— Коробка с вещдоками была вскрыта, — сказала Кристен после паузы. Не увидев удивления на лице Марти, она приподняла бровь:

— Вы знали об этом?

— Я догадалась, — ответила она. — В коробке кое-чего недоставало.

— Печать, которую я наложила вчера, была вскрыта, а потом снова заклеена.

— В коробке была одна вещь. Стеклянное пресс-папье с фигуркой скорпиона, вплавленной внутрь — его нашли на месте преступления. Вчера вечером я кое-что узнала о нем. Это или смертельная подпись одного из наркобаронов, или уловка, мистификация, — она посмотрела на Кристен. — А сегодня утром его в коробке уже не было.

— Что вы имеете в виду под мистификацией?

— В интернете есть информация, датированная 30-летней и еще большей давностью, об изображениях скорпиона, оставляемых на месте убийств. Стеклянное пресс-папье фигурирует только в данных за последние 10–11 лет. А до этого были пластмассовые скорпионы, бумажные скорпионы, и тому подобное.

Возможный признак мистификации — в том, что я не смогла найти ни одного упоминания о символе-скорпионе ни в одном полицейском отчете, ни в одном городе штата. Ни одного упоминания вообще.

Кристен смяла салфетку и бросила ее на стол:

— И какой вывод вы можете сделать из этого убийства?

— Что вы имеете в виду?

— Ну, я о том способе, который вы описали… глаза, язык — это больше похоже на ритуальное убийство, чем на бандитское. Глаза — значит, он видел что-то, чего не должен был. Язык — чтобы не говорил об этом.

Марти кивнула. Она задумывалась над такой версией.

— Да, и это делает еще более правдоподобной версию с наркокартелем, — она чуть склонилась к собеседнице. — А что известно о здешних бандах?

— Как я уже говорила, я не вполне в курсе текущих дел полиции. Но скорее всего, у них не слишком большие проблемы с бандами. Не больше и не меньше, чем в любом небольшом городе с низким экономическим статусом, вроде Браунсвилля.

— Что это значит?

— Это довольно бедный город. Хотя здесь и есть университет, образовательный уровень жителей низкий. Хорошо оплачиваемых рабочих мест здесь немного, и уровень безработицы выше, чем в среднем по стране.

— Подходящая среда для молодых бунтарей, ищущих признания.

— Да.

— В том числе наркотики…

— Вы имеете в виду наркотрафик?

— И это тоже.

Кристен кивнула:

— Это одна из версий в нашем деле, — она сложила пустые корзинки на столе одну в одну.

— Я не читала документов по делу, так что мне пока трудно сформулировать мнение — является официальная версия прикрытием или нет.

— Я понимаю. Но позвольте мне спросить кое-что. Раз уж ваш лейтенант поручил вам следить за мной, сомневаюсь, что он имел в виду ваше участие в таком обсуждении. Вы делаете это, противореча его приказу? Или это такой тонкий способ получить больше информации?

— Несмотря на то, что он хотел бы знать каждую вашу мысль и каждое ваше действие по поводу этого дела, я не разделяю его позицию. Нераскрытое дело — это нераскрытое дело, и любая помощь со стороны способствует нахождению верного решения. Частные расследования — это благословение, а не проклятие. Так что… я не шпионю за вами. Я скорее удовлетворяю собственное любопытство.

— А что вы скажете, когда он спросит, что вам удалось выяснить?

— Скажу ему, что вы не слишком разговорчивы. Но конечно, я должна буду сопровождать вас каждый раз, когда вы захотите с кем-то встретиться для разговора об этом деле.

— А что если я откажусь от полицейского эскорта?

— Но вы ведь не откажетесь. Потому что вам тоже важно знать, что затевает лейтенант. И если вы откажетесь от сотрудничества со мной, у вас не будет источника полицейской информации.

Марти улыбнулась:

— Вы ему не доверяете, не так ли?

— Совершенно.

— Тогда почему вы все еще работаете здесь? — ее вопрос был встречен тишиной и пустым взглядом. Пристальный взгляд Марти не дрогнул; детектив первой вздохнула и отвела глаза.

От молчания их отвлекла стайка чаек, прилетевших с моря в сторону кафе и рассевшихся на рекламных вывесках. Марти посмотрела на ту птицу, которая приземлилась рядом с их столиком.

— Я давно не бывала на побережье, — сказала она. — Здесь очень приятно.

— Да, тепло. Хотя летом будет душно и жарко, даже бриз не спасает.

Марти снова встретилась глазами с Кристен:

— Извините. Я журналист. Моя работа — задавать вопросы. Я не хотела совать нос в то, что меня не касается.

Детектив просто пожала плечами и встала, собрав мусор со стола в корзинки:

— Наверное, пора вернуться в город?

Марти последовала за ней, подхватив тему:

— Я бы хотела сегодня поговорить с матерью убитого. Как думаете, это возможно?

— Вы с ней созванивались?

— Нет, но Кесара сказала, что она не работает. Она должна быть дома.

Бейли вела машину вниз по 48-му шоссе — назад в Браунсвилль. Хоть у нее и не было причин не доверять Марти Эдвардс, Бейли решила оставить свои мысли при себе. Но от всего того, что описала журналистка, от сломанной пломбы на коробке и похищенной улики, сильно пахло укрывательством. Но этот случай не казался каким-то значимым… почему здесь потребовалось укрывательство?

— Вы на самом деле считаете, что в моем автомобиле были установлены жучки? — спросила Марти.

Бейли быстро взглянула на нее, и снова перевела взгляд на дорогу:

— Да, действительно, это странное предположение, что отделение полиции, захотело бы устроить слежку за журналистом. Но учитывая то, что лейтенант Марш отправил меня следить за вами, да и все то, что вы рассказали об этом случае, меня бы это уже не удивило.

Она выполнила разворот, выезжая на проселочную дорогу, ведущую в район Соутмост, где жила мать убитого.

— И не то чтобы я была параноиком, — продолжила она, — Просто я из первых рук знаю о том, что они так уже делали.

— Что вы имеете в виду?

— Когда я только начинала работать здесь, они были очень раздражены моим появлением. Я даже не подозревала, насколько они разозлились. У меня было чувство, что за мной следят; казалось, они знают все — что я сделала, куда я пошла, где пообедала, что купила в магазине. Примерно через шесть недель я не выдержала и купила комплект зачистки. Он способен обнаружить электронные наблюдательные устройства любого типа. Жучки в телефоне, в помещении, на одежде. Перехватывает и видеосигналы. В общем, настоящая аппаратура Джеймса Бонда.

— И что удалось обнаружить?

— Датчик слежения на автомобиле и несколько жучков в доме.

— И что дальше?

— Я их уничтожила.

— Здорово. И что сказал на это ваш лейтенант?

— Мы никогда об этом не говорили. Конечно, после того как я сломала эти устройства, они поняли, что я знаю о слежке. С того времени я больше ничего не находила, но недоверие между нами осталось.

— Не знаете, зачем им это было нужно?

— Нет. Они ведь ничего не знали обо мне, о моей профессиональной этике. Я тогда думала, что они считают, будто я недостаточно хороша для этой работы. В силовых структурах не так много женщин.

— А что вы думаете об этом теперь?

Бейли пожала плечами:

— Теперь я понятия не имею, что они имели в виду. — На самом деле, у нее появились кое-какие подозрения, но пока она не посчитала возможным поделиться ими с репортером.

Она свернула налево, на Соутмост-Роуд, вниз по улице, которая казалась скорее мексиканской, чем американской. Большинство рекламных вывесок здесь были на испанском языке, написанные от руки. Вдоль улицы одна за другой следовали частные лавочки — автомастерские, ателье, ресторанчики национальной кухни, продуктовые магазины, мясные лавки, прачечные, ломбарды. Между этими заведениями попадались небольшие каркасные дома с крошечными двориками и заборами, скрепленными цепями, у самой кромки узкого тротуара.

— Я думала, что они выставили во дворах товар на продажу, — сказала Марти. — Но эта одежда… они ее просто так сушат, да?