«Это случилось со мной 18 июня. Мы с женой, дочерью и зятем ездили в Серпухов на присягу внука, — пишет пенсионер из Твери Николай Иванович Соболев. — Чтобы успеть, выехали накануне вечером, ночь провели в Москве на вокзале, потом ранним утром сели на электричку, патом — автобусом до воинской части… Я перенервничал, устал. И потому, когда уже возвращались домой, задремал.

И вдруг я оказался дома. Отчетливо виделись все предметы, настроение стало приподнятым, радостным. Прошелся на кухню, вернулся к входной двери, взял стул, поставил в середину комнаты, сел на него и… очнулся в поезде. Рассказываю жене и дочери, что только что побывал дома. Они посмеялись, сказали, что проверят, если стул, который обычно стоит в углу, выдвинут, значит, я и впрямь улетал из поезда.

Когда вернулись, первым делом все пошли смотреть, где стоит стул, а он в центре комнаты, как я и описывал!»

«Существует ли в природе такое явление, которое способно перенести человека из настоящего времени в далекое прошлое? — спрашивает экспертов комиссии „Феномен“ житель Санкт-Петербурга А. Волжанин. — А если нет, то как тогда можно объяснить то, что случилось со мной и моими друзьями?..»

Эта загадочная история произошла летом неподалеку от станции Сосново. Если верить Алексею Ивановичу, то дело обстояло так.

Вместе с двумя товарищами, работающими с Волжаниным в одном конструкторском бюро, Алексей Иванович отправился на рыбалку. В пятницу вечером загрузились в старый «москвичек» и отправились в путь. Дорога от Питера до Карельского перешейка занимает всего несколько часов. А там целая система озер, объединенных одним названием Вуокса. Прозрачная вода, отменный клев, красивая природа. Одним словом, рай для рыбаков.

Друзья давно уже открыли для себя эти места, и схема была отработана — вечерний выезд, ночевка на берегу озера у костра, лов на утренней зорьке, обед и возвращение домой. Оставались еще вечер субботы и целое воскресенье, чтобы посвятить их любимым женам и детям.

Но в этот раз все пошло наперекосяк. Они уже подъезжали к заветному месту, когда разразилась гроза. Молнии лупили в деревья, обступившие шоссе, отражались в мокром от дождя асфальте. Одна из вспышек была столь близкой и сильной, что Волжанин, сидевший за рулем, на мгновение ослеп. Этот миг чуть не стал роковым для рыбаков. Машина соскочила с дороги и правой задней дверцей зацепилась за толстую сосну. Волжанин и Сига-лев, сидевшие впереди, отделались легким испугом. А вот инженер-конструктор Семен Яковлевич Эльбман получил серьезную травму. Осколки бокового стекла рассекли ему кожу на лбу. Помимо всего прочего, он еще, наверное, получил сотрясение мозга, потому что, когда друзья вытащили Эльбмана из машины, он не мог удержаться на подкашивающихся ногах.

Что было делать незадачливым путешественникам? До ближайшей станции — несколько десятков километров. С раненым товарищем одолеть их будет нелегко. На шоссе, как назло, ни одной машины. И… тут Сигалев заметил поодаль огонек. Это светилось окошко. Оставив машину, друзья подхватили Эльбмана с двух сторон и повели к домику. На стук дверь открыла старая женщина. Ни о чем не спросив, ничего не сказав, она отступила, пропуская в дом промокших и несчастных рыбаков.

«Это сейчас задним умом я понимаю, что все в этой истории сплошное нагромождение нелепиц, — пишет А. Волжанин. — Откуда там взялся дом, если мы столько раз проезжали мимо и ничего не видели? Но в тот момент мы были словно завороженные и ничему не удивлялись. Ну, дом, взявшийся невесть откуда… Очень Даже кстати! Ну, свеча, освещавшая комнату… Может, от грозы электричество вырубилось! Ну, странная хозяйка, не проронившая ни слова… А может, она немая!»

Женщина накормила бедолаг горячим супом. Промыла Эльбману лицо каким-то отваром, сделала компресс. Утомленные, они улеглись на постеленные на пол одеяла и крепко уснули. А проснулись… уже под открытым небом!

— Это было как наваждение какое-то, — признаются друзья. — Гостеприимный дом исчез. Вместо него стояли полуобвалившиеся стены, сложенные из гранитных валунов, с пустыми оконными проемами. Мы тщательно обследовали развалины, — судя по всему, это была старая водяная мельница, стоящая над ручьем. В ее существовании ничего загадочного не было. Она осталась от финнов, которых турнули с Карельского перешейка после финской войны. Там немало еще таких развалин. Но куда делся дом, где мы ночевали? Не перенесли же нас сонных в другое место? Да и нет там поблизости никаких домов. Позже мы исходили этот участок вдоль и поперек. Ничего нет. И еще одна странность — утром оказалось, что от раны на лбу Семена Яковлевича осталась темно-коричневая полоса. Да и та скоро побледнела и исчезла.

— Не сомневайтесь, — пишет инженер Волжанин. — Эта история — чистая правда. Можете проверить у сотрудников местного ГАИ, которые помогали нам отбуксировать машину. Они же сказали нам, что нечто похожее произошло с еще каким-то человеком в 1982 году, угодившим в аварию в том же месте. Он тоже рассказывал, что ночевал у какой-то колдуньи на мельнице…

— Что же это было? — спрашивают любители рыбной ловли. — Может, мы побывали в ином измерении или в довоенном прошлом, когда здесь еще жили люди? Или нам это все пригрезилось?

Немногое осталось сегодня от старой Москвы. Особенно не повезло Центру: тут сносили целые кварталы. Исчезла Собачья площадка, нет больше Зарядья, залиты асфальтом сады на Садовой. Но некоторые уголки старой Москвы еще чудом уцелели. Один из них — знаменитые Патриаршие пруды, в народе — Патрики.

Когда-то, давным-давно, здесь были пруды да Козье болото, память о них осталась в названиях прилегающих переулков: Козихинские, Трехпрудный. А потом выросла здесь патриаршая слобода, и оставшийся пруд стали называть Патриаршим.

Шли века, и стали замечать люди, что место это какое-то непростое, своего рода заколдованное. Началось с того, что время от времени стала пропадать живность с патриаршего двора. Про гусей да уток чего ух и говорить! Но бывало, что и свинья, если ночью подойдет к пруду напиться или в прибрежной грязи поваляться, пропадает. И пруд-то небольшой, и глубина вроде бы не очень, а вот поди ж ты! И сколько ни шарят потом баграми — ничего.

Мало кто знает, что в архивах 9-го отделения милиции хранится документ. Суть его в следующем. Во время войны следить за прудом было некому, и окрестные мальчишки вовсю ловили рыбу и купались в Патриках — так старожилы называют это место и до сих пор. Десятилетний Миша К. поспорил с приятелями, что переплывет пруд. Было около девяти часов вечера. Мальчик разделся и поплыл. На середине пруда он вдруг дико закричал и камнем ушел под воду. Напуганные ребятишки разбежались и о происшествии рассказали взрослым только на следующее утро. Принятые меры розыска никаких результатов не дали: тела так и не нашли…

Нет, не случайно, наверное, первый свой визит Воланд нанес именно на Патриаршие пруды. Не случайно совсем рядом стоит особняк Берии. И говорят, что по вечерам тут можно услышать звук подъехавшей машины, стук захлопнувшейся дверцы, медленные тяжелые шаги. Услышать — и ничего не увидеть. Здесь, на тихой Спиридоновке, на Вспольном, в Гранатном появляются тени, беззвучно уходящие в стены домов…

Недавно бойкие кооператоры решили организовать на Патриарших прудах рыбную ловлю. Поставили фургончик с прокатной рыболовной снастью, запустили в пруд лещей да карасей и приготовились собирать барыши. Поначалу все шло нормально: два дня берега были усеяны рыболовами. А на третий — как отрезало: ни одной по-. клевки. Кооператоры еще партию рыбы запустили. Забросили сеть — хоть бы одного малька достали! Плюнули — и смотали удочки.

Вот что еще интересно. Летом на пруду и утки, и лебеди плавают. Но только днем! На ночь все в зоопарк перелетают, благо недалеко. И еще старожилы говорили: ни одна окрестная собака или кошка близко к воде не подойдет.