— Monsieur, je vous en prie, aidez-moi…[30]

Я ничего не понял, так как на французском знал лишь пару ругательств, выученных по фильмам, но человек за моей спиной тут же перешел на межмировую речь:

— Месье, я прошу вас… я умоляю…

Как бы то ни было, на ревуна это не было похоже. Я повернулся и присмотрелся к лицу опирающегося на руки человека. Линзы — подарок Ками — здорово помогали. К тому же красноватые блики из дверного проема догорающего дома подсветили бледное лицо без всяких признаков крови или уродливой гримасы, характерной для больных львиным зевом.

— Месье, я не болен, вы можете подойти: заразы нет…

Как же, знаем такие песни! Только подойдешь, а тебя — хап! Неважно как, главное что — хап!

Тем не менее я немного приблизился к подозрительному человеку. Возможно, потому, что отчаяние и страдание в его голосе были слишком естественны для притворства.

— Что с ногой?

— Мародеры, месье. Подстрелили и ограбили. Я уполз в торговые ряды, попытался перевязать, но кровь все равно идет…

— Давно?

— Еще светло было. Я пришел поискать продуктов, и вот…

Я подошел еще ближе. Действительно, нога человека была перемотана какой-то темной тряпкой, похоже разорванной курткой. Судя по бледному лицу, раненый потерял много крови… Вот блин! Да он же совсем мальчишка!

— Месье, мне нечем заплатить вам, но если вы поможете мне добраться до моего дома…

Я, еще раз оглядев рыночную площадь — безлюдье и тишина, — склонился над раненым. Действительно: паренек лет пятнадцати-шестнадцати, не больше.

— Как зовут?

— Кристиан, месье… Кристиан Клавье.

— Далеко живешь?

— Улица Руж, это верхний конец города, знаете?

Парнишка осекся, сообразив, что это вряд ли нужные сейчас слова.

— Вот что, Кристиан, — я присел над откинувшимся на спину раненым, — тащить тебя так далеко я не буду. Лучше давай расположимся в одном из домов и попробуем справиться с твоей раной, хорошо?

Парень кивнул.

— И скажи, это оружейная лавка сгорела?

— Нет, винный склад… Оружейная лавка недалеко отсюда… несколько домов…

— Понятно. Ты уж молчи лучше, не трать силы.

Я ухватил парня за подмышки и потащил, пятясь, вдоль разграбленных магазинов. Раненая нога волочилась по брусчатке, и Кристиан стонал от боли, но никакого другого способа транспортировки я предложить ему не мог: найди я какую-нибудь тележку, парня все равно бы трясло немилосердно. Да еще и время на поиски тратить…

К тому же мне не нравились согнутые тени, что появились со стороны улицы, по которой я пришел к рынку. Тени не проявляли особой агрессивности, но понемногу ковыляли в нашем направлении, вызывая естественную в таких обстоятельствах тревогу. Это, конечно, могли быть совершенно безобидные рыночные бомжи, но мы были не на Земле, а местные бомжи наверняка первыми перемерли от заразы, захватившей город.

Я тащил мальчишку, вывернув шею, чтобы видеть путь, пристально вглядывался в вывески на домах и внутренне молился, чтобы оружейная лавка не оказалась разграбленной. Такие магазины обычно укрепляют больше, чем склады овощей, так что шанс был, хотя, если ее уже разграбили, то какой смысл в моей молитве?

Один дом, другой…

Тени стали увеличивать скорость своего перемещения, словно не желая упускать меня с моей ношей из поля зрения, Я также ускорился, стараясь держать дистанцию. Тени, раскачиваясь и прихрамывая, надбавили еще…

В конце концов я взвалил Кристиана на плечо и побежал, усиленно перебирая полусогнутыми ногами и истекая потом от напряжения.

Еще один длинный склад, двери выбиты, под ногами захрустела какая-то крупа, затем что-то зачавкало. Господи, только бы не поскользнуться!

Магазин с разбитыми витринами, среди осколков стекла валяются рулоны ткани — мимо!

Оглянулся назад, снова выворачивая шею: тени движутся не отставая, настойчиво меня преследуя. Ходу, Лёха, ходу!

Уличное кафе, очевидно, здесь перекусывали торговцы и пропускали стаканчик грузчики. Возможно, что за этими, теперь поломанными и перевернутыми, деревянными столиками заключались сделки по купле и продаже, краснощекие мамаши поили лимонадом и кормили пирожными своих непоседливых детишек, но теперь здесь все разбито, разгромлено…

Мимо!

Дыхание рвет легкие, ноги подкашиваются, в голове — красноватый туман. Кажется, что кровь вот-вот порвет жилы на висках и брызнет тугими фонтанчиками.

Держись, Проходимец, держись…

Двухэтажное здание с окрашенным белой краской балконом, между перил торчит оголенная нога, по форме — женская…

То ли бордель, то ли просто гостиница при базаре, а может, еще что, — бегу мимо!

Слабость накатывает все сильнее, такое впечатление, что тело просто отказывается двигаться дальше. Я буквально продавливаю себя через заполненный вонью воздух, что вдруг стал плотным, словно круто сваренный кисель. Худенький Кристиан давит словно туша на пару сотен килограммов. Чего же я такой слабый-то а? Может, и впрямь заболел, заразившись этим самым львиным зевом? Так чего же я бегу? Чего тащу этого парня? Какой смысл?

Сзади доносится низкое хрипение, и я продолжаю бежать. Глаза заливает едким потом, у меня мелькает мысль, что это, может быть, и кровь потекла — я же заражен…

Какое-то темное здание, тоже двухэтажное. Окна на втором этаже разбиты, в первом этаже окон нет, но в обшитых досками стенах — проломы, крыльцо разнесено в щепу, вывеска валяется на земле…

Тоже мимо! Хотя…

Стоп!

Вывеска, на которую уже ступила моя нога, была небольшой и без особых изысков: два скрещенных ружья на белом фоне — просто и понятно. Оружейная лавка!

Если бы на моих глазах не было линз, подаренных мне Ками, я вряд ли бы разглядел эмблему, нарисованную на затоптанной грязными ботинками доске. Присмотревшись к дому внимательнее, я заметил, что за первой, вырванной с петлями деревянной дверью скрывается вторая — металлическая, и главное, уцелевшая, а в проломах дощатых стен виднеется массивная каменная кладка. Целехонькая, между прочим. Такую только тротилом взрывать, причем — долго и нудно. Значит, мародеры здесь были, да ушли ни с чем. Что ж, будем надеяться, мне с моей ношей повезет больше.

Я кулем свалил Кристиана на остатки крыльца. Парень вскрикнул и, похоже, потерял сознание от боли, но это сейчас было не важно. Важнее было как можно скорее расстегнуть ножны с «Кото-хи», выпустить светящееся льдистое лезвие из рукояти, оглянуться…

Быстро движущиеся, сопящие тени были совсем рядом — полсотни метров, может чуть больше. Я запустил лезвие «кинжала» в щель между дверью и косяком, бывшим толстенной стальной балкой, повел вниз… «Кото-хи» наткнулся на какое-то препятствие, я поднатужился, перерезая его, затем преодолел еще одну преграду, и… дверь еле заметно подалась, не сдерживаемая больше языками замков. На дверной пластине была литая металлическая ручка, так что распахнуть тяжелую створку и втащить обмякшего парня в темноту за проемом было делом двух секунд. Хрип и сопение раздавались совсем рядом, когда я потянул на себя дверь, отгораживаясь от преследователей. В следующий момент стальной лист вздрогнул от удара — кто-то из преследователей врезался в дверь, окончательно закрывая ее. Нас с Кристианом спасло то, что створка двери открывалась наружу и у вырвавшегося вперед преследователя не хватило ума вставить в щель ногу. Однако в этом был и недостаток: я не мог помешать открыть дверь просто забаррикадировав ее чем-то тяжелым изнутри. Я уперся ногой в косяк, изо всех сил таща дверную ручку на себя, и лихорадочно зашарил свободной рукой по поверхности стального листа. Пальцы нащупали спасительный силуэт массивного металлического засова, который я тут же задвинул, основательно прищемив кожу на ладони. В дверь продолжали ломиться, но она даже не вздрагивала от толчков снаружи, только металл глухо отзывался на удары. Можно было быть спокойным: если кто-то действительно захочет взломать этот стальной монолит, то ему понадобится пушка.