для нас хорош, потому что давление у обода выше нормального земного. А при низкой гравитации давление падает не так быстро. На Марсе, между прочим, атмосферы кот наплакал, зато она держится и на приличных высотах. И если поддерживаешь циркуляцию воздуха, атмосфера просто не успевает прийти в равновесие. Таким образом можно по всей Гее создавать подходящее атмосферное давление.

Сирокко кивнула. Затем тяжко вздохнула.

— Ну вот и все. Ты только что разделалась с последним аргументом против подъема. Пищей и водой мы, как будто, обеспечены. Теперь выясняется, что и с воздухом проблем нет. Так что же, стартуем?

— Почему бы нам сперва не обследовать остальную часть стены?

— А какой смысл? Мы уже запросто могли пройти мимо того, что искали. Ни черта тут не разглядеть.

— Пожалуй, ты права. Веди, капитан.

Подъем оказался тяжким занятием. Невыносимо скучный, он в то же время требовал полной сосредоточенности. Мастерства они постепенно набирались, но Сирокко понимала, что так легко, как на тросе, здесь уже не будет.

Единственным утешением в конце первого десятичасового отрезка было то, что они все-таки остались в форме. Сирокко устала и натерла мозоль на левой ладони, но, если не считать легкой ломоты в спине, чувствовала себя вполне сносно. Прежде чем разбить лагерь, они доползли до верхушки дерева и посмотрели вниз.

— Ну, как там твоя система? Можешь измерить высоту?

Габи нахмурилась и покачала головой.

— Сложно. — Но все-таки сложила из пальцев решетку и прищурилась. — По-моему… ай!

Сирокко схватила ее под руку, сама держась за крепкую ветку над головой.

— Спасибо. Классный бы вышел полет.

— Есть же веревка, — заметила Сирокко.

— Все равно. Не хочу болтаться на ее конце. — Задержав дыхание, Габи снова посмотрела вниз. — Ну что тут скажешь? Пол теперь чертовски далеко, а к потолку мы ни на метр не приблизились. И так еще очень долго будет.

— Ладно, хоть три километра-то есть?

— Если тебе так хочется, пусть будет три.

Отсюда вытекала тысяча суток восхождения — если без непредвиденных сложностей. Сирокко застонала и снова уставилась вниз, пытаясь натянуть до пяти, но сердцем чувствуя, что там не то что не четыре, а скорее ближе к двум.

Вернувшись назад, они подыскали две почти параллельные ветви в двух с половиной метрах друг от друга. Натянули между ними гамаки. Потом сели на одну ветку и подкрепились холодной закуской из сырых овощей и фруктов. Наконец, они забрались в гамаки и пристегнулись.

А через два часа пошел дождь. Сирокко проснулась оттого, что на лицо постоянно капало.

Убрала голову и посмотрела на часы. За эти два часа заметно стемнело. Рядом, прижавшись лицом к сетке гамака, негромко похрапывала Габи. Утром у нее наверняка заболит шея. Сирокко подумала было разбудить подругу, но затем решила, что сон — пусть даже в такой позе, пусть даже под дождем — все-таки лучше.

Прежде чем передвинуть гамак, Сирокко сползала к верхушке дерева. Но почти ничего, кроме мутной стены тумана и непрерывного ливня, там не узрела. В центре дождь был намного сильнее. Все, что доставалось их лагерю, составляла та вода, что собиралась на наружной листве и стекала по ветвям.

Когда она вернулась, Габи уже не спала, а капель заметно усилилась. Было решено, что перевешивание гамаков ничего не даст. Тогда они достали палатку и, ножами разрезав несколько швов, переделали ее под навес, который поскорее привязали над своей стоянкой. Потом, отжав мокрую одежду, снова забрались в гамаки. Жара и влажность были невыносимы, но Сирокко так замучилась, что мигом заснула под стук водяных капель по брезенту.

Двумя часами позже, трясясь от холода, они снова проснулись.

— Ну и ночка, — простонала Габи.

Распаковывая куртки и одеяла, обе скалолазки громко стучали зубами. Наконец, плотно закутавшись во все, что сумели найти, забрались обратно в гамаки. Согреться и заснуть удалось только через полчаса.

Легкое раскачивание деревьев этому очень способствовало.

Сирокко чихнула — и по сторонам полетел снег. Легкий, очень сухой снег успел забиться во все складки одеяла. Стоило сесть, как он лавиной обрушился ей на колени.

По краям навеса и веревкам, что поддерживали гамак, висели сосульки. Потрескивали колеблемые ветром ветви, а о промерзший брезент все время стучали падающие льдинки. Одна рука Сирокко, нечаянно вылезшая из-под одеяла, совсем закоченела. Кожа на ней стала трескаться, когда Сирокко потянулась растолкать Габи.

— А? Что? — Габи таращилась по сторонам одним мутным глазом. Другой наглухо закрыли заиндевевшие ресницы. — А, ч-черт! — Тут ее затряс кашель.

— Ну, как ты?

— Вроде бы ухо отморозила. А так ничего. И что теперь?

— Наденем все что есть. И будем пережидать.

Сидя в гамаке, тяжело было этим заниматься, но они справились. Случилась лишь одна катастрофа, когда Сирокко неловко пошевелила онемевшими пальцами — и тут же увидела, как ее перчатка быстро исчезает в клубящемся снегу. Минут пять она материлась, а потом вспомнила, что у них есть еще перчатки Джина.

Стали пережидать.

Уснуть не удавалось. Под множеством слоев одежды и одеял было достаточно тепло, но для лица явно не хватало маски и защитных очков.

Каждые десять минут они стряхивали с себя насыпавшийся снег.

Сирокко и Габи пытались разговаривать, но спица буквально полнилась звуками. Лежа с натянутым на лицо одеялом и прислушиваясь к вою ветра, Сирокко обнаружила, что минуты растягиваются в часы. Помимо воя, слышался и другой звук, еще более пугающий — гулкие щелчки, будто вокруг готовили воздушную кукурузу. То обремененные льдом ветки обламывались под порывами ветра.

Прошло пять часов. И — ничего. Только ветер стал еще сильнее и холоднее. Вот рядом пролетела здоровенная ветка, и Сирокко стала слушать, как она проламывается сквозь обледеневший лес внизу.

— Габи, ты меня слышишь?

— Слышу, капитан. Что теперь делать?

— Страшно неохота это говорить, но надо начинать двигаться. Перейдем на ветви потолще. Не думаю, что эти треснут, но, если рухнет одна из тех, что над нами, мы получим все, что причитается — и даже больше.

— Я как раз ждала, что ты это предложишь.

Казалось сущим кошмаром, что надо выбираться из гамаков. Но, выбравшись из них, было еще хуже стоять на ветви. Страховочные веревки промерзли. Пришлось их в диких муках гнуть и ломать, прежде чем они опять стали похожи на веревки. Когда женщины наконец двинулись, получался ровно один шаг за один раз. Приходилось закреплять второй страховочный конец, прежде чем возвращаться, чтобы снять первый, затем повторять процедуру. Для завязывания узлов были два варианта — один хреновей другого. Можно было завязывать их в перчатках, а также сняв перчатки — но быстро-быстро, прежде чем онемеют пальцы. До того как пройти по ветви, ее требовалось хорошенько обработать молотком и ледорубом. Несмотря на предельную осторожность, Габи сорвалась один раз, а Сирокко — аж дважды. Результатом второго полета стало растяжение мышцы на спине — там, где в нее впилась страховочная веревка.

После часа упорной борьбы все-таки удалось добраться до главного ствола. Ширины его вполне хватало, чтобы удобно сидеть. Но вокруг почти не было веток — и ветер там дул куда злее.

Вогнав в дерево крюки, женщины привязались к нему веревками и снова приготовились пережидать.

— Неохота поднимать эту тему, но пальцев ног я уже не чувствую.

Прежде чем заговорить, Сирокко долго откашливалась.

— И что ты предлагаешь?

— Не знаю, — сказала Габи. — Зато я точно знаю, что мы околеем тут как собаки, если чего-нибудь не предпримем. Надо либо подвигаться, либо поискать убежище.