Негритянский персонал госпиталя отказался даже прикасаться к телам несчастных жертв садистов-каннибалов. Мужчины и женщины, пробормотав что-то о мести всем, кто дотронется до убитых, покинули здание. Остался лишь хирург-мулат из Пуэрто-Рико и медбрат из местных жителей. Оба на следующий день были найдены мертвыми, а оставшаяся в живых женщина исчезла.

Даже чернокожие полицейские из Монровии (столица Либерии) отказались ехать на расследование, отослав Буркатти к белому офицеру. Выслушав представителя Красного Креста, он сразу же «поставил диагноз»: это дело рук людей-леопардов. В Либерии они не объявлялись уже давно, но вот в соседней Гвинее… Офицер вспомнил о процессе 46-го года. Тогда, сообщил Перкинс (так звали полицейского), была выдвинута версия, что за всеми страшными убийствами стоял местный колдун, магия которого сводилась к тривиальному гипнозу. Все это делалось ради одного: замаскировать грабежи и подчинить себе местное население. Но Перкинс не верил, что все было так просто. В то время властям нужна была версия, которая как-то могла объяснить происходящее и успокоить людей, и она была придумана. Что-нибудь, заявил полицейский, изобретут и на этот раз.

Он оказался прав. В течение полугода специальная бригада Интерпола, имеющая опыт борьбы с террористами, искала пятнистых братьев. Но тщетно. Они словно растворились. Тогда было сообщено, что зверские убийства совершены бандой уголовников, состоящей из дезертиров. Маскируясь под «пятнистых братьев», они занимались насилием и грабежами.

Похоже, люди-леопарды вновь скрылись в непроходимых джунглях Африки, унеся с собой свои секреты. И главное — ответ на столь интересующий ученых вопрос: способен ли человек стать оборотнем?

Что можно добавить к этим фактам? Вот что писал судья У. Гриффит, участвовавший в расследовании деятельности культа леопарда в 1912 году:

«Я бывал во многих лесах, но ни один из них не показался мне настолько жутким, как западноафриканский буш. В этом буше и его деревнях присутствует нечто, что заставляет мурашки бежать по телу. Буш, казалось мне, пропитан чем-то сверхъестественным, духом, который соединяет животное и человека. Часть этого таинственного духа из окружающей обстановки передалась людям и оказывает влияние на их обычаи. У них есть поразительная способность скрывать то, что они хотят держать в тайне от других. Это результат существования из поколения в поколение тайных обществ…»

В сильном подпитии З. встретил 60-летнюю женщину. Спросил, который час. Та взглянула на часы, ответила. И сделала ему замечание: такой молодой и столько пьешь. Эта фраза оказалась для дамы роковой. В психике молодого человека будто бы сработал некий переключатель, и он вмиг превратился в дикаря. Выхватил нож, который носил с собой, и вонзил женщине в живот. Та попыталась бежать. Но он догнал ее и принялся кромсать спину несчастной. Труп спрятал в кустах, а на место преступления вернулся спустя несколько часов — уже трезвый и с санками. Аккуратно отвез тело в безопасное место, разделал его, а затем (извините за подробности) топором и ножом вырезал часть груди, мышцы, бедра и сложил в рюкзак. Вернувшись домой, он заморозил содержимое рюкзака, а затем несколько недель варил, жарил и съедал… С точки зрения психиатров, З. оказался вменяем.

Эту вполне варварскую историю поведал Анатолий Ткаченко, который возглавляет в Центре судебной психиатрии имени Сербского лабораторию судебной сексологии. По его словам, для медиков такого заболевания, как каннибализм, нет, а есть определенное поведение, которое может быть вызвано совершенно разными причинами и лишь иногда психопатологией.

Как считает Ткаченко, именно со случаев каннибализма и началась судебная психиатрия. В 1825 году, когда во Франции разразился голод, некая дама, работавшая служанкой, дождалась ухода своего хозяина из дома, убила, а затем сварила и съела его ребенка. Поскольку признаков психического расстройства у нее не наблюдалось, судьям было очень трудно вынести решение: уж больно невероятным с точки зрения общепринятых норм выглядело ее поведение. После долгих споров судьи все же решили, что она здорова, а потому — виновата.

Своеобразную историю этого плана рассказал Анатолий Ларенок в статье «В ледяном плену» («Труд», 24.08.96). Главная героиня этого материала, оказавшись после авиационной катастрофы в отрыве от людей, вынуждена была съесть двоих своих умерших от голода детей. Что, однако, не помешало ей в будущем снова выйти замуж, снова родить и вести благополучную семейную жизнь.

Известно немало случаев, когда заключенные, убегая из тюрьмы, прихватывали с собой спутника, чтобы использовать его затем как средство против голодной смерти. Такие сюжеты, кстати, нашли отражение в творчестве Александра Солженицына и Варлама Шаламова.

Случавшиеся и в прошлом столетии подобные истории заставили ученых серьезно заняться проблемой. Прежде всего они выяснили, что поедание себе подобных широко распространено в животном мире. Чайки, к примеру, если их гнезда оказываются ближе чем в 1,5–2 метрах друг от друга, начинают использовать в пищу своих птенцов. Воистину ужасным коварством наделила природа самок богомола. Очень часто они прямо во время совокупления съедают самца и таким образом получают питание для вынашивания потомства.

Данные этнографии свидетельствуют о том, что каннибализм был широко распространен среди древних людей. В некоторых африканских культурах он встречается и поныне.

Человечество, цивилизуясь, постепенно избавлялось от варварских потребностей. В мифологии Древнего Египта говорится о том, что богу Озирису принадлежит честь вывода людей из «полудикого состояния, когда они ели друг друга». Известный психоаналитик К. Юнг полагал, что так называемые инициальные обряды древних людей, символизировавшие переход из подросткового возраста во взрослую жизнь, несли в себе также элемент осознания и преодоления в себе животного, людоедского, по сути, начала. Туземцы восточно-африканского побережья до сих пор воспринимают мужчин, не прошедших через обряд обрезания, как полуживотных. В их представлении есть нечто сходное с современными психологами, полагающими: если человек не осознал свою животную сущность (которая включает в себя и людоедство), то она в итоге оказывается преобладающей и чревата прорывом в самых «неадекватных» формах. Считается, что каннибалистические элементы присутствуют в человеческой природе, но в цивилизованной культуре они не реализуются, а, так сказать, символизируются. Самый простой пример символизации — широко распространенное обращение к ребенку: «Такой хорошенький, так бы и съела тебя…»

Как показывает практика, даже люди с высокоморальными качествами обычно с трудом делают выбор между противоестественным каннибализмом и жаждой выжить. Чувство голода, случается, побеждает. В некоторых случаях причиной, бросающей человека «вниз» по эволюционной лестнице, оказывается психическая болезнь. К примеру, через Центр имени Сербского прошло немало шизофреников, убежденных: если они съедят человека, то приобретут какие-то особые качества. То есть руководствуясь теми же мотивами, что и аборигены, съевшие некогда адмирала Кука…

Но наибольшую опасность, по мнению специалистов, представляют те из окружающих нас людей, которые в силу своей эмоциональной неразвитости совершенно не способны видеть в других таких же людей, как они сами. В группу риска входят бомжи, живущие рядом с нами алкоголики. Для многих из них та грань, которая отделяет человека от животного, уже пройдена.

Вернемся к З. В принципе его патологическую опасность для окружающих вполне можно было бы «просчитать» раньше, полагает А. Ткаченко. Наш «герой» родился и вырос в неблагоприятной семье, родители его практически не воспитывали. Из шестого класса его отчислили за неуспеваемость. Среди сверстников он авторитетом не пользовался, рано начал пить горькую. Возможно, уже тогда у него сформировалось острое чувство собственной ущербности и потребность выместить на ком-нибудь свою злость «на весь мир». Как он сам признался, уже в подростковом возрасте любил душить кошек, сперва приводя их в ярость. При этом ему нравилось смотреть им в глаза и «видеть, как отлетает душа», испытывая при этом «ощущение власти».