Песок, разумеется, обещал стать проблемой и для нее, но Фея уже знала, как будет с ним справляться.

Оставив позади мастеров и их труды праведные, она побежала по северо-восточному уголку Фебы. Впереди по изгибу Геи уходила вверх Тефида — желтая, бесплодная и неумолимая.

Сирокко бежала все время, приостанавливаясь лишь там, где хорош был подножный корм. Она знала в Гее тысяч десять съедобных растений, более тысячи животных и даже несколько мест, где съедобна была сама земля. Произрастало примерно равное число и ядовитых растений, причем некоторые были весьма схожи с полезными.

Феба была недружественной территорией — если такие все еще существовали. Когда Сирокко стала уставать, то решила отдохнуть здесь, прежде чем углубиться в Тефиду. Она уже оборотов девяносто не спала, и немалую долю этого времени бежала.

В сумеречной зоне Феба-Тефида Сирокко нашла глубокий водоем. Местность здесь была гористая и каменистая, изобилующая ручьями и голубыми озерами. Вода в них была вовсе не холодная. Порыскав по округе, Сирокко обнаружила залежи голубой глины.

Тогда она села и сняла сапожки, затем рубашку, которую запихала в один сапог. В другой она запихала штаны. Затем вынула из рюкзака аккуратный моток веревки, положила туда ботинки заодно с десятью килограммами камней — и крепко-накрепко его закрыла. Далее, присев на корточки в глине, Сирокко принялась мять и давить какие-то широкие листья. Когда из листьев натекло липкого соку, она смешала его с глиной.

Вскоре глина размягчилась. Сирокко принялась по ней кататься, размазывая ее по всему телу и втирая в волосы. Встала ока оттуда синим демоном с белыми глазами. Слой глины был примерно в полсантиметра, но не трескался и не отшелушивался при ходьбе.

Сирокко опустила веревку в водоем. Та стала разбухать. Привязав один конец к кусту у водной кромки, Сирокко стала погружаться в воду, волоча веревку за собой, — веревку, которая теперь превратилась в прочную дыхательную трубку.

Три метра в глубину — и слабый свет сумеречной зоны исчез. Ощупью Сирокко пробралась на илистый выступ и легла там на спину, положив тяжелый рюкзак на живот. Сунув в рот другой конец трубки, она неспешно задышала.

Одной минуты самовнушения хватило ей для того, чтобы погрузиться в глубокий сон.

Больше трех часов проспать не удалось. Сирокко открыла глаза навстречу прохладному мраку.

Что-то скользнуло мимо; выгнувшись, она схватила незваного гостя, затем толкнулась к поверхности. Уже готовая вынырнуть, Сирокко притормозила и посмотрела, нет ли над водой опасности. Только потом она осторожно высунула лицо на воздух. Вроде бы ничего. Удовлетворенная, она выбралась на берег и взглянула на свою добычу. Так, скальный угорь. Надо же, как далеко к югу забрался он от своего обычного обиталища. Подумав было о костре, Сирокко отвергла эту мысль и швырнула скользкую тварь обратно в водоем. Жареные угри нагорий обладали отменным вкусом, но в сыром виде были жилистые и горькие.

Голубая глина слезала с Сирокко как презерватив. Отменный изолятор!

За свою долгую жизнь Сирокко много чему научилась. В частности — как все время иметь максимум удобств. В число главных удобств входили сухие сапожки — даже если приходится спать под водой. С удовлетворением Сирокко раскрыла рюкзак и вынула их оттуда. Рюкзак был необыкновенный, сапожки — тоже. По степени важности сухая обувь значительно опережала пищу и даже ненамного воду.

Сирокко оделась, натянула сапожки и снова побежала.

Когда выпадала возможность, Сирокко всегда старалась обойти Тефиду стороной. Но на сей раз ей предстояло ее пересечь. Притаившись в последнем клочке зарослей кустарника, она достала свою миниатюрную подзорную трубу и изучила окрестности на предмет пескодухов. Так далеко к северу Сирокко их встретить не ожидала; конденсация от северной стены, пусть даже совершенно незаметная, проникала под поверхность и оказывалась смертоносной для кремниеорганических пескодухов. Тем не менее, основывайся Сирокко только на своих ожиданиях, она бы сюда не добралась.

Привычка путешествовать налегке укоренилась еще двадцать лет назад. По меньшей мере столько же Сирокко овладевала искусством маскировки. Когда Бог и впрямь наблюдает с неба — причем высматривает именно тебя, готовый убить, — следует быть легкой на ногу и как можно более незаметной. В рюкзаке у Сирокко находилось всего десять кило самого необходимого. Обладая в придачу определенными знаниями, она могла слиться с любым окружением.

Сирокко прикинула, что на песках сейчас градусов тридцать девять.

Ничего страшного; она знала, что делать.

Сирокко снова разделась, запихала одежду в рюкзак и принялась копать у основания одного из кустов, на вид мертвого. Впрочем, сухие ветки были только верхушкой растения — далеко не самой любопытной его частью. Они выпускали в воздух излишнюю влагу.

Когда Сирокко добралась до набухших корней, струя воды плеснула на ее голые ноги. Присев на корточки, она сложила руки чашечкой и попила. Вода имела щелочной привкус, но прекрасно подкрепляла.

Достав нож, Сирокко срубила нарост с одного из корней, затем разрезала его пополам. Половинки сразу стали сочиться липким желтоватым соком, который Фея выдавила на ладони и принялась размазывать по всему телу. Естественным цветом ее кожи был тот, который в красочных туристских буклетах именуется «бронзовым». Чудесный цвет — но несколько темноватый для песков Тефиды. Сирокко продолжала натираться, пока не приобрела нужную ей окраску — желтовато-коричневую. Запах сока напоминал можжевельник. Он также представлял собой превосходное средство от угрей — но в этом качестве Сирокко не требовался.

В рюкзаке у нее хранилась добрая дюжина шарфов. Выбрав два подходящих по тону, Сирокко застегнула рюкзак, затем обмотала одним шарфом свои темные волосы, а другим — сам рюкзак. Когда она закончила с камуфляжем, то оказалась почти невидимой.

Босоногая, Сирокко осторожно перебралась через последнюю каменистую россыпь Фебы к покатым дюнам Тефиды. И побежала.

Через двести километров, пробежав уже пол-Тефиды, Сирокко кое-кого заприметила.

Она сделала то, что представлялось благоразумным, — нырнула в песок и принялась извиваться, пока почти полностью не закопалась, подобно скату-хвостоколу на дне океана.

Впрочем, Сирокко наверняка знала, кто это. Как всегда, по телу побежали мурашки, затем гусиная кожа разгладилась. Может, она с ума сходит? Двадцать лет назад примерно здесь, в сотне километров к югу, погибла Габи.

Тут Сирокко стало все равно. Она поднялась. Песок облепил ее с ног до головы. Пот, который так славно охлаждал ее во время пробежки, теперь потек вниз, оставляя свободные от песка дорожки.

Спускаясь по ближнему склону дюны в четырехстах метрах от Сирокко, Габи мерцала в немилосердной тепловой дымке. Как и во все свои появления перед Сирокко, она была совершенно голая. А что, собственно, в этом странного? Почему призрак в загробном мире должен носить одежду? Тело ее было молочно-белым. Поначалу Сирокко чувствовала неловкость — казалось, будто из Габи вытянули всю кровь. Затем Сирокко вспомнила, что до Геи Габи всегда была такой. Они с Сирокко стали единственными загорелыми людьми в мире скудного солнечного света. А потом Габи погибла. Умирая, она, вероятно, была почти черной от ожогов, но сама Сирокко этого не видела, а тех, кто видел, особо не расспрашивала.

— Все чисто! — по-прежнему приближаясь, крикнула Габи.

— Спасибо! В каких пределах?

— Вся Тефида.

Сирокко ждала, пока Габи, исчезнув за последней дюной, стала подниматься по дальнему ее склону. На вершине Габи на миг помедлила, затем побежала вниз. Ступни ее оставляли в песке глубокие отпечатки. Габи была невероятно красива. Сирокко услышала собственный всхлип. Она опустилась на колени, затем осела на пятки. Плечи ее устало сгорбились.