— Руки у меня чешутся, как бы не придавил я тебе глотку. Мне терять нечего: что два трупа, что три.

Глаза вора налились слезами:

— И чего ты не прибрал меня, господи, когда я на шапку годился?! Сколько себя помню, все на меня косятся как на нечистого! Доброго слова не слыхал! Никто не спросил: что у тебя на душе, братец? Что у тебя там творится, малыш? Что ворам, что мусорам — всем не нравятся мои глаза. И никто мне не верит, хоть могилой матери клянись! Даже когда правду ботаю. Братан уводил деньги из дому на гульбу, а старик все равно меня лупил: "Ты их спер, Думитре, по глазам вижу!"Что вы там видите, чтоб вам провалиться? Что там написано?

Он обхватил голову руками и зарыдал. Силе смягчился,

взял его за локоть.

— Брось, Митря! Не так страшен черт, как его малюют…

На, закури-ка лучше.

Вор изучал его сквозь щелочки век, пряча улыбку. Сработало! Он уронил еще пару слез для пущей убедительности.

Помолчали, вслушиваясь в гулкую ночную тишину.

— Давно воруешь? — В голосе Беглого звучало сочувствие.

— С четырнадцати лет… Предки померли, я один остался.

— Понятно. Улица тебя засосала.

— Я и сам постарался, что там говорить… А дальше — два месяца на воле, десять — в тюряге… — Он поднял глаза: — Верь мне, господин профессор, не пожалеешь. — И добавил шепотом: — Разреши тебе помочь.

— В чем?

— А чтоб уйти! Я знаю, ты лыжи навострил, видел веревку-то…

У Силе похолодело в груди. Он прислонился к стене" А вор

зашептал скороговоркой:

— Знаю, господин профессор, я с ходу тебя раскусил… Имей меня за человека, я пригожусь, черта сверну, чтобы увидеть тебя на воле!

— Любовью ко мне проникся, да? Так, ни с того ни с сего…

Челнок опустил глаза:

— Доказать всем хочу, что я не Иуда.

— Только поэтому?

Челнок выпалил одним духом:

— Только, родненький! Ну пойми, впереди меня молва идет: где Димок, там и продажа… Каково жить-то?! Не успел сесть, меня уже оговорили. Все воровское племя меня опасается… Даже ты вот…

— Верно, даже я. Вор вздохнул:

— Знал бы ты, сколько во мне куражу сидит! Поверь в меня, дя Беглый, да шепни людям, что держу фасон, а если не выйдет по — хорошему, уж они-то сумеют меня наколоть.

Силе не спускал с него глаз.

— Продашь — на пощаду не рассчитывай!

— Ясно! Я же видел твои кувалды… — Ладно, Митря, попробуем.

Челнок схватил его руку и поцеловал. Дрожь побежала по телу Беглого, как от прикосновения змеи. Два слова копошились в голове, но язык отказывался их связать:

"Поцелуй Иуды!"

Старик снял очки и протер их, улыбаясь: "Но это же просто- человек врет!"

Луна посеяла луч света. Разлученные тополя, словно пять погашенных свечей, тихо ткали свою тень. Силе Драгу оторвался от окна.

— Спишь, Митря?

— Нет, дядя, — ответил вор, поворачиваясь на бок. — Думаю. Запутанная штука эта жизнь, хоть вой! — Он горько усмехнулся.

— Что так?

— Помню, полюбилась мне одна, Жени звали. На саму Богоматерь не смотрел, как на нее! Юбки свои стирала в моих слезах!

— Роковая женщина…

— Адское зелье! Обовьют мужика, обожмут, высосут всю кровушку до последней капли! До исступления доводила, не веришь? Кровати с ней ломал!

— Охотно верю, вон ты какой здоровяк!

— Ну, может, и не ломал, а только совсем она меня с ума свела, чертовка. Речи лишился, ходил как чумной…

— Да — а, вот это любовь!

— Думаю, она меня приворожила, господин профессор. Черных кур в печь кидала!

— Это чтоб удержать?

— А то как же!

— Чтоб не лишиться такого красавчика!

— Смейся, смейся.

— Я не смеюсь, Митря.

— От этаких, которые из нашего ребра сделаны, чего угодно жди… Дарил я ей и кольца с каменьями, и браслеты… Взломал галантерейщика, чтобы добыть ей шмоток. Дурак…

— Попался? Недомерок вздохнул:

— Срок получил.

— Сколько дали?

— Два с полтиной. Я сосал лапу в кутузке, а эта стерва ставила мне рога с домушником из Дудешть, Шпилькой звать.

— Знаем такого.

— В конце концов он тоже тюрягой кончил… Вертихвостка, сука, — заключил Челнок с отвращением.

Беглый достал пачку сигарет.

— Спички есть?

Ночь растратила всю свою темноту. Сквозь жалюзи просвечивала заря цвета спелой черешни, курилась утренняя дымка.

— Зашла русоволосая в село, а мы и не заметили… — Челнок любовался зарей. Он страстно, глубоко затянулся. — Всю ночь ломал голову, поверить мне или нет?.. Так?

— Брось.

— Значит, так. Дрейфишь, как бы я тебе ножку не подставил.

— Ты мой верный друг? — Профессор удерживал чинарик кончиками пальцев. Тонкая струйка дыма плела голубые арабески. — Сколько тебе лет, Челнок?

— Сорок пятый разменял, в женский день… Вот когда надумала мамаша выпустить меня на свет!

— Мы одногодки.

— Тоись как?

— Мне тоже в этом году сорок четыре исполнится, на рождество.

Вор подавился смехом:

— Батей меня впредь называй, малец ты желторотый!

— Мне, Митря, дали десять, а отсидел я только шесть. Считай сам…

— Да уж! Если снова сцапают, то выйдешь как раз под пенсию. Так и вижу тебя о трех ногах с бутылкой кефира в авоське…

Силе Драгу ожег его таким взглядом, что Челнок замолчал.

— Послезавтра попытаюсь уйти. Вор прикрыл веки.

— Бог в помощь, господин профессор!

— Прежде бога ты помогать будешь. Обещал вроде!

— А как же, паря! — Челнок старательно погасил окурок. Затем сказал тихо, задушевно: — А получится ли, дя Силе?

— Получится не получится, все едино. Не могу я больше, Митря! Заболеваю!

Его зеленые глаза затуманились. Вор прошелся пятерней по волосам, шрам на лице задергался.

— Знаю, дорогой! Но еще я знаю, что менты гоняют за тобой по всему свету.

— Если не увижу дочурку, точно рехнусь! Сохну я, Митря, камень грудь давит!

— Ну, так ни пуха тебе ни пера! — Челнок закусил губу. — Как бы только снова не заехать дышлом в забор.

— Будь спок, я все рассчитал. Захоти ты…

— Всегда готов, дядя!

Беглый нагнулся над койкой вора.

— У меня прочная веревка тридцати метров с гаком. Мой дружок завтра ночью оставит без света весь квартал.

— Ага!

Челнок пошарил по карманам. Усталые глаза снова заблестели.

— Богат сигареткой? Моя очередь, но все выкурил…

— Прошу.

Заря трудилась в поте лица. В комнате дым стоял — хоть топор вешай. Угловатое лицо Беглого казалось отлитым из свинца, лицо Челнока — испитым, белесым,

— Значит, так, дя Силе…

— Так, Митря!

— Начало неплохое. А потом? До земли сколько метров… — Он покачал головой: — Внизу ты и пикнуть не успеешь, как тебя возьмет сторож со склада.

Силе Драгу хитро подмигнул:

— А я и не спущусь. Зачем это мне? Я переберусь через склад. — Как это?

— К штабелю плах во дворе школы.

— Через яму с известью?

— Через яму и через забор. Вор перекрестился.

— Это ж двадцать метров, не меньше!

— Двадцать пять.

— И как ты их одолеешь?

— По натянутой веревке. А как спущусь, ты отвяжешь конец, и я ее выберу. Сто лет не разгадают хитрости. — Он рассмеялся: — Что рот разинул?

— Разинешь тут… — Челнок смотрел на Беглого, как смотрят на фокусника в цирке. — У тебя, брат, башка не дура! Варит твой сельсовет! Дошло… А дружок твой привяжет веревку к плахе…

— Лишь бы он конец поймал.

— Аи да Профессор!

Челнок не переставал удивляться. Даже позабыл, что вышли сигареты, и вытащил пачку.

— Твоя возьмет, паря, это точно!

— Будем надеяться.

— Ты им нос натянешь, разрази меня гром! — Он рассмеялся: — Молодчага, Профессор! Рядом с тобой Джикэ Сгущенка — сосунок.

— Да ладно тебе…

— Верно говорю! Когда он ушел из отделения, ему помогли ватажники с перьями: двух комиссаров накололи. Но эдак, в одиночку, напролом…