Литмир - Электронная Библиотека

Он хлопнул в ладоши, пошла старуха горбунья.

— Чашку кофе уважаемому гостю, — приказал он.

Потом обратился к попу:

— Говори!

— Дорогой ага, — начал тот, — твоей милости хорошо известно, что мир висит на волоске. Если этот волосок порвется, мир упадет вниз и разобьется вдребезги.

— Это знает каждый дурак, — сказал ага раздраженно, — дальше!

— Некто хочет перерезать этот волосок, ага.

Ага заволновался, схватил свой ятаган и вскочил, готовый убить этого «некто».

— Кто он? — закричал ага. — Я отрублю ему голову! Да, клянусь Мохаммедом! Говори поп, кто он, и тогда увидишь, что я сделаю с ним!

— Московит! — ответил поп.

Ага остолбенел. Что ж, теперь надо бежать из Ликовриси? Оставить Ибрагимчика и все свои дела? Бежать к шайтану, на край света, чтобы найти среди снегов московита и зарезать его?

— Но ведь этот проклятый далеко, — сказал ага и отложил ятаган. — Далеко! Куда же я пойду? Не притворяйся дурачком, поп. Успокойся, вот тебе мой совет. Я сделаю то же. Так и проживем, а когда кончится жизнь, будем наслаждаться на том свете.

— Да нет, не надо покидать Ликовриси, дорогой ага! Московит послал своего человека в наше село. Здесь, в Ликовриси, он и хочет перерезать этот волосок! Я исполнил свой долг сегодня в церкви, пусть это сделает теперь твоя милость.

— О чем-то мне бубнила горбунья, да я не понял.

— Я отлучил от церкви Манольоса — московита! Я изгнал его из стада Христова!

— Но почему же, поп? Ведь он, бедняга, хороший человек, хоть и чудак! Разве он не хотел принять на себя вину и пойти на виселицу, чтобы спасти село?

— Лицемерие, дорогой ага, лицемерие! Он все это подстроил, чтобы ввести в заблуждение людей.

Рассерженный ага почесал затылок.

— Вы, греки, будьте вы прокляты, можете даже блоху подковать! — закричал он. — Где же понять простодушному человеку, чего вы хотите! Говорите одно, делаете другое, а на уме у вас третье! Уходи, поп, не морочь мне голову, убирайся! Я не в настроении сегодня! Да еще этот дьяволенок… — указал он на Ибрагимчика.

Но Ибрагимчик молча курил, пуская дым в потолок, и скрипел белыми, острыми, как у собаки, зубами. Впрочем, услышав свое имя, он сердито повернулся к аге.

— Скажи попу, сам знаешь о чем! Иначе я убегу, пойду обратно в Измир. Издохну я здесь!

Он сделал движение, чтобы встать, но ага схватил его за плечо.

— Сиди смирно, дьяволенок, сиди, говорят тебе, — сейчас скажу!

Он обернулся к попу Григорису.

— Уважаемый поп, чего тебе от меня надо? Ты пришел просить меня об одолжении? О каком? Говори, поторгуемся, но только покороче. Не засоряй мне голову лишними словами, я и так пойму. Ну, я слушаю тебя.

— Ага, — сказал поп Григорис, подходя к нему, — этот бездельник, сын покойного Патриархеаса, подарил все свое состояние голодающим с Саракины.

— Это его право, — сказал ага. — Разве это не его собственность? Что хочет, то и делает.

— Да, но ведь эти голодранцы присланы из Москвы! Их всех послали сюда, чтобы они перерезали волосок.

— О чем ты говоришь, поп? Говори яснее! Всех?

— Всех… А возглавляют их поп Фотис и Манольос. Говорят, завтра они придут собирать урожай со своих виноградников… Ты понимаешь, что это значит? Наложат свою лапу сначала на наше село, на твое село, дорогой ага, а затем понемногу выбросят нас всех отсюда, и — нет больше волоска!

— Ну, и чего же ты хочешь?

— Завтра, когда придут московиты, ты выйди из своего канака, стань у входа в село и прогони их.

— Но каким образом, поп? Разве виноградники не их собственность?

— Нет!

— Как нет? Аллах, я с ума сойду! Разве их не подарил им Михелис, разве они не стали их собственностью?

— Нет, говорю тебе, нет, дорогой ага! Мы объявим Михелиса невменяемым.

— Невменяемым? Это еще что такое? Говори понятнее.

— Ну, сумасшедшим, другими словами! Он сам не знает, что делает, и его подарок не действителен.

— Но разве Михелис сумасшедший? Клянусь моей верой, он вполне нормален!

— Безумие и ум трудно разграничить, ага! Никто не знает, где кончается ум и где начинается безумие. Поэтому мы найдем способ доказать, что Михелис сумасшедший.

Ага схватился руками за голову и вдруг начал хохотать.

— Понял, — закричал он, — понял! Ну и греки, дети сатаны, вы сделаете из мира голубец и съедите его!

— Так как же, ага?

— Слушай, поп Григорис, я скажу тебе коротко и ясно! Дай мне, и я дам тебе, — я пойду стану у входа в село, как ты говоришь, и прогоню несчастных саракинцев, но твоя милость… Мы уже договорились, дай мне, и я дам тебе!..

Поп побледнел — он понял.

— Итак, поп, слышишь меня, я окажу тебе услугу, но и ты окажи ее мне.

— Говори, ага, — тихо сказал поп, — если это будет зависеть от меня…

— Пустяки, не беспокойся!.. Ибрагимчик во что бы то ни стало хочет, чтобы как-нибудь потанцевали девушки, чтобы он мог выбрать себе какую-нибудь…

— Это очень сложно…

— Сложно ли, просто ли, но иначе нельзя! Разве ты не видишь его? Этому чертенку пятнадцать лет, кто может его обуздать? Ты? Я? Он проглотит нас сразу! Только женщина может одолеть его! А поэтому давай найдем ему какую-нибудь самку, пусть приручит его. Он сейчас как необъезженный жеребенок — ты его хочешь оседлать, а он подбрасывает тебя в воздух; но когда ты его приручишь, сможешь ездить на нем, и он даже будет хвостом помахивать!

Довольный Ибрагимчик слушал агу и смеялся — словно его щекотали.

— Плохо, что умерла вдова… — пробормотал поп.

— Найдем ему другую…

Но тут закричал сам Ибрагимчик:

— Я хочу, чтобы она была молоденькая, полненькая, беленькая, как булочка, и не горбатая… Чтобы она сопротивлялась, а я мог бы бороться с ней, повалить ее, чтоб она кричала, плакала, рвала на себе волосы, а я получил бы удовольствие… Ты понял, поп?

Поп задумался…

— Надо найти какую-нибудь сироту, — сказал он наконец, — у которой нет родственников в селе… чтобы не разыгрался скандал! Боюсь я скандала, ага, только скандала, ничего другого! Дай мне срок, ага…

— Чего он еще просит? — с беспокойством спросил Ибрагимчик.

— Несколько дней сроку, чтобы он мог выбрать такую женщину, какую ты хочешь, чертенок! Поп прав. Думаешь, что они как курицы в его курятнике и он может сразу тебе дать такую, какую ты хочешь? И не надувай губы, потому что, клянусь Мохаммедом, я тебя оскоплю, чтобы ты успокоился, несчастный, — тогда и нам будет спокойнее! Ты слышишь, что я тебе сказал? Помалкивай! А если тебе очень уж невтерпеж, у тебя есть Марфа!

— Тьфу! — Ибрагимчик плюнул на стену. — Она мне не нужна.

— Ладно, поп, уходи, даю тебе несколько дней сроку. Ты слышал, какую он хочет: молодую, толстую, белую и честную.

Поп вздохнул.

— Согласен, ага, — сказал он, поднимаясь. — Итак, когда появятся завтра московиты…

— Ладно, договорились! А твоя милость…

— Посмотрю, поищу… и да простит мне бог!

— Не бойся только, и он простит, — плечи у него крепкие, выдержит он и этот грех, — сказал ага и разразился хохотом.

Поп вышел из конака, погруженный в раздумье. Очень ему не нравилось все это дело, но пришлось согласиться — лучше уж пойти на это, чем всему селу попасть в ловушку и очутиться в когтях попа Фотиса, подвергнуть опасности религию, отчизну, честь и собственность… Лучше уж пойти на это, чем дать порваться волоску, который держит мир, не позволяя ему упасть и разбиться вдребезги.

Он позвал к себе богатых крестьян.

— Завтра притащатся саракинские оборванцы собирать урожай с виноградников, которые им подарил наш слабоумный Михелис… Но все мы здесь можем засвидетельствовать — а если нужно будет, то и клятвенно! — что Михелис с детства был… не того, понимаете? Что он ненормальный, дурак, неуравновешенный! Что какой-нибудь хитрый человек, — ну, скажем, поп Фотис, — легко мог его запутать и заставить подписать все, что угодно… Поэтому я — бог мне свидетель! — возвратил ему обручальное кольцо. Итак, значит, его подарок недействителен, виноградники не являются собственностью саракинцев, так же как поля, сады и дома… Других родственников у Патриархеаса нет, и все отойдет общине… Согласны?

86
{"b":"200862","o":1}