Он отправился в путь с первыми лучами солнца верхом на почтовой лошади. Поднимаясь по косогору, гнедая, в светлых яблоках кобылка мерно потряхивала пышной гривой и, казалось, никуда не торопилась, давая всаднику возможность насладиться видом бескрайних просторов Бургундии. За деревней Нанту горизонт изогнулся бледной дугой. Еще никогда земля не казалась Данверу такой круглой. Насколько хватало глаз, тянулись молодые виноградники. Бесконечные ряды отсаженных черенков переваливали через гору Шом, пологие склоны которой пестрели белыми пятнышками крохотных деревушек со шпилями колоколен.

Жаспар остановился, чтобы напоить лошадь. Со всех сторон его окружало небо, словно он попал под перевернутое голубое блюдце. Он думал об Анне Дюмулен и надеялся, что с ней не станут обращаться как с ведьмой. Однако опасения Мало лишь укрепляли его собственные дурные предчувствия. Его бесила мысль, что он всего лишь наблюдатель со связанными руки. Он попал в западню, став свидетелем бесчеловечности правосудия, которому служил верой и правдой. Если на основании его доклада не будут приняты соответствующие меры, то можно не сомневаться, что Ла Барелль по достоинству оценит его присутствие: в этом случае судья-инспектор станет гарантом безупречной работы трибунала. Жаспару почудилось, будто в легкой утренней дымке он разглядел нежный, ставший ему дорогим образ… Грудь сдавила такая острая боль, что пришлось остановиться и переждать, пока она не ослабит свою хватку.

Добравшись до Пулиньи-Монтраше, он спешился и, сойдя на обочину, наспех перекусил среди виноградных лоз, которые плотными рядами тянулись до стен ближайших домов. Выше, где земля была не столь ценной, коровы на выпасе щипали молодые побеги лещины. Порывы ветра пробирали насквозь, но все же в воздухе уже пахло близкой весной.

Покачиваясь в седле, Жаспар размышлял о предстоящей встрече с председателем Высшего суда. Он имел репутацию человека резкого, хорошо осознающего масштабы своей власти, которому не понравится, если Париж начнет диктовать ему свою волю. Главная трудность будет заключаться в необходимости убедить его, что решения принимает лишь он один, эти решения превосходны и, кстати, с ними совпадают пожелания Королевского совета… Хотелось бы знать, как справятся с этой задачей шесть других судей-инспекторов, которые назначены в провинции. Им также придется представлять свои доклады на рассмотрение Высших судов региона.

Ближе к вечеру он наконец прибыл в Дижон. Подкованные копыта лошади скользили в лужах. Все вокруг бегали: кто босиком, кто в сабо, а кто и в башмаках. Навстречу Жаспару торопились продавцы сдобных булочек, инструментов, веников из утесника, нищие, пропущенные в город, и прочий занятой люд. Пожилая торговка предложила ему свежие яйца, лежавшие у нее в плетеной корзинке под сварливо квохчущей курицей. Стадо блеющих коз развело их по сторонам и оттеснило с середины узкой улицы к каменным стенам домов. Лавки открывались, как маленькие театры, с громким стуком ставней, оповещая о возобновлении работы после дневного перерыва. Верхний ставень защищал от солнца и дождя, на нижнем выкладывался товар, который хранился под прилавком: свежевыпеченный хлеб, гирлянды копченых колбас, рыба из близлежащих прудов…

Во Дворце правосудия жандармы провели его в кулуары и оставили одного. Жаспар Данвер настроился на долгое ожидание и устремил взгляд вверх, на сводчатый потолок, расписанный яркими фресками. Однако вскоре появились четверо стражников в форме, украшенной геральдическими символами Дижона, и отвели судью к своему капитану, который был немало удивлен неожиданным визитом представителя Королевского совета. После долгих уговоров судью все же провели в строгий кабинет, отделанный панелями из темного ореха, где находился человек с утонченными манерами, представившийся личным секретарем генерального адвоката.

Судья-инспектор, представитель Королевского совета, объявил о своем прибытии с целью просить аудиенции у господина генерального адвоката. Секретарь провел пальцем по большому кружевному воротнику. Дата такой аудиенции не была оговорена заранее. Очевидно, господина королевского инспектора заставили поторопиться с визитом какие-то чрезвычайные обстоятельства…

Данвер понимал, что этот щеголь может поспособствовать его встрече с председателем Высшего суда. Воспользовавшись подготовлен ной речью, он представил секретарю аргументы, которые могли посеять определенное беспокойство, давая при этом минимум конкретной информации. Гусиным пером, оправленным в золото, секретарь записал основные пункты прошения, шурша модными рукавами с вертикальными разрезами. Время от времени он поднимал голову и с любопытством поглядывал на посетителя. Однако суть игры заключалась в том, чтобы делать ходы, не открывая при этом своих карт.

— Господин председатель Высшего суда Дижона, несомненно, будет очень заинтересован сведениями, которыми вы располагаете, равно как и вашей оценкой сложившейся ситуации. Я устрою вам встречу завтра пополудни, в перерыве между заседаниями в совещательной палате.

Опустив взгляд на свои сапоги с отворотами из красного льна, секретарь вполголоса предупредил, что председатель Высшего суда не любит, когда вносятся изменения в план его рабочего дня. Но дело это, конечно же, серьезное и стоит того. «Серьезное», — повторил он, с необычайной любезностью провожая Жаспара Данвера до дверей. Судья испытывал некоторое замешательство, не зная, то ли возмущаться, что его не приняли немедленно, то ли радоваться тому, что аудиенция назначена на завтра.

Вечером он отправился в центр города и как следует поужинал в приличном трактире. В просторном зале соседствовали местные виноторговцы, фламандские купцы, торговавшие роскошными тканями, венецианцы, желавшие сбыть часть своей посуды еще до прибытия в Амстердам, турки, продававшие за большие деньги редкие растения и специи. Все были богаты, дружелюбно настроены и общались на колоритном языке строителей Вавилонской башни: жесты и цифры значили куда больше, чем простые слова.

Суконщик из Брюгге предложил ему накидку из ткани, которая была нежной на ощупь и переливалась, как шелк. Торговец многозначительно подмигнул Жаспару и сказал, что, получив такой подарок, его супруга запляшет от радости. Он завернул ценную ткань в кусок льняного полотна, и они ударили по рукам. Тем более, что суконщик в память об этом прекрасном месте запросил божескую цену. «Чудеса торговли», — подумал Жаспар, принимая пакет, хотя не был уверен, что осмелится преподнести его в подарок.

Держа под мышкой свою покупку, он долго гулял по улицам Дижона, бродил по пассажу. Лавки были еще открыты, кабаки ломились от гуляющего народа. Освещенные окна верхних этажей, нависавших над улицей, бросали на землю косые тени от рам в виде креста святого Андрея.

Но наутро город снова выглядел хмурым и негостеприимным. Народу на узеньких улицах стало еще больше, чем накануне, словно для того, чтобы помешать ему попасть во Дворец правосудия к указанному времени. На одном из перекрестков застряли карета и повозка, груженная бочками. Никто не хотел уступать дорогу до тех пор, пока не появились конные стражники, которых побаивались все без исключения горожане. После громких криков, угроз и стука шпагами по низко висящим вывескам порядок был восстановлен и дорога к собору расчищена.

Королевского инспектора незамедлительно провели в кабинет, богато украшенный позолотой, и оставили в ожидании аудиенции. Сверкавший золотом потолок затмевал изысканную скромность деревянных стеновых панелей, отделанных гризайлем.

Председатель Высшего суда вошел в кабинет в ослепительной ярко-алой мантии и сразу же поразил судью Данвера, удостоив его дружеского объятия. Затем, не теряя времени, он уселся в величественное кресло, установленное на возвышении, скупым жестом принял документ, который протянул ему секретарь, и, пробежав глазами текст, взглянул на посетителя. Все в его поведении и облике выдавало человека уверенного в себе и облеченного большой властью. Прежде всего он хотел знать, что делается в Париже и какой приказ получили семь судебных следователей. Ответы Данвера не удовлетворили его, и он потребовал более точные и подробные сведения. Выслушав расплывчатое изложение событий, председатель Высшего суда открыто заподозрил судью-инспектора в укрывательстве важных данных. Однако выражение его лица изменилось при упоминании о процессуальных нарушениях и поспешном выдвижении обвинения против вдовы аптекаря.