Присев на площадке между маршами лестницы, я подождал немного, успокаивая колотившееся от возбуждения сердце, а затем осторожно выглянул из-за лестничных перил — в коридоре было пусто. Очевидно, люди свернули в одну из дверей. Вот и славно.
Я достал из-за пазухи кожаный валик, набитый шерстью, — импровизированный глушитель — и надел его заранее проделанной дырой на ствол револьвера. По крайней мере у меня был один приглушенный выстрел. Теперь — вверх, вверх!
Застекленные двери, ведущие в холл первого этажа, я миновал без проблем: охранник как раз выходил на террасу, так что я просто прошмыгнул мимо двери, надеясь, что в холле больше никого нет, кто бы мог заметить мой силуэт. В этом чертовом особняке было слишком много света и стеклянных дверей. Мне бы сейчас больше пришлось по вкусу, если б этот дом был средневековым замком, где много тени, всяких ниш и гобеленов, за которыми так удобно прятаться… так нет же! Сплошной хрусталь люстр, стекло широченных окон и дверей и светлые тона не только стен, но и картин, их украшавших. Даже ковра, могущего заглушить шум моих шагов на мраморной лестнице, не было!
Впрочем, чего ныть: меня до сих пор никто не заме…
Я поднял голову и столкнулся с недоуменным взглядом мужчины в бордовой ливрее, смотрящего на меня с верхней площадки лестницы. Слуга, скорее всего. Я уже приготовился к тому, что сейчас поднимется крик, но слуга, злорадно ухмыльнувшись, стал поднимать в моем направлении ствол пистолета. Очевидно, он не понял, что в моих руках револьвер — кожаный валик скрывал металл, — а дробовик, висящий на ремне за спиной, слугу не пугал: не успею снять.
Глухо бухнуло. Слуга изумленно посмотрел на облачко шерсти вокруг направленного на него разорванного конца валика и повалился на перила площадки. Я испугался, что он конвульсивно дернет спуск своего пистолета, но ослабевшая рука умирающего выпустила рукоять, и оружие брякнулось на камень пола.
Повезло.
Вообще-то, я не очень хороший стрелок. Вернее, не виртуоз этого дела. Да, стреляю я сносно и из многих видов оружия, но вот попасть от бедра из непривычного мне револьвера да еще и с толстым валиком на стволе — больше случайность, чем умение.
Я не стал оттаскивать слугу в сторону и пытаться замаскировать его шторой или кадкой с каким-нибудь растопыренным растением. Кровавый след все равно останется. Мое же дело — как можно быстрее добраться до Ками и Санька.
Дверь на второй этаж оказалась сплошной, без всякого стекла. Я осторожно отворил ее и прислушался. Как ни странно, никакого переполоха, криков… Очевидно, мой приглушенный валиком выстрел не был услышан или не обратили внимания. Вот и славно. Найти бы теперь лестницу на крышу…
Я шагнул в коридор, на этот раз — затемненный, и повернулся, чтобы рассмотреть проем двери справа, напротив. Дверь была приоткрыта, и из щели падала полоса света. Этот поворот меня и спас.
Сильный удар, который должен был размозжить мне голову, попал мне полевому плечу. Я упал, перекатился и выпалил в сторону человека, наносившего удар. Раз, другой, третий… Грохот выстрелов наполнил коридор. Кто-то выскочил из двери в другом его конце, но тут же заскочил обратно, видимо не желая попасть под шальную пулю, а может, просто за оружием побежал.
Я вскочил, человек, бивший меня, сползал по стене, в руках — короткий карабин. Видимо, охранник услышал выстрел, затаился за дверью и захотел взять меня в плен, оглушив прикладом. Что ж, ему не повезло: подкладка моей куртки распределила удар, так что особого вреда он мне не нанес. Но если бы не куртка, плечом я бы двигать уже не сумел. Из двери в другом конце коридора снова кто-то выглянул. Я выстрелил два раза в ту сторону и отшвырнул опустевший револьвер, так как перезаряжать не было времени: по лестнице надвигался топот множества ног. И не думаю, что их обладатели попросту решили поприветствовать меня. Я поднял карабин охранника и заложил его за фигурные ручки створок двери. Какое-то время мои преследователи повозятся с ним, что даст мне время…
Выставив вперед пистолет слуги с лестничной площадки и стреляя вдоль коридора, я кинулся к противоположному его концу. Пусть громко, терять мне уже было нечего, но зато возможные стрелки за дверями по обе стороны коридора задумаются, прежде чем высунуться под пули. Из-за одной из дверей, мимо которых я пробегал, раздался совершенно звериный вопль, но меня сейчас не волновал какой-то там крик, и я пробежал бы мимо, если б не разобрал слова вопля:
— Лё-о-ха-а-а!!! Лё-о-о-ха-а-а-а!!!
Я круто повернулся, ударил подошвой в дверь. Та распахнулась, сбив с ног какого-то человека. Из глубины комнаты грохнул выстрел, но я уже всадил две пули в человека, сжимавшего кургузый револьвер, — сказались месяцы тренировок. Упал, перекатился, обрушив какой-то стеллаж с рюмками, уронил пистолет с отскочившим на задержку затвором — пуст. Вскочил, скидывая с плеча дробовик, и… еле удержался от выстрела, увидев перед собой перекошенную улыбку Санька.
Штурман, сидя в узком кресле, протягивал ко мне связанные тканевым ремнем руки:
— Лёха-а… блин, ты крут! Я так и думал, что это ты в коридоре палишь! Я им так и говорил: «Все равно Лёха придет и вам ваши же жопы на голову наденет!» А они, они…
— Спасибо, что предупредил наших врагов, — выдохнул я и смазал ладонью по Санькиной роже — раз, другой, третий!
— Все! Все! — Лапшич вертелся в кресле ужом, пытаясь уклониться от пощечин. — Я уже пришел в себя, психиатр хренов, хватит!
Я развернулся и выпалил из дробовика в проем двери. Появившийся там человек ахнул и завалился на спину. Кажется, у меня какое-то чутье пробилось от напряжения — вон что творю…
Я захлопнул дверь и, чтобы забаррикадировать ее, сдвинул тяжелый шкаф, не чувствуя веса. Кровь бурлила и стучала в виски. Казалось, мышцы сейчас начнут работать сами по себе — такая энергия наполняла меня.
Санёк, несмотря на то что его руки были связаны, выбрался из своего кресла и пинал человека, которого я ударил дверью. Я присмотрелся к скрюченной фигуре и узнал того самого деда, что притворялся патером Жимоном.
— Погоди, Саня, ты же убьешь его! — оттолкнул я штурмана обратно в кресло.
Санёк обиженно заорал, болтая ногами, о том, какой гад этот самый дед, но я, не слушая его, поднял бородача с пола и поставил на ноги.
— Где лекарство?! — заорал я в перекошенное от боли лицо. — Что вы сделали с девушкой?!
Дед попытался что-то прохрипеть, но тут же завалился на меня, выпучив глаза. От шкафа, перекрывающего дверь, полетели щепки — кто-то стрелял сквозь дверь из коридора. И мнимому Жимону не повезло.
— Гребанная коромыслом хренотень!!! — Я вспомнил любимое ругательство одного знакомого водителя. — Как мы теперь найдем лекарство?!
— Отойди от дверей, Лёха! — орал Санёк, сваливаясь за кресло. — И развяжи меня, наконец!
Я, получив пару пуль в куртку, добрался до Санька и освободил его руки от ремня, благо тот не был завязан, а держался пряхой.
— Из соседней комнаты есть выход в коридор? — Я кивнул на небольшую дверь.
— Не, там даже окон нет. Лаборатория какая-то…
— Ага, значит, будем выбираться через окно.
— Нас опоили чем-то, — бормотал Санёк, рыская глазами по сторонам. Увидел валяющийся на полу револьвер, схватил, взвел курок. — Чертов священник напоил заряженным какой-то дрянью вином, когда привел в этот особняк. Я еще подумал: ни фига себе домик! Вот это здешние попы живут…
— Это не поп, Сань, он притворялся.
— Так и думал, что это подстава! Мне сразу стало плохо, а Ками… Она умудрилась уложить несколько мужиков, когда они кинулись к нам из двух дверей. Одному вроде глотку ногтями рассекла… И как это у нее получилось?
— У нее не свои ногти, имплантаты какие-то…
— Ну? — Штурман удивленно повернулся ко мне. — А я думаю, как она этакий «французский маникюр» умудряется поддерживать!
— Дальше-то что?
— Дальше? Дальше ее все же скрутили, связали по рукам и ногам. Я смутно помню — голова кругом, все плывет перед глазами, но вроде какой-то мужик появился. Сказал, что отдает меня доктору — пусть лекарство испытывает. А девчонку, когда очнется, привести к нему. Ему, мол, нравится таких дикарок укрощать.
