3 Апостолу — петля, борцу — тюрьмы объятья. Вы с Джоном Брауном, о Гарибальди, братья! Чего хотели вы? Освободить народ. Везде — от тропиков до северных широт — Ликует произвол и миром управляет, И подлостям служить он совесть заставляет. О, как презренны мы! Как нас унизил рок! Коль плюнет в нас посол, мы примем и плевок. Мы платим за добро монетою расстрела. Ему ты отдал трон? Невыгодное дело! Жандармом нужно стать, чтобы снискать почет. А честный гражданин в изгнании живет! Мы подлы? Ну так что ж! Не станем отпираться: Лизать хозяина нам слаще, чем кусаться. Поверьте, здравый смысл здесь логику найдет: Герою — кандалы, а палачу — почет. Чем недовольны вы? Сведен баланс на славу: Предателя — на трон, святого — на расправу. Резня — солдата долг. Разить солдат привык. Всегда служила смерть в лакеях у владык. К тому ж у лебедя с орлом — любовь без меры. Покорность — наш пароль, картечь — наш символ веры. Солдат — лакей с ружьем. Для папы должен он Добыть и почести и безмятежный сон. Ужель отыщется такой смутьян лукавый, Который посягнуть рискнет на наше право Друг друга истреблять и рабски спины гнуть? Не нужен вовсе нам прогресса скользкий путь! Народ привык к тому, что в цепи он закован. Он тем безгласнее, чем меньше образован, И все, чем дорожить обязана страна, — Налоги, эшафот, невежество, война, — Опору верную себе находит ныне В тюрьме, — не в ратуше, в рабе, — не в гражданине. Спешит всегда вперед свободный гражданин. Коль Гарибальди он, то может в миг один Всё разломать, разбить, нарушить все порядки, И толпы, страх презрев, пойдут с ним без оглядки. Понятно, что король и слуги короля Трепещут и дрожат, о помощи моля, Пока герой штыки или тюрьму не встретит. Маяк, по мненью тьмы, виновен в том, что светит. 4 Неверную избрал ваш Гарибальди цель: Земной наш идеал — не наскочить на мель И, к берегу пристав, отдаться наслажденью. Жизнь человека — тир с пристрелянной мишенью. В чулане честность спит, наряд ее убог… Всех доблестей венец — набитый кошелек! Полезны короли. Мы быстро богатеем, Служа их прихотям, потворствуя затеям. Монарха высший долг — слепое мотовство. Иметь цивильный лист — обязанность его. Да, папа человек, не дух переодетый. Он тоже государь. Ему нужны монеты. Не может он ходить голодным и нагим. Озолотив его, мы бога утвердим. Бродить изгнанником, без крова и без пищи, Пристало лишь Христу. Нам не по нраву нищий. Зачем друг другу лгать? Возьмем любой пример: О повышении мечтает офицер, Мечтает генерал о маршальском мундире… Что может быть важней, чем деньги, в этом мире? Достоин похвалы и славы ренегат, Когда чиновен он, всесилен и богат. Ганноверцы не зря себе снискали славу… А тот, кому нужда и горести по нраву, Пусть кончит жизнь свою на плахе: он — злодей И сеет семена порока меж людей. Пускай на каторге пожизненно томится Диктатор, что казной боялся поживиться. По духу родственны вояка и монах, И папы, черт возьми, не птички в небесах! Чтоб истребить ростки гражданственной отваги, У немцев палки есть, есть у испанцев шпаги, А у французов есть цензура… Точно так Жмет короля народ, как ногу жмет башмак. Разносим же его в кровопролитных битвах. Победу испросив в святых своих молитвах, Духовный наш отец докажет нам, что кнут Прекрасен, коль его Силлабусом зовут. Винтовкою Шаспо мы восхищаться вправе. Прогресс — наш идеал. Он воплощен в зуаве. Свята для нас картечь, и трижды свят шакал, Которого конклав главой своей избрал. В наш неразумный век мы папу уважаем За то, что, совестью бесплодно не терзаем, Умеет от врагов спасти свою казну, Навербовать солдат и объявить войну, За то, что он кричит: «Смерть жаждущим свободы!» Поет хвалы ядру, слагает пушке оды, Не устает твердить: «Убий!» и, наконец, Оружие, и сталь, и порох, и свинец Своим солдатам шлет и, прекратив витийство, Сам снаряжает в бой кровавое убийство. 5 Прижми к груди своей поруганный мандат И гордо в путь иди, наш рыцарь и солдат! Как стойко перенес предательский удар ты… Призывный голос наш услышь, изгнанник Спарты! Изгнанники Афин, тебя мы ныне ждем: Войди сияющий в наш невеселый дом. Скорей! Мы ждем тебя. Сроднило нас страданье. Мы родину хотим создать тебе в изгнанье, Наш не согнувшийся и в пораженье брат. Знай, что изгнаннику всегда изгнанник рад. Тебе мы скажем: «Рим — надежды имя ныне». — «Париж», — ответишь ты. Оденет дымкой синей Нас вечер, и звезда на небеса взойдет И нам покажется предвестницей свобод. Без ненависти нет любви к людскому роду. О, как она сильна, когда попы свободу Грозятся задушить и ввергнуть нас во тьму! Какая ярость в нас бушует… Почему? Да потому, что мы полны любви и боли! Готовы в бой идти мы за народ в неволе, Как за детеныша готов сражаться лев. О брат мой, мы спаслись, крушенье претерпев, И поведем теперь неспешную беседу. Ты будешь вспоминать палермскую победу, Я вспомню горестный, поверженный Париж. Гомера звучный стих ты волнам повторишь И свой продолжишь путь, тернистый и опасный. И вспыхнет вдалеке язык пожара красный. |
