Четыре тысячи их было. В древнем Риме
Камилла, Гракхов мать, могла б гордиться ими.
Шестьсот теперь мертвы. Шестьсот! Сочти, взгляни, —
В кустарнике густом валяются они.
К ним волки крадутся из сумрачной берлоги.
Пробитые виски, раздробленные ноги,
Истерзанная плоть… Таков земной конец
Неукротимых душ, восторженных сердец.
Предательство давно вкруг них во тьме жужжало,
И вот подстерегло — и выпустило жало.
Убиты, скошены, как сорная трава.
За что? За то, что честь, свободу и права
Вернуть в Италию хотели люди эти.
Взгляните, матери, пред вами ваши дети!
Ведь мальчика всегда в мужчине видит мать..
На эти волосы, на золотую прядь,
Прилипшую ко лбу над рассеченной бровью,
О мать, смотрела ты с надеждой и любовью.
Ты видишь этот рот, его немой оскал?
Он песенкам твоим, картавя, подпевал.
Сведенная рука, где в жилах кровь застыла,
Тебя беспомощно и нежно теребила.
Вот первенец лежит, вот младший сын… Увы!
Надежды рухнули! О, как боролись вы
За то, чтоб гордый Тибр катил свободно воды!
Не может молодость не требовать свободы.
Униженный народ хотели вы поднять,
Хотели, чтоб орел на воле мог летать.
Все беды родины, обиды, униженья
Взывали к вам без слов и требовали мщенья.
Всё счесть умели вы — но не врагов своих.
О, скорбь! Теперь ваш сон глубок и вечно тих.
Не вы ль с невестами гадали о грядущем
По звездочкам полей, лучистым и цветущим?
Все кончилось для вас — и солнце и любовь…
И на слуге Христа невинная их кровь!
Небесный посланец, смиренья провозвестник,
Беззлобный пастырь душ и господа наместник!
Священные слова твердят твои уста;
Ты носишь грубую одежду из холста;
Ты с трона папского глядишь во тьму могилы;
К тебе ягненок льнет и голубь белокрылый,
Ты стар, и близится к концу твой долгий век;
На голове твоей давно белеет снег;
Ты проповедуешь высокое ученье
Того, кто возвещал любовь и всепрощенье;
Исполнен кротости, ты молишься за нас…
Скажи: что хочешь ты благословить сейчас
В юдоли, где душа вступает в бой смертельный?
Убийственный огонь винтовки скорострельной!
О Юлии Втором нельзя не вспомнить тут:
Свирепые попы убийство свято чтут.
Под стать им короли, чьи молнии — измены,
Чьи громы грозные трусливы, как гиены.
Зачем французам честь и доблесть в наши дни?
Вдесятером идут на одного они.
Увы, о мой народ! Ты гнусно обесславлен:
Ты псом сторожевым к Италии приставлен:
Ты покоряешься пигмеям, исполин…
Дымящийся ручей струится с Апеннин.
