Бывая в Чатеме, Хорнблауэр встречался и с Джоном Хоганом, который приезжал для этого из Белфаста, и они вместе погружались в проблемы водяного винта. К тому времени на верфи была построена новая модель судна с подобным движителем, на сей раз оснащенная паровой машиной. Конечно, они не были одиноки в своих исследованиях, и трудно было бы доказать, что какой-либо один человек в конце концов изобрел устройство, над которым работали столь многие. Согласно морской исторической науке, идея использовать винт в качестве судового движителя была реализована практически одновременно несколькими беспокойными умами, которые даже и не знали о существовании друг друга (См. «История торгового судоходства», У. С. Линдси, в четырех томах. Лондон, 1876, том IV, стр. 102–18.).

Мистер Роберт Вильсон в 1833 году продемонстрировал работу винта, который он изобрел еще в 1827. Почти в то же самое время подобную работу проделал и француз Фредерик Соваж, чей винт был усовершенствован в 1832 году. Швед Йон Эриксон сделал действующую модель в 1836, и тогда же свой винт предложил мистер Томас Петтит Смит. Таким образом, модель Хогана (образца 1835 года) была только одной из многих, и предназначалась Хорнблауэром для того, чтобы убедить лордов Адмиралтейства в том, что винтовой пароход является военным кораблем будущего. С 1819 года в состав военно-морского флота уже входил один паровой буксир, однако даже эксперимент, проведенный Хорнблауэром в Чатеме, в ходе которого лодка смогла развить скорость в десять узлов, был все же недостаточен, чтобы убедить их лордовские светлости. До тех пор, пока в 1843 году не был заложен «Ратлер», во флоте Его Величества не было винтовых кораблей.

К тому времени, когда 27 октября 1835 года Хорнблауэр, наконец, спустил свой флаг в Чатеме, передав свой пост вице-адмиралу сэру Генри Дигби, кавалеру Ордена Бани, он уже находился на действительной службе в течение сорока одного года. С тех пор, как он впервые ступил на палубу военного корабля в 1794 году, ему удалось дослужиться от мичмана до вице-адмирала. Однако Хорнблауэр был пока далек от мысли уйти на покой, и был вскоре вновь избран почетным членом Совета директоров «Пароходной компании Востока и Иберийского полуострова». Ему предстояло еще долгие годы принимать активное участие в деятельности предприятия, оставаясь на своем директорском посту вплоть до 1850 года.

Многие его коллеги сожалели, что лорд Хорнблауэр так никогда и не стал членом Совета Адмиралтейства. Так рассуждали, потому что полагали, что именно с таким человеком у руля флота техническому прогрессу удалось бы быстрее победить флотский консерватизм. Подобное предположение несколько спорно, но в любом случае не будем забывать, что на таком деле Хорнблауэр мог бы просто надорвать свое сердце и при этом ничего не добиться. Одним из важнейших достижений того времени была организация школы военно-морской артиллерии на базе линейного корабля «Великолепный». Это была большая работа, проделанная сэром Томасом Гастингсом, но Хорнблауэр лишь выступил с одобрением этой инициативы. Сам он не считал себя специалистом по артиллерии, а паровая тяга для судов, которой они гораздо больше интересовался, увереннее прокладывала себе дорогу в торговом судоходстве, нежели в военном флоте. Таким образом, весьма удачно сложилось, что он отдал свое время и энергию гражданской пароходной компании и, находясь на этой службе, смог пережить последнее в своей жизни приключение.

На пенсии он очень сожалел, что никогда ранее не побывал в Ост-Индии. Когда же этот шанс наконец представился, он был очень рад восполнить этот пробел в своем опыте и впоследствии любил повторять, что является человеком Мира в полном смысле этого слова. В это же время его убеждали написать мемуары, но адмирал раздраженно отверг эту идею. Единственное, чего он хотел, это привести все свои бумаги в некое подобие порядка. Это было все, что адмирал мог обещать, но гораздо более того, чем он когда-либо исполнил. Хорнблауэры провели лето 1836 года в Ирландии, компенсируя тем самым свое долгое пребывание на Мальте и в Чатеме, но уже в следующем году вернулись в Англию. В 1837 году король Уильям IV умер, и на престол вступила королева Виктория. Будучи герцогом Кларенсом, а позднее — королем, Уильям всегда оставался ярым поборником флота, на котором ему самому довелось послужить. Как говорилось, он был «достойным королем, искренним другом, прощал врагов и был милостивым и добрым владыкой». Все это было правдой и много раз произносилось в присутствии Хорнблауэра в ходе различных церемоний, например, во время похорон адмирала сэра Ричарда Китса. Адмирал лорд Сомарец должен был выступать на них в качестве одного из официальных плакальщиков, но он не смог присутствовать и, после недолгих размышлений, его решили заменить Хорнблауэром. На следующий день он был удостоен королевского приема, на котором адмирала поблагодарили за участие в церемонии, а затем позволили предаться воспоминаниям о битве под Алжиром. Большинство флаг-офицеров сохранили самые добрые воспоминания о короле Уильяме, а некоторые, подобно Китсу, в молодости служили вместе с ним. Смерть этого монарха означала конец эры тех, чья служба началась во время борьбы Америки за независимость. Это был также период Регентства, который прославился своими легкими нравами и буйством чувств. Официальной метрессой Уильяма была актриса Доротея Джордан, которая в то же самое время была любовницей Ричарда Дейли и сэра Ричарда Форда. Как и другие сыновья Георга III-го, Уильям сполна наслаждался жизнью, особенно до своей женитьбы в 1818 году. Он действительно был одним из главных гуляк эпохи Регентства.

С восшествием на престол королевы Виктории, атмосфера, царящая при дворе, резко изменилась, к сожалению большей части придворных. Новое правление было более трезвое, сдержанное, более упорное и гибкое по части различных изменений. Хорнблауэр в целом хорошо подходил к этому новому фону. Несмотря на то, что в прошлом у него бывали бурные увлечения, его характер — за исключением склонности к некоторому агностицизму — не был характерен для XVIII века. Привычки Хорнблауэра были почти аскетическими, книги — серьезными, взгляды на жизнь — прогрессивными, а личная жизнь в последние годы — вне всяких упреков. К тому же и семья Уэлсли всегда была далека от порока, а Ричард, будучи в Индии, «открыто поддерживал благочестие» и всегда «воздавал должное Творцу по воскресеньям». Многие семьи по своему духу были викторианскими задолго до того, как началось правление этой великой королевы, и Хорнблауэр мог бы сказать, что и в этом он несколько опередил свое время. Предыдущая смена монарха произошла в то время, когда Хорнблауэр находился на Мальте, поэтому коронация 1838 года была первой, на которой он присутствовал. Теперь он не занимал никаких государственных постов, но по своему положению пэра имел право занять свое место в Вестминстерском Аббатстве. Это был день, о котором Барбара позднее говорила молодым людям как о незабываемом. Более же важную роль на самом деле в тот день сыграл капитан Ричард Хорнблауэр. Это его лейб-гвардии эскадрон составлял эскорт монархини, и сам он позднее получил благодарность самой королевы.

Когда же этот великий день близился к концу, молодой Хорнблауэр сделал его еще более памятным, объявив о своей помолвке с леди Гарриет Маунтстюарт, старшей дочерью седьмого графа Гленшела. Это была исключительно красивая девушка двадцати двух лет, и брак был одобрен обоими семействами. Невеста не принесла богатого приданого, поскольку у нее было четверо братьев, но сравнительно небольшая древность рода Ричарда вполне компенсировалась тем фактом, что он был единственным наследником и обладал хорошими связями.

Этот брак, судя по всему, был удачным во всех отношениях, и у молодой четы родилось четверо детей: Мария (1839 г.), Августа (1840), Горацио (1842) и Алиса (1845). Сначала все они жили в Лондоне, но в 1847 году лорд Хорнблауэр освободил для них Боксли-хаус, так как детям будет удобнее расти здесь, даже если обязанности по большей части будут удерживать Ричарда при дворе. Сам же адмирал вместе с женой снова перебрались в Смоллбридж-Мэнор, срок сдачи в аренду которого истек. Горацио в то время объяснял, что подобное решение вызвано прокладкой в 1844 году Юго-восточной железнодорожной компанией ветки от Паддок-Вуда в Мэйдстон. Рельсы почти окружали часть парка Смоллбридж-Мэнор, и шум локомотива (как говорил старый адмирал) мог испугать пони, на которых катались дети, что угрожало фатальными последствиями для маленького Горацио, единственного возможного наследника титула. Этот аргумент, конечно же, представляется несколько сомнительным, но фактом оставалось то, что адмирал действительно предпочитал Смоллбридж. Что касается лошадей и коров, то они настолько привыкли к шуму поездов за неделю-другую, что редко даже поднимали голову, чтобы взглянуть в их сторону. Кто на самом деле уделял большое внимание железной дороге, так это сам адмирал, который — хотя всегда отрицал это — неожиданно стал приверженцем поездов. Теперь его даже всегда раздражало, если поезд опаздывал…