Несмотря на то, что Хорнблауэр был хорошо встречен в Адмиралтействе с захваченными документами, свободного корабля для него пока не было. Правда, некоторые вакансии существовали, но на кораблях, для командования которыми он был слишком молод. Тем не менее, о его повышении было сообщено в газетах, как капитана Морской территориальной охраны, что, по крайней мере, давало ему старшинство с 1 июня 1805 года. Морская территориальная охрана представляла собой некую разновидность прибрежной «Национальной Гвардии», готовой отразить французскую угрозу, если она вдруг станет материальной. Морские офицеры относились к ней со смешанными чувствами. С одной стороны, она давало возможность получать полное жалование тем из них, кто был уже слишком стар для службы на море. С другой стороны, она позволяла избежать вербовки множеству рыбаков и лодочников, которые так были нужны флоту в качестве матросов. В случае Хорнблауэра это было временное назначение, и пока оно должно было его удовлетворять, поскольку он мог оставить Марию в Плимуте. Его участок морской территориальной охраны располагался между Рочестером и Северным Форландом, а по службе ему помогали три пожилых лейтенанта, один из которых отдельно отвечал за остров Шипи. Их работа на практике заключалась в еженедельных, и, по большей части, веселых посиделках в «Корабельной Хижине» на рыночной площади Фавершема. Памятуя, без сомнения, о том, что пост-кэптен должен держать своих подчиненных на расстоянии, Хорнблауэр избрал местом своего пребывания Мэйдстон, откуда и совершал инспекторские поездки в Ширнесс и Уайтстебел. И поскольку пока французы не представляли прямой угрозы Кенту, нельзя было сказать, что Хорнблауэру слишком уж пришлось напрягать силы в борьбе с ними. Зато ему удалось получше узнать о Мэйдстоне, как о месте происхождения своего рода. Насколько ему было известно, это был его первый визит в эти места. Связь Хорнблауэра с Мэйдстоном не была преданьем старины глубокой — его отец учился здесь начаткам своей будущей профессии в аптеке его двоюродного деда. Еще живы были люди, которые помнили аптекаря Джеймса Хорнблауэра, а некоторые старики могли даже видеть Иеремию, торговца зерном, прапрадеда Горацио. О том, что его семья вышла из этих мест, Горацио, должно быть, узнал от своего отца. Теперь это предположение укрепилось после изучения могильных плит и просмотра приходских церковных книг. Где-то здесь он и решил поселиться. Обычно считается, что моряк предпочитает жить неподалеку от моря, хотя те часто выбирают уголок в глубине страны. Выбор Хорнблауэра был, по большей части, компромиссом, навеянным, в том числе, и семейными воспоминаниями. Его резиденция неподалеку от Мэйдстона была бы на расстоянии всего около десяти миль от верфей в Чатеме. Она могла бы, к примеру, располагаться на берегу одного из притоков реки Мидуэй. Это было бы вполне подходящее место для вышедшего в отставку капитана Королевского флота. Хорнблауэр начал присматриваться к округе с новым интересом. Несмотря на то, что он предполагал продолжить службу на море, теперь уже можно было говорить о том, что достойная пенсия ему обеспечена. Он мог бы приобрести, по крайней мере, небольшой дом и занять определенное положение в обществе. Вполне вероятно, он мог бы даже стать мировым судьей и даже держать экипаж. Размышляя о подобных материях, Хорнблауэр как-то раз случайно набрел на Смоллбридж-Мэнор. Смоллбридж лежит в пяти милях к юго-западу от Мэйдстона, но слишком далеко от большой дороги, чтобы на него обратил внимание путешественник, едущий со стороны Лондона. Служба же в Морской Территориальной обороне порой заводила Хорнблауэра в весьма отдаленные места, в результате чего порой нетрудно было заблудиться среди очаровательно пустынных дорог Кента. Однажды июльским вечером он таким образом пробирался наугад в Мэйдстон из Танбриджа. Он ехал на усталой лошади в сопровождении слуги одного из знакомых, который, как предполагалось, сможет выполнять обязанности проводника. Когда стало ясно, что они заблудились, то недалеко впереди показались ворота какого-то имения. Хорнблауэр остановился, намереваясь расспросить дорогу в усадьбе. Привратника не было, и он проехал по аллее, решив разузнать все, что ему было нужно в самом доме. О том, что последовало за этим, лучше всего расскажет его собственное письмо, датированное 4 ноября 1805 года:
«…Лишь с большим трудом и после долгого ожидания я смог попасть в дом. Старая служанка, открывшая мне дверь, поспешила вперед по коридору, чтобы объявить о моем прибытии. Сквайр, сидевший в библиотеке, оказался странным пожилым джентльменом, одетым по моде начала века. Он был весьма рассеян, сильно запинался при разговоре, плохо слышал и еще хуже понимал то, про что ему говорят. Сам дом, как я узнал от служанки (поскольку, похоже, других слуг в поместье не было) назывался Смоллбридж-Мэнор и был построен около пятидесяти лет назад его нынешним владельцем, которого зовут Том Бэрнетт. Он был помолвлен с молодой леди, которая буквально накануне свадьбы погибла в результате несчастного случая на охоте. Похоже, мистер Бэрнетт забросил поместье с того самого трагического дня: следы запустения видны не только в саду и парке, но и на церкви, а также в прилежащей деревне. Я узнал, что недвижимость, которой владеет мистер Бэрнетт, после его смерти перейдет к его дальнему родственнику, который уже владеет гораздо более обширным поместьем в Шропшире. Таким образом, я склонен предположить, что Смоллбридж может быть продан после смерти мистера Бэрнетта, а поскольку ему уже исполнилось семьдесят пять лет, то ожидать этого момента, по-видимому, осталось недолго. Я был бы очень обязан, если бы Вы могли следить за развитием событий и, в случае необходимости, были бы готовы действовать от моего имени, как только это поместье было бы выставлено на продажу. То, что оно много лет находилось в запустении, могло бы оттолкнуть возможных покупателей и снизить цену до суммы, расход которой я смогу себе позволить к тому времени, как окончательно сойду на берег.
Надеясь на Вашу добрую помощь, уважаемый сэр,
Остаюсь Вашим преданным слугой —
Горацио Хорнблауэр»
Это наиболее ранний уцелевший образчик личной корреспонденции Хорнблауэра. Письмо было написано им уже после того, он как покинул округу Мэйдстона, своему поверенному, мистеру Ходжу, который и сохранил его на самом дне объемистого ящика с бумагами с надписью «Смоллбридж-Мэнор». Сомнительно, чтобы Хорнблауэр серьезно думал о покупке Смоллбриджа уже в 1805 году. Во-первых, на это у него не было денег. Во-вторых, он не мог себе представить Марию в качестве жены будущего сквайра. Возвращение Смоллбриджу его классического элегантного вида стоило бы целого состояния, а его результат довел бы Марию до сумасшествия. Пока это была мечта, однако это был именно то поместье, которое Хорнблауэр хотел бы унаследовать или купить. Воспоминания о нем сохранились у него в подсознании на долгие годы.
Пока Хорнблауэр находился в Кенте, мировой кризис еще более обострился. Это стало результатом сражения, которое вице-адмирал сэр Роберт Кальдер дал 22–23 июля, результатом которой вместо необходимой победы стала нерешительная стычка. Новости об этом событии достигли Адмиралтейства в августе, а официальные сообщения, в которых французы объявили о своей победе, были вскоре перепечатаны и в английских газетах. Это привело к настоящей буре общественного мнения, требованиям поставить Кальдера перед трибуналом и заключить в тюрьму. С меньшим количеством кораблей Кальдер вступил в бой с флотом Вильнева, возвращавшегося из Вест-Индии, и захватил два из его кораблей. Если это достойно кары, спрашивал французский автор, то чего же заслуживает Вильнев, чей флот был более многочисленным и при этом потерял два корабля? Между тем ситуация оставалась необычайно напряженной, поскольку флот Вильнева был более или менее невредим. Он зашел в бухту Виго 28 июля, высадил там на берег своих раненых, а 1 августа достиг порта Ферроль. Когда он вновь вышел в море 9-го, то все еще мог соединиться с другими силами и взять курс, как ему и было приказано, на Ла-Манш. Однако в приказах Вильнева была статья, которая позволяла ему, в случае необходимости, отправиться в Кадис. 15-го он решил так и поступить и 20-го уже был на месте. Новости об этом были получены в Адмиралтействе 1-го сентября, и Первый Лорд — лорд Бархэм, был обеспокоен. Кабинет Министров хотел знать, чем занимается лорд Нельсон, члены парламента рассуждали об опасностях торговле, а газеты требовали трибунала для сэра Роберта Кальдера. Если бы только Вильнев отважился выйти в море! Уничтожение его флота было единственным решением проблемы, стоявшей перед лордом Бархэмом. Именно в это время мистер Марсден и вспомнил о Хорнблауэре и о возможности направить Вильневу фальшивые приказы с подделанной подписью. Можно было бы сделать еще множество разных вещей, но реализация этой идеи, даже если бы попытка и не удалась, абсолютно ничего не стоила. Вечером 1 сентября в Мэйдстон был направлен специальный гонец, а уже 2 сентября Хорнблауэр прибыл в Адмиралтейство. Все еще получая жалование как капитан Территориальной Морской обороны, он был переведен в Сикрет Сервис и выслан с тайной миссией на неприятельскую территорию. Если бы его схватили, то, конечно же, повесили бы как шпиона.
