Синди и Веню выпрыгнули с левого борта. КК предпочла правую сторону — что угодно, только чтобы быть подальше от этих двоих.

На спрессованной земле и скалах площадки там и здесь виднелись снежные пятна. Температура в районе около тридцати восьми градусов по Фаренгейту — летний максимум для этой части мира.

Команда Иблиса быстро раскрыла большие ящики, вытащила оттуда стол и разложила его перед Веню, извлекла заранее упакованные рюкзаки и ранцы, палатки и ноутбуки.

Кунчен обошел каменистое поле, местами заснеженное, местами поросшее травой. Время от времени он останавливался, втягивал носом воздух, словно пробовал его вкус. Потом раскинул руки в стороны и закрутился на месте, словно исполняя ритуальный танец. Поднял голову к небу, вглядываясь в него, посмотрел на громадный острый пик, возвышавшийся над ними на несколько тысяч футов. Всмотрелся в снежные вихри по рваным краям вершины — словно на фотографии Анселя Адамса[30].

КК отвернулась от Тсеринга, занятого природоведческими наблюдениями, и обратила взгляд на карту Пири Рейса, разложенную на столе. К ней были приколоты белые бумажки с английским текстом — переводы с турецкого, сделанные Иблисом во время перелета. Сонам, читая бумажки с переводами, придерживал их трепыхающиеся на ветру кончики. Он обратил взгляд на изображение Канченджанги на карте, провел мозолистым пальцем по красной линии, обозначавшей маршрут. Веню, Синди и Иблис стояли, затаив дыхание в ожидании приговора Сонама, но он молчал, его глаза закрывались время от времени, когда он погружался в размышления.

Наконец, он резко открыл глаза, повернулся к Веню с широкой улыбкой, обнажившей неровные зубы, и сказал, показывая на запад:

— Пять часов.

Филипп посмотрел на часы и покачал головой.

— Трехгодичное жалованье за пять часов работы.

— Подожди, пока будем на место, потом говорить о скидка, — сказал Сонам на ломаном английском.

— Можешь не волноваться, — сказал Веню. — Я не буду требовать скидок.

Иблис повернулся к своим людям.

— Закрепите ящики и подготовьтесь. Мы уходим через десять минут.

КК увидела Тсеринга, который шел к отцу. Старший проводник шагал медленно, его глаза остерегающе смотрели на Веню.

— Мы не можем идти, — сказал он.

Тот ничего не ответил, глядя на приближающегося к нему человека.

— Почему? — пролаял Иблис.

— Надвигается буря.

— Буря? — Он посмотрел на голубое небо.

Филипп повернулся к Сонаму — его поднятые брови требовали подтверждения.

Проводник посмотрел на снежные вихри у горной вершины и согласно кивнул.

— Сильная буря.

— Насколько сильная?

— Здесь, внизу, — не страшно. Поставить палатки, разогреть кофе, говорить шутки. Через тридцать шесть часов ходить.

— Тридцать шесть часов? — переспросил Иблис.

— А когда буря доберется сюда? — спросил Веню.

Сонам и Кунчен переглянулись.

— Шесть часов, — сказал Кунчен. Он явно был старшим и имел больший опыт.

— Мы успеем добраться до места, если тронемся сейчас, — сказал Иблис Веню.

— Твоя должна понимать, — вставил Сонам. — Если мы ошибиться, если мы задержка, если на путь будет камнепад, то много новых мертвец на горе.

— Там, откуда я родом, предсказатели погоды часто ошибаются.

— Потому что они знают свою науку по книга. — Сонам рассмеялся. — Мы изучать нашу науку от бог.

— Со всем моим уважением, — сказал Кунчен Веню, поклонившись. — Но там, откуда родом я, никогда не ошибаются.

Веню стоял задумавшись. Посмотрел на одиннадцать бойцов, уже надевших рюкзаки.

— Ты сказал — пять часов? — спросил он у Сонама.

— Если в мире все в порядке. Но я уже тоже чую бурю в воздухе.

Веню повернулся к Иблису.

— Разбивай базовый лагерь. Все закрепить. Если погода начнет портиться, мы вернемся. Возьмем то, что сможем унести, чтобы нас не тормозило в пути.

Над площадкой воцарился деловитый безмолвный шумок — люди Иблиса принялись за работу. Веню свернул карту и сунул ее в свой рюкзак. Иблис схватил чехол с посохом и набросил на плечо. Синди вела себя как рыба, выброшенная на берег: туристские ботинки плохо зашнурованы, куртка распахнута, шапка торчала из кармана, чтобы не портить прическу. Она абсолютно не представляла себе, что ее ждет, словно разум помутился, когда она попала под чары отца.

КК с отвращением тряхнула головой, схватила пустой кожаный тубус из-под карты со стола — бойцы принялись его разбирать. Она смотрела, как они засунули его в самый большой ящик вместе с другим снаряжением и начали закрывать.

— Постойте. — КК подбежала к ним, открыла тубус и сунула в него письмо к Майклу, потом надела крышку и передала чехол бойцам. — Мы берем только самое необходимое.

Боец ничего не сказал, засунул тубус в большой ящик и закрыл его на защелки, а потом и на замок.

Кэтрин оглянулась. Бежать ей некуда. Она ненавидела себя за то, что попалась в эту ловушку, за то, что послушалась Иблиса и верила сестре.

Повернувшись, женщина увидела Веню, Синди и Иблиса — они уже поднимались по снегу и скалам к перевалу в миле от них. Бойцы шли следом парами. КК никогда не думала, что умрет такой молодой, и теперь ощущала вероятность этого сильнее, чем в тюремной камере, приговоренная к смерти. Кэтрин повернулась к двум проводникам, которые молча смотрели на нее.

— Дурная идея, — сказала она, натягивая черную шерстяную шапочку и пряча под нее длинные волосы. Проверила рюкзак, вытащила бутылку воды и переложила в сеточный мешочек на боку, надела солнцезащитные очки и посмотрела на вершину Канченджанги.

— Ты раньше заниматься восхождения? — спросил Сонам.

— Таких восхождений у меня никогда не было.

— По крайней мере, ты уважать гора.

— Что, погода будет плохая?

Кунчен кивнул, посмотрев на Веню с его командой впереди.

— Не волнуйся, — сказал Сонам, улыбаясь своей кривозубой улыбкой. — Ты, кажется, боишься — больше, чем все остальные, — и это хорошо. Может быть, из всех нас ты и выживешь.

Баньо Чодан держал в руках штурвал, направляя свой вертолет над зелеными зарослями во второй раз за последние четыре часа. Бывший пилот индийских ВВС любил свою работу — он возил богатых европейцев и американцев, которые выбирали горы по каталогу, чтобы добавить их в коллекцию путешествий. Когда-то альпинизм считался уделом самых крутых, самых смелых; величайшие вершины покорили только в пятидесятые годы, и в течение следующих десятилетий восхождения были довольно редкими. Этим спортом продолжали заниматься самые образованные, физически развитые люди, любители риска, что частенько приводило к смерти и трагедии. Но теперь, когда у некоторых людей появились огромные излишки денег, они решили, что путь на вершину можно купить, как медали и значки за смелость, как новую пару туфель.

Баньо не возражал, если люди предпочитали Канченджангу Аспене[31], Таити или Африке; он просто взял за правило не входить в дружеские отношения с теми, кого возишь, потому что смертность на Канченджанге куда как выше, чем в Аспене, а гибель клиентов приводила его в уныние.

Чодан вернулся на посадочную полосу и обнаружил там направляющийся к нему по рулежной дорожке «Боинг». Он был больше самолета Веню, который стоял поодаль. При нынешней стоимости авиационного керосина более крупный самолет предполагал, что у его владельцев имеются большие финансовые ресурсы, что и подтвердили темноволосый американец и его крупный друг-блондин — Чодан получил пять тысяч долларов.

Баньо рассказал все, что мог вспомнить о группе европейцев и их глупости — надо же было затеять путешествие не в сезон. Он рассказал об одиннадцати парнях крупного сложения и их военной осанке; о двух гидах — лучших из лучших, каких можно здесь найти; о европейце Веню, его маленьком темноволосом помощнике и его молодой дочери. И наконец, о красавице-блондинке с вызывающим взглядом, второй дочери, девице с характером.