Однако еще больше шума наделало рождение в местечке Льямак малыша по имени Эдвин. По мнению врачей больницы «Лас-Мерседес», что в департаменте Ламбаеке, Перу, куда его поместили, у новорожденного был врожденный ихтиоз. Он появился на свет восьмимесячным. Все тело младенца оказалось покрытым чешуей, безгубый рот придавал ему еще большее сходство с рыбой. Чешуя лежала даже на бровях, отчего один глаз не открывался. У него также не было ушных раковин, а вместо носа зияли две дырочки. «Мальчика-рыбу», как его назвали местные журналисты, положили в специальный инкубатор под присмотром зам. главного врача Сесара Накасаки.

Руки и ноги новорожденного также имели неправильную форму. В будущем эти дефекты можно было исправить с помощью хирургического вмешательства, считает Накасаки. У Эдвина нормально функционировали легкие и сердце, он имел некое подобие мужского полового органа, но отсутствовал семенник. По мере того как чешуя сходила, появлялась тонкая кожа розоватого цвета, через которую местами проглядывали внутренние органы. Спустя некоторое время ребенка попробовали кормить молоком, однако тот его не принимал. По мнению медиков, кишечник Эдвина имел какие-то дефекты, система пищеварительного тракта была недоразвита. Поэтому его приходилось прикармливать с помощью зонда.

Нужно сказать, что у родителей Эдвина — Хуана Ипанаке и Гримальдины Контрерас уже есть трое совершенно здоровых детей. Оба признались, что несколько лет назад у них также родился «ребенок-рыба», который умер через несколько часов. Боясь огласки, они тайно захоронили тельце.

Врач больницы Делия Морене считает, что Гримальдина во время беременности, видимо, принимала какие-то препараты или травы, приведшие к резким отклонениям в развитии плода. Однако необходимо все детально изучить, чтобы найти точное объяснение, сказала она. По данным Накасаки, рождение Эдвина — уже третий известный случай рождения подобных детей в Перу. Новорожденные с такими отклонениями обычно умирают сразу же после рождения.

Эдвина не стало на девятый день. Несмотря на применение сильнодействующих антибиотиков, врачам не удалось остановить септицемию и некроз, которые и стали причиной его смерти. Обстоятельства гибели Эдвина вызвали в стране еще большую бурю страха, чем его появление. Санитарка Клара Бенавидес, находившаяся возле умирающего младенца, поведала журналистам такое, от чего у многих зашевелились на голове волосы.

— Он выпустил ужасный дух в виде облака горячего пара. Оно вышло у него изо рта и зависло под потолком, напоминая очертаниями лягушку. Затем облако вылетело в окно, оставив после себя смрадный запах.

Во всей этой, истории самым неунывающим можно назвать отца «ребенка-рыбы»: журналистам он позволял фотографировать сына за умеренную плату в 20 долларов и даже хотел продать труп за 120, но жена не позволила…

Все-таки как должна изматывать жизнь, чтобы решиться оборвать ее прыжком из окна. Или — скользящей по горлу петлей. Зная, что обрывается все: мысль, вздох, взгляд, шум ветра в листве, голоса близких. От чего же должен бежать человек, если смерть ему желаннее жизни?.. От того, что страшнее смерти… Но что страшнее? Что подтолкнуло к самоубийству Ахромеева, Кручину, Павлова?

Известно несколько версий происшедшего. Одни говорили, будто действует таинственная зондеркоманда, спешно убирающая хорошо осведомленных людей, чтобы обезопасить подлинных, оставшихся на свободе руководителей путча. Другие утверждали, будто жертвы заранее прошли психологическую обработку, в них заложена программа на самоубийство, и в час «икс» по условному сигналу (телефонный звонок и голос в трубке, медленно произносящий, например, слова: «Красный мак») человек бессознательно, как во сне, вяжет себе петлю или открывает створки окна.

В ходу оказалось словечко «зомби», означающее — «закодированный человек» или «оживленный мертвец». Заговорили о том, что ключевые фигуры партаппарата прошли гипнотическую обработку, что этим смертникам суждено уходить из жизни по мере того, как следствие будет раскрывать финансовые и другие тайны КПСС.

Что думают об этом сами следователи? В Краснопресненской райпрокуратуре самоубийством бывшего управделами ЦК КПСС Г. С. Павлова занимался молодой следователь Д. К. Бахрушин. Дмитрий Константинович листает папку следственного дела, показывает фотоснимки, вспоминает: Воскресным утром по звонку он выехал с дежурной бригадой на Щусева, 10. Дом особенный, охраняемый. По телефону сообщили: на газоне обнаружено тело.

Первым его увидел слесарь, смотревший телевизор в служебной своей квартире. Он вначале услышал глухой удар, подумал: дети балуются, выглянул в окно, а там… Человек лежал лицом вниз, но слесарь, служивший здесь 13-й год, узнал сразу: Павлов. Взглянул вверх: так и есть, створки окна его квартиры на 8-м открыты.

Первое, что пытался установить Бахрушин, нет ли признаков насильственной смерти. Их не было. Медэксперт, осмотрев несчастного, определил «обширную тупую травму тела», вызванную ударом о землю, и — ничего более. В домашнем же кабинете Павлова Бахрушин обнаружил образцовый порядок. На письменном столе справа, как и всегда, стояла бронзовая статуэтка Ленина — ее легко было сбить на пол, если допустить мысль о таинственных злодеях, выбросивших хозяина после схватки в окно. Аккуратно составлен с подоконника на пол его любимый сувенир — макет танка. Стул — у окна. Шлепанцы — возле. Записка из двух слов — на столе: «Только кремация».

Он был жизнелюбив — по свидетельству близких, — несмотря на девятый десяток. Правда, после августовских событий стал волноваться, когда слышал по телевизору или читал в газетах о финансовых делах партии. Восемь лет не имел к ним никакого отношения, но любое слово о валютных операциях КПСС его задевало. Говорил ли он обо всем этом по телефону? Установить не удалось. Домашние, во всяком случае, не слышали. Встречался ли с кем-то из бывших сотрудников? — тоже неизвестно. Скорее всего — нет, утверждают близкие. В их доме, заселенном работниками ЦК партии, не принято ходить друг к другу в гости.

Словом, Бахрушин не обнаружил ни следов насильственной смерти, ни признаков доведения до самоубийства, на которое Павлов пошел со свойственной ему обстоятельностью: утром последнего дня побрился, даже позавтракал, сказал своим, что будет в кабинете, и вышел. Навсегда. И еще его домашние вспомнили: незадолго до этого дня в разговоре о самоубийстве Кручины Георгий Сергеевич категорически не согласился с его признанием в предсмертной записке. Нет, он не трус, сказал Павлов. Лишить себя жизни может только мужественный человек. Подумав, добавил, что так бы не смог.

Можно допустить, что Н. Кручине, замешанному в квартирных и финансовых операциях последних лет, было что скрывать. А Павлову? Неужели не «поросла быльем» его деятельность.

Какие же тайны унес с собой Павлов? Этот вопрос остался за пределами следствия, выяснившего — сам или с чьей-то помощью распорядился он своей жизнью. Следователь Бахрушин убежден — сам. Но — почему? Боялся разоблачения? Какого? Ведь валютные операции КПСС были как бы легальными — наши состоятельные коммунисты делились средствами с малоимущими «братскими» партиями. Но — только ли? Ведь КПСС стала вкладывать громадные суммы в отечественный и зарубежный бизнес. Для кого отмывались эти деньги? Для тех, кто, разумеется, был заинтересован в молчании двух управделами ЦК КПСС.

Следствие не установило ни в одном из этих случаев признаков доведения до самоубийства. Но, как объяснил мне Бахрушин, он, расследуя самоубийство Павлова, имел в виду традиционные способы — угрозы, шантаж. А если были применены нетрадиционные?..

В январе 1992 года обитатели шахтерского поселка Хьюитауна в Алабаме начали жаловаться, на то, что по ночам им не дают спать какие-то необычные звуки. Что интересно, лишь один из десяти жителей слышал этот странный то ли гул, то ли жужжание, которое, по их словам, хотя и не было так уж громко, но многих раздражало настолько, что болела голова, начинались мигрени, их даже рвало и вообще действовало на нервы. Скоро Хьюитаун превратился в центр безутешных лунатиков, и давление прессы на местные власти было столь тяжким, что тем ничего не оставалось, как попытаться разыскать источник шума и подавить его. Это, однако, было легче сказать, чем сделать. Те, кто его слышали, никак не могли определиться, откуда, собственно, он идет, а специалистам по шуму ничего не приходило в голову по поводу его источника.