— Что он говорил?
Я осторожно взглянул на Луку, опасаясь увидеть насмешку, но врач был внимателен и серьезен.
— «От нее не скрыться, тебя хочет, тебя ищет, шею твою чует, лезвия остры… — принялся вспоминать я и тут же осознал, что помню практически дословно весь тот бред, что нес криворотый Петенька. — Словно ночь она черна, глаза светятся, светятся — все видят! Кровь, кровь, много крови! Мясо горит, как солома…»
— Мясо горит, как солома, — задумчиво повторил Лука. — Очень похоже на нынешнюю ситуацию, вы не находите?
Я молча смотрел на врача. Мне не хотелось ничего находить. Мне хотелось находиться как можно дальше от этих джунглей.
— Пойдемте-ка к лодке, — предложил Лука, очевидно поняв мое состояние. — Кажется мне, что, чем дальше мы отсюда уберемся, тем лучше для нас будет.
И снова мы шли через джунгли, по узкой, петляющей в зарослях тропинке. Только на этот раз на каждом человеке висело по несколько десятков килограммов железа: Шварц все-таки настоял, чтобы мы взяли практически все стволы, что подобрали в деревне. Сумки и ящики с патронами весили еще больше. Так что с меня сошло семь потов, пока мы добрались до места, где нас должна была ждать лодка.
Лука с видимым облегчением спустил с плеча связку винтовок и тихонько свистнул, пытаясь подражать какой-то местной птахе. Ответом ему была тишина.
Я рухнул на землю рядом с сопящим, раскрасневшимся Шварцем. Толстяк задыхался и вытирал лицо грязным платком, но внимательно разглядывал русло реки. Река оставалась пустой, словно нас и не слышали.
Лука свистнул еще, потом еще — безрезультатно.
Лодки не было.
Глава 11
Больной, не занимайтесь самолечением! Врач сказал: «В морг!» — значит — в морг!
Ответственная медсестра
Минут пять мы сидели молча, восстанавливая дыхание. Очевидно было, что комментировать ситуацию никому не хотелось. Пасо и Фернан тоже не спешили поделиться впечатлениями, но растерянные взгляды, которые они бросали то на реку, то на нас, говорили сами за себя: парни также были подавлены произошедшим.
Бывают такие случаи, когда не знаешь что сказать: вроде и эмоций много, но слова не идут на язык, хоть ты тресни. В подобные моменты упадка и разочарования как раз и проверяется материал, из которого слеплен человек. Раскиснет — значит, слаб кишкой, не способен сражаться дальше, и, естественно, такой человек становится обузой для других. Тут все дело в отсутствии цели: многие будут бороться несмотря ни на что, если перед глазами есть то, за что они борются. А вот если цель исчезает…
Так что главное в такой ситуации — не поддаться унынию и не уйти в себя.
Лука первым нарушил молчание, попросив Пасо занять пост на стоящем у самой воды дереве. Командирские нотки пропали из голоса военного врача, что говорило о том, что и он крепко озадачен возникшей ситуацией.
Пасо закинул за спину винтовку и хотел было вскарабкаться по покрытому гладкой белесой корой стволу, но его удержал Фернан. Ухватив приятеля за руку, он с минуту потоптался на месте, а затем хмуро пробормотал:
— Мы уходим.
— Вот как? — практически равнодушно сказал Лука. — И почему же?
— Лодки нет, деревни нет, еды нет. Зачем нам оставаться с вами? Мы пойдем к ближайшей деревне, попробуем устроиться там работать. Оружие у нас теперь есть, так что нас примут: люди с оружием везде нужны.
Лука совсем поскучнел лицом, хотя я видел, что костяшки его крупных кистей, крепко сжатых в кулаки, побелели. Скорее всего, врач еле сдерживался, чтобы не вспылить или не сделать что-нибудь очень неприятное… для организма Фернана.
Очевидно, что Фернан это почувствовал, потому что он попятился к джунглям, левой рукой увлекая за собой Пасо и пытаясь одной правой снять с предохранителя «калашников».
Откровенно говоря, АК совершенно не приспособлен для каких-нибудь манипуляций одной рукой: автомат хороший для своего времени, надежный, но ни пострелять из него левше, ни вести огонь с одной руки, ни подготовить к стрельбе без помощи другой руки…
Похоже, что Фернан также понял, что не успеет ничего сделать, как его нашпигуют свинцом: ствол винтовки врача недвусмысленно уставился ему в живот. Парень побледнел так, что это было заметно несмотря на его смуглую кожу.
— Да отпусти ты их, Лука! — простонал Шварц, все еще отдуваясь. — На кой ляд они нам сдались? Мы и без них обойдемся неплохо. Да, неплохо! Лучше посмотри, что у меня с давлением, а то пульс зашкаливает, так что…
Лука пожал плечами, махнул рукой: «Проваливайте!»
Пасо было шагнул к оставленным на земле подсумкам с патронами, но замер: дуло пистолета, непонятно каким образом очутившегося в руке толстяка, смотрело ему прямо в лоб.
— Деточка, оставь все это, ладно? — ласково сказал Фридрих Францевич. — Вам хватит и того, что у вас уже есть. Не нужно быть жадными: вам и одной винтовки хватит за глаза. Так что опусти на землю автомат, вот так… Живы уйдете — и ладно.
Теперь уже Пасо потянул Фернана за плечо, и они быстро исчезли в джунглях.
— Шустрые ребятишки, — заметил Шварц, не спеша убирать пистолет. — Молодежь нынче… Палец в рот не клади!
— Что правда, то правда, — сокрушенно вздохнул Лука. — И что вы везли на самом деле?
— Что? — недоуменно вытаращился на него Шварц.
— Фридрих, мой дорогой, вот только не нужно пытаться убеждать меня, что из-за каких-то паровых турбин и запчастей к ним заварена вся эта каша!
Я с нарастающим недоумением заметил, что ствол винтовки, приклад которой врач так непринужденно держал под мышкой, направлен точно на толстяка. Шварц, в свою очередь, положил руку с пистолетом себе на колени, но видно было, что он тоже держит врача на мушке.
— Вы чего оба, охренели, что ли?! — поинтересовался я.
— Алексей, помните о своем задании, — отозвался Лука.
— Алексей, ты обязался доставить груз, — пропыхтел Шварц.
— Алексей, разумно будет исполнить свой долг! — с нажимом проговорил Лука.
— Ага, значит, все-таки на Чаушева работаешь, докторишка! — удовлетворенно процедил Фридрих Францевич. — Алексей, в той жалкой конторе тебе никогда столько не заплатят, сколько заплатит Братство!
Послышалось щелканье взводимых курков.
— Алексей, долг!
— Алексей, ты со мной?
— Я сейчас скажу Мане, и она вам жопы начисто пооткусывает! — искренне пообещал я и передернул затвор своего АК. — Ну-ка, быстренько стволы убрали, старики-разбойники!
— Гиверу я не учел, — пробормотал Лука и опустил ствол винтовки.
— Да, гивера — аргумент, весомый аргумент, — согласился толстяк, пряча пистолет за пазуху.
Маня сидела рядом со мной и недоуменно таращила свои черные глазенки: мол, при чем тут я, совсем не пойму?
Возможно, и хорошо, что не понимала. Люди не могут себя самих понять. Куда уж пытаться какой-то гивере!
— Мужики, вы там закончили? — раздался из прибрежных зарослей слабый, но знакомый голос. — Мне можно выходить?
На Санька было жалко смотреть: перепачканный, с мокрой и грязной простыней, свисавшей через руку, весь в каких-то репьях и растительных лоскутах, уцепившихся за одежду многочисленными крючками-колючками, он больше напоминал Болотную Тварь из одноименного фильма. Был такой старый фантастический боевичок, я смотрел его как-то в детстве…
Только, в отличие от Болотной Твари, наш штурман был в совершенно расстроенных чувствах. К тому же на его относительно чистом лбу пламенела свежая ссадина, и страдалец то и дело пытался ощупать ее, тут же вздрагивая от прикосновения.
— Убью ее, — с праведным, горьким гневом выпалил он, когда шлепнулся задом на песочек под деревом, и Лука принялся рассматривать его «налобное повреждение».
— Кого? — невозмутимо поинтересовался врач. — Алексей, вы бы поглядывали по сторонам: кто знает, кого еще может занести в эти места?
— Профессоршу, американку, пиндоску,[16] черт бы ее побрал, селедку тощую!!!