Дон Санчо, можешь быть спокоен,

Тебе не причиню я зла.

Пусть почернел в походах воин,

Зато душа его бела.

Ворчанье Сида — не причина,

Чтоб ратный долг нарушил он,

А долг мой — выгнать сарацина

И укрепить, король, ваш трон.

Король! Таким, как вы, тиранам

Перечим мы, зато народ

В нужде и в бедах к нам — дворянам

Лесов и вереска — идет.

Нас покорить не так-то просто;

Мы только молвим «нет» иль «да» —

И разомкнулись арки моста,

И ров заполнила вода.

Вдали дворцов, где честь бессильна,

Где попираются права,

Восходит гордость в нас обильно,

Как во дворах у нас — трава.

У старости — упрямый норов.

Частенько, с левой встав ноги,

За что-нибудь своих сеньоров

Мы попрекаем, старики.

И Сиду мил отцов обычай:

Он не стесняет свой язык,

Не слишком держится приличий

И правду режет напрямик.

Тебе целуя туфлю дружно,

Льстецы забыли стыд и честь.

Мы поступаем так, как нужно,

А говорим мы то, что есть.

Уж таковы у нас порядки;

На все здесь добрый урожай,

И лишь лакейские повадки

Сюда искать не приезжай.

Мы злаки сеем по долинам,

Мы травы косим по горам

И, крикам радуясь орлиным,

Уподобляемся орлам.

Мы видим всё: пиры и плахи,

Все, чем твой занят праздный двор;

Мы знаем, как ты шепчешь в страхе:

«А что-то скажут люди гор?»

Мы здесь — в глуши, но мы свободны;

Мы в круг придворный не вошли.

Нас огрубил наш труд походный,

И башмаки у нас в пыли.

С такими, сир, твой меч не сладит;

Мы здесь как равные стоим, —

Как Хиль стоял, мой славный прадед,

С Бозоном, прадедом твоим.

Но чем же ты обеспокоен,

К чему гадаешь, сам не свой:

«Что он замыслил, старый воин,

Подобный туче грозовой?»

Боишься ли, что, взяв за ворот,

Тебя в мой плащ я заверну,

Дворец потребую иль город,

А то и всю твою страну?

Король! Дожить свой век в покое —

Моя единственная цель,

И я не шевельну рукою

За Бургос твой иль Пеньяфьель.

Не лучше ль, от шумихи вздорной

Отгородясь в углу своем,

Быть горцем в деревушке горной,

Чем в королевстве королем?

Я твоего, король, не трону;

Идущий век не двину вспять.

Я Кордову прибавил трону

Не с тем, чтоб Лериду отнять.

Я не прошу твоей Саморы,

Твой Алькалеб — на что мне он?

На что мне твой дворец, который

Слабей аббатства защищен?

И дочь — наследница короны,

И шитый золотом убор,

Каким, верша твои законы,

Гордится твой коррехидор?

На что мне этот блеск непрочный?

И в нем ли счастье старика?

Я встал — и плод срываю сочный,

Нагнусь — и пью из родника!

Мой дом окинув робким взглядом,

Решетки старой слыша звон,

Сир, вы в душе клянетесь адом,

Дрожа за свой неверный трон.

Вам страшно думать, что создатель

Покинул вас в моих горах.

Мой честный меч — о трус, предатель!

Внушает вам и стыд и страх.

Вы, разместив своих шпионов

Вдоль всех тропинок и путей,

Созвали восковых баронов

Из их картонных крепостей.

И все же издали, бледнея,

Со мною речь вы повели.

Так недоверье из злодея

Бьет, как родник из недр земли.

Ужели я ночной грабитель,

Ужели я морской пират,

Что мой высокий посетитель

Столь явным ужасом объят?

Вы ищете в приливе злобы,

Где маг, что Сида изведет.

Вы измышляете, за что бы

Меня послать на эшафот.

Вы палачу, в ночи бессонной,

Твердите, ярости полны:

«Он — меч, над нами занесенный,

Могила — вот его ножны!»

Вы узнаете стороною,

Куда следы мои ведут.

Поверьте, сир, следить за мною —

Бесплодный и ненужный труд.

К чему вам это? Разве мало

Того, что клятву дал вам Сид?

Я ваш вассал, а кровь вассала

Вся королю принадлежит.

Пусть вы хитры, — скажу без лести, —

Жесток ваш нрав и груб язык;

Пусть вы ничто в вопросах чести,

Хотя и первый меж владык;

Пусть, вас увидя, втихомолку

Стремится каждый в тень уйти;

Пусть вы, король, подобны волку

На непроторенном пути;

Пускай вам нелюб Сид и, что бы

Ни говорил, ни думал он,

Ему спасенья нет от злобы

Мерзавцев, окруживших трон, —

Но я, склонясь пред этим троном,

На радость вашему шуту, —

Булат перед мечом картонным,

Пред ложью правда, — вас я чту.

Да, трус! Бесстрашный Сид пред вами

Свою не забывает роль.

Так что еще, скажите сами,

Что сделать мне для вас, король?