Иной раз, когда тоска становилась просто невыносимой, Барбара, оседлав лошадь, стремительно уносилась в холмы Виндзора и возвращалась в Дорни-Корт в состоянии полного изнеможения. Она стала уделять больше внимания своей внешности. Втирая ароматные снадобья, Барбара думала о том, как приятно будет поражен Филип красотой ее тела, когда они смогут встретиться вновь. Она приказывала Нэнси подолгу расчесывать ее длинные шелковистые волосы и отпускала девушку, лишь когда уставала от этого занятия. До глубокой ночи засиживалась Барбара за шитьем новых нарядов.

Несмотря на здоровый деревенский воздух Дорни-Корта, Барбара неважно чувствовала себя. Последнее время она с трудом вставала с постели по утрам, ходила по дому словно тень и лишь к вечеру собиралась с силами и принимала гостей, как всегда, остроумная и оживленная. Как-то раз в гостиной у нее закружилась голова, она пошатнулась и, чтобы не упасть, схватилась за высокую резную спинку массивного кресла. Стоявшая рядом с ней леди Маргарет Кемберли пристально взглянула на нее и спросила:

— Вам дурно?

Барбара сказала немного испуганно:

— Да, мне не по себе уже несколько дней. Какое-то странное недомогание. Пост кончился еще на той неделе, а я вынуждена продолжать его. Что бы я ни съела… — Барбара не договорила, поскольку ее собеседница неожиданно рассмеялась.

— Да-да, припоминаю… — сказала леди Маргарет, — мое «недомогание» превратилось в рослого красивого парня, ему скоро исполнится шестнадцать.

Барбара непонимающе смотрела на леди Маргарет. Глаза ее казались огромными на бледном, слегка осунувшемся лице.

— Не сомневайтесь, дорогая, вы ждете ребенка.

Остаток вечера Барбара помнила смутно. Она была ошеломлена и никак не могла поверить в то, что сказала леди Маргарет. Ведь она еще так молода и абсолютно не готова к появлению ребенка. Но позже, когда она без сна металась в постели, к ней пришло радостное успокоение. Она носит ребенка Филипа, живое свидетельство их любви! Руки ее инстинктивно сложились наподобие колыбели, словно она собиралась прижать к груди воображаемого младенца. Несколько дней Барбара вела себя как беременная женщина, ее движения стали замедленными, она казалась несколько сонной и углубленной в себя.

Наконец, не в состоянии радоваться в одиночку, она поделилась с Нэнси.

— Ты представляешь? Ребенок Филипа! Наш ребенок!

Практичная Нэнси возразила:

— Отлично, но почему обязательно Филипа? Вы же еще и с мужем живете, он тоже может претендовать на сына.

Барбара почувствовала резкую боль, словно ее ударили в живот, в то самое место, где, по ее представлениям, должен был лежать ребенок. Рука ее невольно дернулась и легла на еще плоский живот, точно хотела защитить неродившееся дитя от циничного взгляда Нэнси.

Ребенок Роджера! Барбаре даже в голову не пришло, что отцом ее ребенка может быть Роджер. Для него наиболее важным было их духовное общение. За время совместной жизни Роджер оценил личность Барбары, ее ум и энергию, и ему становилось все труднее воспринимать ее как женщину, способную дарить плотские наслаждения. В результате их ночные свидания становились все короче и реже.

Барбара вспомнила мощные чресла Филипа и успокоенно вздохнула: сомнений быть не может, это ребенок Филипа. Она вдруг разозлилась на Нэнси и прогнала ее, испугавшись, что, если они продолжат разговор, то их дружба умрет навеки. И зачем только она доверила свою тайну Нэнси? Женщины, в сущности, гораздо тупее мужчин, и если вы доверились им, то готовьтесь выслушать все их глупости, которые могут оказаться неприятными для ваших ушей.

Несколько дней Барбара разговаривала с Нэнси исключительно о делах. Она не сказала даже о том, что предположения о беременности оказались ложными, поскольку у нее началось обычное месячное кровотечение. Но Нэнси, убирая постель, заметила на простынях явные следы этого и вышла из комнаты, пряча улыбку. Самочувствие Барбары, однако, не улучшалось. Она чувствовала себя все хуже… Голова постоянно болела, и непонятная слабость все чаще овладевала ею.

Как-то утром Барбара обнаружила на груди маленькие розовые пятнышки и испуганно спросила:

— Нэнси, взгляни на эти противные пятнышки. Откуда они взялись?

По контрасту ее кожа, не тронутая странной сыпью, казалась еще белее. Барбару трясло, как в лихорадке. Нэнси пригляделась к пятнышкам, губы ее вдруг задрожали, и она зажала рот рукою. Слегка успокоившись, она попыталась заговорить, но не смогла произнести ни слова.

Барбара раздраженно спросила:

— Ну, что случилось?

Нэнси наконец обрела дар речи.

— Госпожа, мне приходилось уже видеть такие пятнышки. — Ее голос срывался от волнения. — Это оспа… — Казалось, она сама удивилась, что ей удалось выговорить это слово.

Барбара почувствовала, как холодный страх заползает в ее душу. Подобного ощущения она еще не испытывала. Оспа! Самая опасная из всех болезней! Все жили в страхе перед ней. Редко кому удавалось выжить. Но и те, кто остался в живых, желали смерти, поскольку болезнь обезображивала лица и тела. Барбара встречала людей, перенесших оспу. Это были отвратительные создания. Во время болезни лица безобразно распухали, тела покрывались ужасными гнойными язвами.

Барбаре вдруг страшно захотелось убежать, убежать из дома, из Дорни-Корта, убежать и спрятаться где-нибудь далеко-далеко. Неужели смерть навсегда разлучит ее с Филипом? Барбара, собрав все силы, старалась отогнать трусливые мысли, убеждая себя в том, что она должна быть достойной памяти отважных предков. Наконец успокоившись и взглянув на Нэнси, она, как в зеркале, увидела на лице девушки отражение своего недавнего ужаса. Смерть уже проникла внутрь, и она поняла, что ни за какими морями ей не найти спасения. Бегство было бессмысленным. «Я не дам ему завладеть моей душой, — мысленно поклялась Барбара, представляя себе смерть в образе отвратительного похотливого старика. — Мы еще поборемся. Я буду держаться до последнего вздоха!»

Голос ее предательски дрожал, но она все же довольно спокойно спросила Нэнси:

— Что я должна делать? — Нэнси подошла и обняла Барбару, но та яростно оттолкнула ее. — Не подходи ко мне, Нэнси!

Нэнси крепко обняла свою разгневанную госпожу.

— Перестаньте кричать! Все равно мне без вас не жить. Я не желаю быть грязной поденщицей, — она взглянула на свои холеные белые руки, — или стать добычей кого-нибудь вроде Батлера. — Она гордо выпрямилась и решительно произнесла: — Мы будем бороться вместе.

Барбара была не в силах протестовать, голова у нее невыносимо болела, жар усиливался, тело ныло и горело, словно она сидела рядом с пылающей печью. Барбара послушно позволила Нэнси облачить себя в ночную рубашку и уложить в постель. Затем девушка принесла ей сонного снадобья, но Барбара отказалась выпить его. Чтобы побороть смерть, считала она, надо сознавать свое состояние, а значит, она должна бодрствовать. Во сне она будет беспомощна, и смерть спокойно может завладеть ею. Отталкивая принесенную Нэнси чашку, Барбара обнаружила, что руки ее и все тело стали мокрыми от пота. Вскоре, поддавшись на уговоры Нэнси, она перестала сопротивляться и выпила сонную настойку.

Известие о болезни Барбары мгновенно разнеслось по дому. Перепуганные гости торопливо укладывали свои пожитки. Никто не знал, какие причины вызывают эту ужасную болезнь. Но всем было ясно одно — опасно даже дышать одним воздухом с больным человеком.

Последние гости уехали, и на Дорни-Корт опустилась мрачная тишина. Мать Роджера в молодости переболела оспой, — на лице ее до сих пор сохранилось несколько отметин, — и иногда она помогала Нэнси ухаживать за больной. Однажды, проснувшись, Барбара увидела склонившееся над ней озабоченное лицо свекрови. Заботливые руки положили мокрое полотенце на ее горячий лоб. Тревожное предчувствие кольнуло Барбару — не повредит ли ей уход этой женщины, которая всегда недолюбливала ее? Вдруг, пока Барбара спит, она отнимет у нее последние силы и, скрыв холодную усмешку, позволит смерти утащить ее. Ведь тогда ее сын будет вновь свободен и сможет выбрать более достойную партию.