Он заглянул в комнату; его тень плясала на стене в тусклом свете факела, проникшем в это темное пространство. Осторожно шагнул внутрь, остановился, давая глазам привыкнуть к темноте. Воздух здесь был сухой и безвкусный в сравнении с влажной пещерой за дверью. Он разглядел груды металла, блестящая поверхность которого мерцала множеством звездочек в том слабом свете, что проникал сюда. На земле здесь и там лежали тела, древние и изломанные. Здесь убивали друг друга и кончали с собой пираты Кемаля Рейса. Они лежали с саблями в руках на земляном полу.

Майкл продвинулся дальше. Плащ темноты окутал его, зазвучали голоса — тихие, поначалу похожие на гул, словно группа людей разговаривала вдалеке; слова неразличимы, ни один голос не похож на человеческий. Голоса, звучащие все громче, взламывающие его разум.

Майкл пытался сохранить здравомыслие, не пускать в себя голоса, но о чем бы он ни думал, как бы он ни пытался очистить свои мысли, голоса звучали все явственнее.

«Майкл… ты помнишь меня? — шептал злобный голос. — Много лет назад ты думал, что сможешь избавить от меня мир, похоронил, спрятал в германском лесу, но меня невозможно уничтожить».

Ему нужен был свет, факел — что угодно, чтобы рассеять тьму. Он чувствовал себя как ребенок, который боится того, что может таить в себе темнота. Чувствовал, как в нем нарастает первобытный страх, как ему хочется взять ноги в руки и бежать отсюда. Теперь он понимал предостережения монаха о необходимости оставаться на свету, о силе тьмы.

«Майкл, — раздался новый голос. Сент-Пьер не слышал его несколько лет. Когда-то тот утешал его, но теперь звучал раздраженно, мстительно. — Я умираю, и ты заменяешь меня новым отцом, — прокричал голос его приемного отца Алека Сент-Пьера. — Ты уничтожил память обо мне, надеясь создать нечто лучшее. Мэри умерла — и теперь ты хоронишь ее память, заменяя ее, как и меня».

И вдруг Майкл понял, что это всего лишь обман. Голоса будили и проявляли в нем страхи, они были его подсознанием, рвущимся на свободу из пут рациональности, пытались подавить разум чувством вины и стыда, посеять в нем семена паранойи, которая грозила свести с ума. Но как бы он ни пытался взять себя в руки, они становились все четче. Его психика стала похожа на взбесившийся сумасшедший дом.

Но потом ему удалось сосредоточиться на том единственном, что принесло покой разуму; том единственном, что рождалось в нем самом. В его сердце. Кэтрин. Она дополнила его сердце своим. Майкл пустил это тепло в разум, душу, прогоняя голоса, восстанавливая способность к здравомыслию. Он позволил образу любимой войти в его разум, зацепился мыслями за блеск ее волос, глаза, отражавшие чистоту души. Погрузился воспоминаниями в их объятия, в любовные ласки, теплоту и шелковистость ее кожи.

Голоса становились все громче, превращались в сводящие с ума крики, нарушали то душевное спокойствие, к которому он вернулся с помощью КК. Но Майкл знал, как бороться с этим рвущимся в него безумием. Он крепко держался за образ Кэтрин. Засунул руку в карман и сжал в пальцах медальон, вернувшийся к нему вместе с письмом. Не выпуская его, двинулся к выходу, к свету. Пальцы его изо всех сил вцепились в этот кусочек серебра, прогоняя из головы все мысли. Выйти из помещения оказалось куда как труднее, чем войти в него. Тело его преодолевало внутреннее сопротивление, а разум боролся, чтобы не распасться на части; единственное, что удерживало его, — это мысль о КК.

Наконец он развернулся и вышел на свет. Голоса смолкли, словно их и не было, будто его разум погрузился в бассейн безумия, чтобы вынырнуть оттуда совершенно сухим и без всяких воспоминаний о случившемся.

— Что там? — спросил Джианни.

Майкл посмотрел на бойцов, спрашивая себя, смогут ли они выдержать минуту в темноте в этой безбожной комнате.

Сильвиу сделал шаг назад, а Джианни — вперед, освещая фонарем груды золота и драгоценностей, сваленные у стен и переливающиеся в лучах света. Груды монет и кубков, слитков, чаш, доспехов и шкатулок с бриллиантами. Целый корабль драгоценностей, которые каким-то образом были выкрадены из этого места и путешествовали по морям и океанам, а потом возвращены сюда, в эту тайную пещеру высоко в горах, Кемалем Рейсом и его людьми.

Тут было несколько парусиновых мешков, серых и продранных; они лежали в сложенном виде у стены и, казалось, плохо сочетались с богатствами этой комнаты. Майкл, наконец, догадался, что это такое: паруса, громадные паруса, серые, драные и старые.

Сначала он не мог понять, почему эти сугубо морские принадлежности оказались в такой дали от моря, но потом его осенило: в них Кемаль и его люди несли золото в гору, через храм в пещеру.

И наконец, в углу на деревянном поддоне лежали книги, свитки, пергаменты — покрытые пылью, они были скрыты здесь от мира. Сотни документов на носителях, соответствующих времени их изготовления: звериных шкурах, пергаменте, камне, коже и бумаге. Теперь стало ясно назначение смолы, которой была залита дверь: она не пропускала сюда влагу, защищая бумагу, кожи, не давая проникнуть тому влажному аду, который царил в большой пещере. Майклу не нужно разглядывать документы, чтобы установить, что они собой представляют: он читал бирки наверху в библиотеке, где когда-то находились эти артефакты. Он знал, что в них написано, какие тайны они скрывали.

Майкл понял, что богатство этого помещения не в драгоценных камнях и металлах, привлекавших людей Иблиса, а в словах и информации, в той сумме знаний, что хранит загадки тьмы, в ее силе и возможностях, в источниках и тайнах.

— Боже мой! — пробормотал Джианни, не в силах оторвать глаз от золота.

Майкл взял у него факел, понимая, что в этом подземелье ни на миг нельзя оставаться без света.

— Нет сомнений, что бог не имеет к этому никакого отношения. — Он помолчал. — Можете сказать Веню, что мы нашли то, что он искал.

Джианни исчез на лестнице, отправившись за Веню и оставив Сильвиу стеречь Майкла.

— Хочешь посмотреть? — спросил тот, показывая на комнату, наполненную сокровищами.

Сильвиу только крепче ухватился за пистолет-пулемет, игнорируя вопрос. У него не было желания входить в эту комнату. Он считал, что она — корень зла, которое пронизывало весь этот подземный мир. Это место стало наполнять его ужасом с того самого момента, как они начали спускаться сюда. Но ему не хотелось демонстрировать Майклу свой страх.

Сильвиу вырос в Румынии и, хотя вел преступную жизнь и церковь не посещал, все еще цеплялся за свои католические корни[34]. Эта пещера с ее красноватыми отблесками, плясавшими на стенах, и паром, поднимающимся от источников, отражала его детские представления об аде. Хотя умом он и понимал, что стоит на земле, а не в каком-то царстве зла, но никак не мог отделаться от мысли, что оно здесь висит в воздухе, скрывается в тенях, прячется в лучах света, словно подстерегая его, как хищник ждет в засаде свою жертву.

Глядя на Майкла, который входил в эту комнату книг и сокровищ, он почувствовал, как мир смыкается вокруг, будто пещера, наконец, поняла, что он остался один. Сильвиу повернулся, включил фонарик, словно это могло его защитить, не подпустить к нему зло.

Ему хотелось, чтобы Джианни поскорее вернулся с Веню, и он молился, чтобы его отпустило все усиливающееся безумие. Ход времени, казалось, замедлился; его одиночество с каждым мгновением, словно непосильный груз, становилось все тяжелее и, наконец, перевесило страх перед комнатой, в которую вошел Майкл.

Сильвиу осторожно вступил туда — больше не мог оставаться один. Он крепко держал в правой руке оружие, не снимая палец со спускового крючка. В левой у него горел фонарик, который казался ему равным по мощи, а то и более сильным оружием, чем пистолет-пулемет.

Сильвиу пошарил лучом в поисках Майкла, но груды золота тут же привлекли его внимание. Он никогда не видел такого громадного богатства. Да всего несколько слитков могли обеспечить его безбедное существование на всю жизнь. И тут же корысть пересилила в нем не только страх, но и осторожность.