— Я уверен в этом, ваша светлость, она еще никогда не выказывала мне недоверия: она убеждена, что я друг Мировича.

— Хорошо, — сказал Орлов, — ты можешь идти! Я полагаюсь на тебя и уверен, что там, в Шлиссельбурге, и здесь, в городе, все будет выполнено по моему приказу. Я даю тебе слово, что завтра в этот самый час ты будешь избавлен от всяких дальнейших хлопот.

— А я клянусь вам, ваша светлость, что с нетерпением буду ждать минуты, когда мне удастся доказать, насколько я прилагаю все сипы, чтобы на деле отблагодарить вас за ваши милости.

«Этот человек опасен, — подумал Орлов по уходе Ушакова, — и что еще хуже, он знает, насколько он опасен; уже теперь в его словах звучит плохо скрытая строптивость. Надо уничтожить орудие, которое служило для сокровенных целей — так гласит старинное правило мудрости, и в особенности необходимо это сделать, если орудие начинает рассуждать и ценить свои собственные заслуги. Тем не менее я удачно выбрал себе пособника; все складывается так, как я желаю, и вскоре неблагодарная императрица поймет, что только рука Орлова, давшая ей трон, одна в состоянии его и защитить. Она ужаснется, когда узнает о заговоре, она и теперь содрогается в глубине души при мысли о Пугачеве, который так превосходно играет свою роль; к тому же и турки угрожают границам, и она, трепеща, вернется под мое покровительство!.. Предоставлю ей затем искать каких угодно суетных развлечений, но этот заносчивый Потемкин в назидание всякому, кто осмелится стать на моем пути, будет низвержен в прах. Я же на вершине могущества и власти буду наслаждаться счастьем в объятьях прелестной Аделины, которая скоро забудет своего ничтожного Мировича, когда роскошнейшие дары Европы и Азии лягут к ее ногам».

Он кликнул своего камердинера и приказал:

— Позвать ко мне Ваньку Михайлова!..

Камердинер послал лакея в задний флигель дворца, и вскоре тот возвратился в сопровождении плотного, коренастого человека, одетого в полукафтан и высокие сапоги до колен. Его волосы острижены в кружок, низкий лоб, широкие скулы и короткий, слегка вздернутый нос обнаруживали бездумную решительность простолюдина. Беспокойные глаза его имели неприятное высматривающее выражение. Человек этот мог возбудить страх при встрече в уединенном месте, и даже здесь, во дворце князя, он, казалось, производил подобное же впечатление, так как все лакеи робко сторонились его, хотя он смиренно кланялся каждому из них, издавая при этом неопределенный, своеобразный гортанный звук.

Его тотчас же ввели в кабинет Орлова, и там он оставался довольно долго. Когда же он возвращался коридорами во флигель, слуги так же робко расступались перед ним, но в его глазах светилась такая злобная радость, что некоторые из служителей, которым он, проходя, низко кланялся, осеняли себя крестом, глядя ему вслед, так как Михайлов был начальником над теми безмолвными слугами, которых Орлов избрал себе из числа самых дерзких и отважных преступников.

Выходя из дворца, Ушаков оглянулся и мрачно, угрожающе прошептал:

— Ты, князь, воображаешь, что я в твоей власти? Ну, нет! Я сам держу тебя в руках и скоро освобожусь от твоих позорных оков, из которых и спасся‑то лишь чудом или случаем.

Он шел медленно, погруженный в глубокое раздумье. Надо было известить обо всем Потемкина, но Ушакову казалось неосторожным открыто войти в Зимний дворец, так как Орлов, узнав об этом, мог бы изменить свои планы или отложить их исполнение.

Пока Ушаков в нерешительности размышлял о том, что ему делать, он почувствовал, что чья‑то рука легла на его плечо, и, быстро обернувшись, увидел Петра Севастьяновича Фирулькина, который необыкновенно любезно приветствовал его и произнес:

— Я должен попросить у вас извинения за то, что в прошлый раз был недостаточно вежлив с вами; я подозревал вас в одном неблаговидном деле, но теперь убедился в неосновательности своих предположений и потому прошу вас зайти на минуту ко мне в дом и выпить стакан вина в знак доброй дружбы; в моем магазине есть много прекрасных вещей, пригодных для господ офицеров, и я не дорого возьму с вас, чтобы загладить свою вину.

Ушаков был немало изумлен этою внезапною переменой в обращении Фирулькина и намеревался холодно отклонить его приглашение. Но старик наклонился к нему и, не меняя непринужденного выражения лица, шепотом произнес:

— Пойдемте со мною, государь! Генерал–адъютант Потемкин приказал мне привести вас к нему.

Ушаков испугался. Он знал, что Фирулькин — не что иное, как креатура Орлова, неужели ему угрожала западня?

— Пойдемте, пойдемте! — торопил его Фирулькин. — Не вздумайте отговариваться!.. Григорий Александрович ожидает вас.

Ушаков решился последовать за стариком, успокоив себя тем, что никакая серьезная опасность не могла угрожать ему в этом доме, к тому же он настолько полагался на свое самообладание, что даже в случае западни не боялся обмолвиться каким‑нибудь неосторожным словом.

Фирулькин быстро увлек его за собою, громко рассказывая о различном превосходного качества оружии, которое он выписал через агентов и намеревался продать ему за недорогую цену.

Когда они подошли к большому, великолепному дому миллионера, последний повел его не к главному входу, но к боковому флигелю, где помещались его магазины. Однако едва они вошли туда, как он повел своего гостя далее, во внутренний двор, и затем, поднявшись по боковой лестнице, они очутились в небольшой комнате.

Ушаков положил руку на рукоятку шпаги, но все его сомнения исчезли, лишь только он переступил порог комнаты: в последней действительно был Потемкин, одетый в простое штатское платье.

— Я велел привести вас сюда, — заговорил Потемкин, — так как предполагаю, что за вами неусыпно следят. Вы только что были у Орлова. В каком положении дело? Что вы имеете сообщить мне?

Ушаков рассказал все, что уже сообщил Орлову о Шлиссельбургском заговоре, а также о поручении Орлова, касающемся Аделины Леметр.

— Хорошо, — воскликнул Потемкин, — все идет превосходно. Что касается заговора, то ведь у вас есть приказ государыни об аресте и вы знаете, как вам следует поступить, чтобы в решительную минуту помешать исполнению предприятия. К мадемуазель Аделине вы пойдете тотчас же; вы скажете ей то, что поручил вам Орлов, и постараетесь уговорить ее сесть в карету, в которой князь, без сомнения, намеревается отвезти ее в Гатчину. Я еще раз ручаюсь вам, что Мировичу не будет причинено ни малейшего вреда, так как вы один знаете о его плане и арестуете его, прежде чем он приступит к его выполнению.

— А Аделина? — спросил Ушаков. — Неужели она достанется Орлову?

— Никто ему не достанется, — ответил Потемкин. — Положитесь на меня, и вы увидите, что вскоре никто более в России не будет опасаться его дерзкой силы. Ступайте теперь! Вам не следует оставаться здесь слишком долго, а для пущей убедительности вам нужна покупка — вот возьмите этот ятаган в подарок от меня; вы не должны оставаться в долгу у старого негодяя.

Он подал молодому человеку прекрасной работы турецкую саблю, отделанную драгоценными камнями. Ушаков радостно поблагодарил его и затем быстро удалился, чтобы исполнить поручения Потемкина.

Фирулькин ждал его во дворе, он проводил его обратно тем же путем до самой улицы и громко восхищался красотою оружия.

Всю дорогу Ушаков глядел на неожиданный подарок, наслаждаясь игрой камней, которые, казалось, предвещали ему блестящее будущее.

Он встретил Аделину у входа в императорский театр, передал ей под видом поручения Мировича все, что приказал ему Орлов, и взволнованная девушка, ожидавшая его с беспокойным нетерпением, без колебания и дальнейших расспросов согласилась на побег.

Она была так далека от недоверия другу своего возлюбленного, ее встревоженная душа так жаждала спасения, что мысль об обмане и возможности какой‑либо опасности не приходила ей в голову.

Когда Ушаков, проводив ее немного по направлению к дому, хотел проститься, Аделина сунула ему в руку сверточек.