Мастер вспоминал, как работал последние полгода, и ему казалось, что произошла какая-то ошибка, путаница. Не заслужил он такой благодарности Серго Орджоникидзе. Да, в эти месяцы доменщики работали хорошо, очень даже хорошо, как никогда и не бывало. Но его ли в этом заслуга? Завод все эти месяцы получал хороший кокс, коксовой мелочи почти не было: на руднике пустили агломерационную ленту, и руда пошла с большим содержанием железа. Его и заслуга только в том, что он вел домны на полном дутье.

Он радовался теперь: домны хорошо «идут». Ему нравился азарт, который охватывал доменщиков в дни вот такой дружной, напористой работы, когда все удивительно ладится, выпуск идет за выпуском, строго по часам. Ведь доменный был вроде сердцем завода. Лучше работали доменщики, полнее и чаще наливали чугуном ковши, больше давали газа в другие цехи, энергичнее шла жизнь и у мартеновцев, прокатчиков. «Лихорадило» домны, и весь завод начинало «качать».

А вот в эти полгода обошлись без «лихорадок». Доменщики давали столько чугуна, сколько никогда не давали. Первым в соревновании смен шел Семен Семенович.

Под утро Клемёнов не выдержал и пошел на завод. Там уже знали о телеграмме Серго Орджоникидзе и старого мастера встретили поздравлениями.

Незадолго до этого радостного события у Семена Семеновича произошла крупная размолвка со старшим сыном Степаном.

Коренастый мальчонка, шустрый, любопытный, похожий на отца, с круглой, как шарик, головой, слегка оттопыренными ушами, он был в семье любимцем отца. Не один раз Клемёнов брал сына с собой на завод, не уставая отвечать на множество вопросов до всего любопытного мальчугана, приносил ему кусочки руды, малахита, кокса, шлака. Степан все это раскладывал по коробочкам, уже знал, отчего шлак бывает более светлый или более темный, распределял по сортам образцы руды. В десять лет в доме у него появился отдельный рабочий уголок, где он мастерил модели каких-то машин, что-то строил, точил, пилил. Ходил Степан всегда в рубашке, измазанной клеем, красками. Мать сердилась, что не может на него настираться, что рубашки его не отмываются. Семен Семенович благодушно посмеивался и брал сторону сына.

Клемёнова не особенно огорчали неважные отметки, которые приносил Степан из школы. «Заводским будет человеком, к домнам станет — сам за учебники возьмется», — думал он, глядя на сына, как тот, по-рабочему закатав по локоть рукава рубашки и надев отцовский фартук, чем-то скрипел в своем углу.

Степан, окончив девятилетку, заявил о своем желании пойти работать к печам. Куда же ему и итти, как не в доменный? Мастер поговорил с главным инженером, и, хотя это было против правил, Степана, минуя школу — обычный путь подростков, — приняли в доменный цех.

Семен Семенович поставил его в свою смену и сам следил, чтобы из него вышел хороший доменщик. В мечтах он видел тот день, когда у домен встанет новый мастер — Степан Семенович Клемёнов — продолжатель родовой профессии.

За один год работы у доменных печей Степан неузнаваемо изменился. Из неуклюжего подростка он вытянулся в стройного юношу, раздвинулся в плечах, повзрослел, забасил. Отец был прав — сын потянулся к учебникам, начал ходить на курсы. Степан стал курить, щеголять новыми костюмами, пропадать по вечерам на гулянках. Часто посещать «Пятачок».

На заводе все были довольны Степаном; его уже выдвинули к горну. Комсомольцы избрали молодого Клемёнова секретарем цеховой комсомольской организации. «Растет доменщик — моя замена», — думал отец.

Но Степан не оправдал этих надежд мастера.

Вдруг как-то разом сын остыл к доменному делу, засел за старые, извлеченные с чуланных полок учебники, почти все свободное время проводил дома, позабыв всех приятелей по «Пятачку». Он как-то поугрюмел, словно снедаемый какой-то заботой, стал даже дерзить отцу по пустякам. Матери с трудом удавалось тушить эти внезапные и непонятные ссоры.

С возрастающей тревогой и недоумением присматривался Семен Семенович к сыну. Что с ним? Так повелось в доме, что жена взяла на себя большую часть забот о детях. Сам мастер, привыкнув, что на заводе все делается так, как приказывает он, и все люди подчиняются ему, дома легко раздражался, когда дети резко проявляли свою волю. Он не замечал этой своей черты домашнего деспотизма. Семен Семенович удивлялся, случалось, как жена умеет всегда так легко ладить с детьми, тихо и спокойно добивается от них того, чего он не может добиться, пуская в ход всю тяжесть отцовской власти.

Встревоженный переменами в сыне, он попытался поговорить об этом с женой, но она не поняла, чего он хочет от Степана.

Однажды за обедом Степан вдруг, как о чем-то очень обыденном, сказал, что осенью собирается оставить доменный цех и пойти учиться дальше.

— В добрый час, — благожелательно отнесся Семен Семенович, хотя ему и не понравилось, что Степан сообщил об этом, как о решенном деле, не спросив у него совета. — Вот и техникум у нас осенью открывают. Через четыре года, смотри, будешь доменным техником.

— Нет, я в металлургический не пойду. Хочу стать строителем. В Москву учиться поеду.

— Почему же в строительный? Металлургия для тебя плоха? — спросил с усмешкой Семен Семенович, и лицо его начало краснеть.

— Не плоха… Но мне строить хочется. Вот этому и буду учиться.

— Щенок! — вдруг закричал Семен Семенович. — А отца и мать спросил? Большой стал?

Он впервые так кричал на сына.

— Не кричи! — с вызовом произнес Степан. — Я уж не маленький… Знал, что возражать будешь, потому и молчал. Сказал: пойду в строительный — так и будет.

Он стоял против отца, высокий, с гневно сузившимися глазами, с темными упрямо принахмуренными бровями. Отец с изумлением смотрел на него.

— Ну, а коли так… Поезжай… Куда хочешь — на все четыре стороны. Спасибо, сынок, за мои заботы о тебе. Отблагодарил!

— Нечего меня упрекать. Что я плохого сделал? — резко бросил сын и пошел из комнаты.

— А? Каков? — растерянно спросил Семен Семенович.

Мастер понимал, что наговорил лишнее. Не так надо было вести весь этот разговор. Взволнованный ушел Семен Семенович на завод. Всю смену он ждал, что сын подойдет к нему и все как-то уладится, дома воцарится порядок и размолвка будет забыта. Но упрямый характер не позволил Степану подойти к отцу, и мастер, ожесточенный черствостью сына, тоже не сделал шага к примирению.

Вечером жена сказала ему:

— Напрасно, отец, ты так накричал на него.

— Ну, ты, известно, — держишь их сторону. Вот отговори его.

— Зачем? — возразила она. — Пусть уж делает, как сам задумал. У него своя жизнь начинается.

— А коли так — пусть сам все и решает. Мог бы и вовсе мне не говорить. Без советов может прожить.

Так они и не помирились до отъезда. И прощание было сдержанное, сухое, словно оба не могли простить каких-то больших обид друг другу.

Семен Семенович тяжело пережил внезапный отъезд старшего и любимого сына. Рушилась мечта увидеть Степана доменщиком. Ему казалось, что без старшего сына в доме стало тише и скучнее. Образовалась какая-то пустота, которая ничем не заполнялась. Дома он мог поговорить со Степаном о цеховых делах, даже посоветоваться с ним. Надеялся Семен Семенович вначале, что Степан может не выдержать в Москве экзамена и поневоле вернется домой и поступит в металлургический техникум. Про себя он решил, что и словом не упрекнет сына.

Однако Степан не вернулся.

Он прислал письмо и в нем сообщил, что все экзамены благополучно выдержал и уже приступил к занятиям. Сообщил и о том, что ему выдается стипендия, просил не беспокоиться о нем. Писал он не часто, ссылаясь на занятость, и все только про учебные дела, про Москву. О том же, как ему живется, в чем он нуждается — ни одного слова. После каждого письма Семен Семенович наказывал жене не забывать посылать Степану деньги.

— Упрямый, — задумчиво и с одобрением говорил он. — Такие своего достигают.

Теперь и Семен Семенович как-то разом поверил, что, может быть, сын поступил правильно, выбрав путь, который ему больше нравится. По всей стране строят новые заводы, фабрики. Строители очень нужны. И тут же, противореча себе, поправлял, что ведь и доменщики требуются. Мог бы сын стать доменщиком, что его потянуло в строители? Чем они его пленили?