— Стой у мечети… Всем передавай, где я. По первому выстрелу бить басмачей!

Санджар пошел вниз, к дому Бутабая, той же уверенной походкой. Только теперь толстяк увидел двух санджаровских воинов, скользивших в тени домов в нескольких шагах от командира, а немного поодаль еще двух, и еще, и еще. Вопреки обыкновению, все они были пешими. У всех в руках винтовки на изготовку, у многих гранаты. Один за другим проходили бойцы мимо мечети, и Гулям тихо передавал им приказ командира… Стало светлее.

«Почему он не ищет Саодат? — недоумевал Гулям. — Надо посмотреть, что с ней».

Четкой дробью рассыпалась внизу пулеметная очередь и оборвалась. Грохот и вой наполнили кишлак…

Кто–то шумно вздохнул рядом. Гулям резко обернулся.

Вчерашний домулла, перегнувшись через ограду, смотрел на улицу.

— Что такое? — спросил он.

— Это пришел Санджар.

— Да ну! — обрадовался старик.

Неожиданно легко для своих лет он перебрался через забор и стремительно побежал вдоль улицы, истошно крича:

— Вай дод! Хватайте воров! Бейте воров!

Отряд Санджара собирался в обратный путь. Кони были заседланы. Бойцы осматривали сбрую, бродили по двору мечети, вьючили на запасных лошадей амуницию, винтовки, захваченные в утреннем бою.

Солнце клонилось к западу, когда из ворот дома ишана вышел Санджар в сопровождении Гуляма и Саодат. На голову молодой женщины была накинута паранджа, но без чачвана. Лицо ее было открыто.

Командир хмурился. Бойцы удивленно переглядывались.

И только один Гулям примечал и холодную застывшую улыбку на красивом лице Саодат и странные безразличные взгляды, которые она бросала из–под полуопущенных ресниц вокруг.

Гулям слышал отрывки разговора командира с Саодат.

— Этому не бывать! — упрямо говорила молодая женщина.

— Чем я заслужил такое?

— Я безмерно благодарна вам, друг, но сердцу приказать не властна. Этого не будет.

О чем говорили Санджар и Саодат дальше, Гулям не понял.

Санджар нетерпеливо хлестал камчой камни ограды. Уже подвели его жеребца, и местный аксакал подобострастно ухватился за стремя.

В этот момент с улицы послышались женские голоса, крики. Через узенькую калиточку во двор ввалилась толпа. Все это были по преимуществу молодые, здоровые крестьянки; они тащили круглого, заплывшего жиром человека в дорогом бухарском халате и кричали:

— А ну–ка, а ну–ка иди, вот сейчас тебе тут отрубят голову.

Толстяк жалобно взвизгивал и стонал, но не пытался вырваться из цепких рук.

Женщины подтащили своего пленника поближе к Санджару и, не дожидаясь вопросов, в один голос заговорили. Командир, не понявший ни слова, сокрушенно покачал головой. Тогда рослая загорелая женщина крикнула так, что кони шарахнулись в сторону:

— Молчите, все молчите! Я скажу. Господин Санджар, вот это наш амлякдар Сарыхан… Он вместе с эмиром год назад подобрал свой жирный зад и, растрясая свое сало, удрал к афганам… А теперь узнал про этого подлеца курбаши и притащился к нам собирать налоги. Мы ему покажем налоги! Он опять берется за старое. Всех пугает: подождите, англичане придут! Они всем большевикам покажут… Это он не позволял приступать к жатве, пока посевы не будут обмерены и записаны в его поганую бумагу. Сколько хлеба осыпалось, пропало с тех пор, как его сальное благородие соблаговолило притащить свое девятипудовое пузо в наш кишлак.

Скупая улыбка промелькнула на лице командира. Он молча кивнул головой и одним прыжком вскочил на коня.

— Так ты, господин, разрешаешь?

— Разрешаю. Только, женщина, я не господин, а товарищ.

Амлякдар понял, что это приговор. Он упал в пыль, и, жалобно подвывая, стал умолять Санджара, чтобы он вступился за него.

— Что ты меня просишь? Проси их!

С высоты коня Санджар обвел взглядом двор, толпу, всадников и остановился на бледном лице Саодат. Он спросил ее:

— Саодатхон, а вы что скажете?

Она помедлила и очень тихо проговорила:

— Я не могу… Какую лошадь вы мне дадите?

Тогда та же рослая женщина презрительно фыркнула:

— Она не может… Она, видите ли, такая! Вот отобрал бы последнюю горсть муки этот вонючий козел у твоей малолетней дочери, тогда бы ты запела иначе. Пошли, сестры!

Они потащили прочь жалобно скулившего толстяка. Бойцы и дехкане молча проводили их взглядами.

Санджар скомандовал своим бойцам садиться на коней. Внезапно несколько пожилых, очень оборванных дехкан загородили ему путь. Приложив руки к животам, старики молча отвешивали глубокие поясные поклоны. Пришлось заговорить самому Санджару. Он спросил:

— Чего вам, дядюшки?

Выступил сухой, изможденный горец, необычайно высокий, с лоснящимися скулами.

— Разреши, госпо… товарищ–сардар, два–три слова?

— Говори, дядя.

— Первый вопрос: ты уедешь, сардар. Твои воины уедут. В большом сае поселились люди, называющие себя мусульманами. Они с оружием приходят в кишлаки и отбирают у народа скот, хлеб. Говорят: «Это для бога!» Но почему богу нужно достояние только дехкан? Почему у Бутабая они даже паршивого котенка не забрали? Можно Советскую власть установить у нас в кишлаке, чтобы эти мусульмане не смели к нам приходить?

— Да. Нужно.

— Еще вопрос: если Бутабай без тебя, сардар, вернется, то из десяти мешков пшеницы девять он заберет себе, из десяти баранов все десять отберет. Так он делает всегда. Говорят же мудрые: «Притеснитель не сжалится над положением бедняка». Если придет Бутабай, мы его убьем? А?

— Дело ваше. Старики тоже говорили: «Потушить огонь и оставить угли, выгнать змею из норы и оставить ей жало, — не дело мудрых».

— Имама в кишлак не пустим?

— Дело ваше.

— Еще вопрос можно?

— Да.

— Мы додумались до хорошего дела. Наши дехкане поняли, что вразброд далеко не уйдешь. Раньше нечем было работать, нечем пахать. Теперь, если мы сложимся вместе, мы спокойны: работать будет чем — у одного есть бык и у другого есть бык, у одного есть омач, у другого есть борона… Будем работать дружно, а?

— Это хорошо. Отцы и деды делали хошар. Очень хорошо!

Но горец возразил:

— Нет. Твой начальник, главный начальник — Ленин. Отец всех бедняков Ленин. Что он сказал? Даже в наши горы и степи пришли его слова. Слова великой истины и через камень до ушей дойдут. И дошли. Ленин сказал: «Земля — тех, кто на ней работает». Сказал так Ленин? Сказал. Раньше мы делали хошар для бая и для имама мечети. А теперь будем делать хошар для себя, и не один раз, а все время. И день, и два, и месяц, и год. А землю Бутабая и вакуфа возьмем себе. Можно?

Санджар был в большом затруднении. Полномочий раздавать землю он не получал. Дехкане, видя, что он колеблется, помрачнели. Но высокий горец не сдавался. Он снова заговорил:

— Ленин есть? Есть. Ленин так сказал? Сказал.

— Забирайте землю, — не выдержал Санджар. — Я попрошу, чтобы из дюшамбинского земельноводного отдела прислали человека. Он вам поможет организовать Союз бедноты. Басмачи идут к своей гибели. Петля аркана затянулась. Не сегодня, так завтра басмачи захлебнутся в своей поганой крови. Берите в свои руки помещичью землю, пашите ее, ухаживайте за ней, как за родной матерью. Не допускайте, чтобы нога помещика ступила на ваше поле. Да, да, ваше. Вся земля крестьянам сказал Ленин… Забирайте землю, растите урожай. Будьте богаты. Мы, Красная Армия, отдаем вам землю.

Провожаемые доброжелательными возгласами и благословениями дехкан, бойцы цепочкой потянулись по дороге.

Навстречу им показалась мрачная процессия. Бегом двигалась вереница людей, несших десятки носилок с покойниками. Это хоронили басмачей.

Бойцы ехали, глядя прямо перед собой, сурово сжав губы. Ни один из них не оглянулся. Только Гулям не удержался и сказал вполголоса:

— Закопать врага так, чтобы из могилы не встал. Сравнять с землей могилы так, чтобы следов не найти…