Что и говорить, мы были в то время людьми в этом смысле довольно востребованными — ни одна олимпиада, ни один чемпионат мира или подобного масштаба мероприятие не обходилось без того, чтобы туда для создания психологической поддержки наших спортсменов не была бы отправлена группа ведущих советских деятелей искусств. Скажем, в 1980 году одна из таких групп в составе Иосифа Кобзона, Льва Лещенко, Владимира Винокура, Левона Оганезова и Людмилы Сенчиной оказалась в Лейк-Плэсиде — столице зимних Олимпийских игр. Условия нашего проживания там были типично спартанскими — в одной комнатке приходилось умещаться вчетвером. Интересно, что наш маленький отель «Данна Море» располагался как раз напротив колоссального здания федеральной тюрьмы. К слову, вместе с нами в этом же отеле, но в другом номере, проживал и наш великий актер Евгений Павлович Леонов… Но, как говорится, в тесноте, да не в обиде, тем более что почти всем нам пришлось в детстве и юности пройти школу совместного коммунального быта. Так, сразу же вспомнилось былое, когда по утрам приходилось, как и в давние времена, занимать очередь в единственный туалет. «Стоит ли говорить, что душой и мотором нашего мини-коллектива был Иосиф, в котором заложена неистребимая потребность лидерства. Он жить не может без того, чтобы о ком-то заботиться, кого-нибудь опекать. Так было и на этот раз. Иосиф поднимался раньше нас, быстро приводил себя в порядок, готовил все необходимое для немудреного завтрака и будил нас сод словами: «Сынки, подъем!» Мы, разумеется, охотно признавали его «отцовство», тем более что он и был постарше нас. Потом мы доставали свои легендарные походные кипятильники, заваривали чай и кофе, нарезали хлеб и колбасу (купленную предварительно все тем же Иосифом Давыдовичем и, что немаловажно, за его собственный счет). Затем собирались, садились в автобус и ехали на спортивную арену. Там мы и общались с нашими ребятами-спортсменами: с кем-то прямо на лыжне, кого-то просто поддерживали выкриками с трибун. Что скрывать, было очень приятно, когда перед стартом тренеры наших спортсменов подводили нас к ним, говоря: «Вот, ребята, вам желают победы Иосиф Кобзон, Лев Лещенко, Владимир Винокур, Евгений Леонов!»
Мы с Володей тогда уже держались несколько обособленно от остальных, так как у нас с ним обнаруживалось все большее и большее сходство по многим вопросам. Но групповых интересов тоже нельзя было избежать полностью. Так, с первого же дня нашего пребывания в Лейк-Плэсиде встала проблема общения с эмигрантами из СССР. С их стороны начались звонки, предложения встретиться. Наш мудрый Иосиф решил сразу же поставить все точки над «i». Он пришел в наше представительство и спросил — ввиду того, что нас беспрестанно атакуют эмигранты, будет ли у нас возможность с ними общаться? Слава Богу, у советского посольства хватило ума не запрещать нам этого. Хотя имели место и попытки откровенных провокаций. Бывало, что антисоветски настроенные эмигранты, да и сами американцы кричали нам прямо в лицо: «Русские, убирайтесь из Афганистана! Русские, убирайтесь домой!» При этом нам совали в руки какие-то листки, которые мы с Винокуром набирали, помню, целыми охапками, после чего благополучно отправляли в мусорные ящики.
Было и еще одно неудобство. Дело в том, что, поскольку мы входили в туристическую группу, места на трибунах стадиона нам доставались весьма неважные. Приходилось торчать где-то на «галерке», где ничего нельзя было толком увидеть и услышать. Тогда мы, то есть я, Иосиф и Володя, начали вести себя по привычному советскому образцу — стали садиться на часто пустовавшие места в ложе для прессы. И вот как-то, придя на хоккейный матч между сборными СССР и США, садимся мы на свободные сиденья и начинаем оживленно комментировать игру. Но тут к нам подходит полицейский и вежливо просит предъявить билеты. Мы достаем свои билеты, он их изучает, после чего делает нам с Иосифом приглашающий жест на «галерку» — дескать, ваши места находятся там. Мы, естественно, удивляемся, почему это «коп» осчастливил своим вниманием именно нас двоих, но приказание послушно исполняем — не дома ведь у себя как-никак… Но спустя какое-то время решаем: «А, черт с ним, давай вернемся туда опять! Что он нам, в конце концов, может сделать? Не расстреляет же…» Сказано — сделано. Второй тайм смотрим вновь из ложи прессы. Но вскоре к нам подходит тот же самый «коп» и снова требует наши билеты. Причем добавляет: «Предупреждаю в последний раз. Если еще вас здесь увижу, то…» И красноречиво бренчит висящими на ремне наручниками. Тут к нам с Иосифом подходит Винокур, который до этого сидел в стороне, и в знак солидарности отправляется с нами на «галерку», хотя его никто не беспокоит. Я пожимаю плечами: «Странно, почему он привязался именно к нам двоим, ведь там же куча народу сидит, как и мы, «незаконно», на чужих местах? К ним почему-то никаких претензий, кстати, как и к Винокуру…» На что Иосиф насмешливо кивает: «Ты что, так и не понял До сих пор, на чем он нас «вычислил»? Посмотри, как мы с тобой одеты — дубленки, шапки пыжиковые… типичный «советский набор». У «копов» на это дело глаз наметан. А Володя у нас — вылитый американец в своей шикарной «Кохе»!» И тут мы начинаем дружно хохотать, вспоминая, как недавно наша хоккейная звезда Валерий Харламов подарил Володе модную пуховую куртку фирмы «Коха» ярко-красного цвета, причем тот еще и отнекивался, стесняясь принимать такой дорогой подарок… Тут к нам подходит известный журналист-международник Мэлор Стуруа, жалуясь на то, что у него такие же плохие билеты. Но главное огорчение нас ожидало впереди, когда наша команда проиграла и американцы начали орать от восторга как помешанные. Еще бы, разгромить непобедимую в те времена хоккейную сборную Советского Союза! Это казалось нам невероятным — подарить победу на Олимпиаде не чехам, не канадцам, не шведам, а команде США!.. Правда, если бы мы могли предвидеть, какой сюрприз нам устроит сборная России в 2000 году на Чемпионате мира по хоккею в Петербурге, мы бы, наверное, не так расстроились. Тогда же мы, помню, залили горе пивом, которым угостил нас Мэлор…
А перед самым отлетом отправились с одним из наших приятелей-эмигрантов осматривать нью-йоркский «Плейбой-клуб». Это был Рафик Фель, один из бывших администраторов джаз-оркестра Леонида Утесова, куда я в свое время поступал на работу. Но дружба, как говорится, дружбой, а служба службой (имеются в виду службы, предназначенные для наблюдения за советскими гражданами за рубежом). И потому мы, опять же по мудрому совету Иосифа, прихватили с собой за компанию для душевного спокойствия одного из представителей советского посольства. Был с нами и Евгений Павлович Леонов. «Плейбой-клуб» произвел на нас, помню, большое впечатление — первый его этаж занимали какие-то офисы, на втором был ресторан, на третьем — комнаты для бриджа, на четвертом — дискотека и так далее. Голых девушек мы там, правда, не встретили, но зато там были девочки с заячьей ушками и хвостиками, живьем, так сказать, воплощающие знаменитого «зайчика» — эмблему «Плейбоя». Нас, кстати, строго предупредили о том, что руками трогать этих девочек запрещается, за это положен штраф. Так вот, выходим мы, значит, из «Плейбой-клуба», садимся в свой уютный посольский микроавтобусик и продолжаем знакомство с достопримечательностями Нью-Йорка. А я никак не могу адаптироваться к другому часовому поясу, все время засыпаю. Даже «Плейбой-клуб» меня не пробудил от этой спячки. Чего, однако, никак нельзя было сказать о нашем обожаемом кумире публики Евгении Павловиче Леонове. Помню, как он вертел головой туда-сюда, с изумлением поглядывая на светящиеся рекламы порнографических кинотеатров на Сорок второй авеню — самом что ни на есть «злачном» районе Нью-Йорка. Выходить из машины мы не решались — мало ли что… Хотя посмотреть там было на что, скажем, на стайки тех же жриц любви, тусующихся на каждому углу, — зрелище в понятии советского человека более чем экстравагантное. Ведь, как известно, тогда у нас в СССР секса не было… И тут выяснилось, что самый смелый из нас — это Евгений Леонов, который к тому же еще и подтвердил свою репутацию человека с большим чувством юмора. Он вдруг кричит:
