II Медлительно сходились туч ряды, Бросая в тьму гудящие зарницы, И прыгали, как яростные львицы, Соленых волн вспененные гряды. Корабль стонал в предчувствии беды... Но ликовал я, смелый, бледнолицый. Я пел. И крик морской полночной птицы Мне отвечал из неба и воды. А на заре настала тишина. Лениво нас баюкала волна. Но день пылал. И, бурей утомленный, Благословлял я солнечный восход И синеву золотопенных вод, И край мечты, безвестный, отдаленный. У моря Полночь. У моря стою на скале. Ветер прохладный и влажно-соленый Трепетно обнял меня, как влюбленный, Пряди волос разметал на челе. Шумно разбилась на камни волна — Брызнула пеной в лицо мне обильно... О, как вздымается грудь моя сильно, В этом раздолье предбурного сна! Я одинок и свободен. Стою Полный желаний и думы широкой. Море рокочет мне песню свою... В гавани темной, затихшей, далекой Красное пламя на мачте высокой В черную полночь вонзает струю. Рим и варвары Восстали варвары на исступленный Рим. Безумный цезарь пьян средь ужаса и стона, Рабы-сенаторы трепещут перед ним, И кровь народная дошла к ступеням трона. Продажный дух льстецов бессильно-недвижим Позор и ложь царят под сводом Пантеона. О, родина богов! – твое величье – дым... И бойся грозного дыхания циклона. Спеши! Из пьяных урн кровавый сок допей! Уж Варвары идут от солнечной равнины С душою мощною, как веянье степей. Свободный, новый храм воздвигнут исполины И сокрушат они гниющие руины Разврата, казней и цепей. Всадник зла Кровавый ураган затих над мертвой нивой. Холодная, как сталь, над ней синеет мгла. И ворон чертит круг зловеще-прихотливый, И страшен взмах его тяжелого крыла. Безмолвие и смерть. Толпою молчаливой, Сплетенные борьбой, разбросаны тела... Но вот встает из мглы великий Всадник Зла На призрачном коне, в осанке горделивой. Свинцовый, тяжкий взор вперяет в землю он. Ступает черный конь по трупам искаженным, И слышен в тишине последней муки стон... И всадник смотрит вдаль: потоком озлобленным Ползут его рабы, гудит железный звон... Хохочет великан над миром исступленным. Бессмертие
Кто из нас станет богом? Альфред Мюссе О, если ты пророк, – твой час настал. Пора! Зажги во тьме сердец пылающее слово. Ты должен умереть на пламени костра Среди безумия и ужаса земного... Не бойся умереть. Бессмертен луч добра. Ты в сумраке веков стократно вспыхнешь снова. Для песни нет преград, – она, как меч, остра; И нет оков словам, карающим сурово... И тусклые года томлений и тревог, Как факел, озарит, страдалец и пророк, Негаснущий костер твоей красивой смерти. Из пламени его голодных языков Не смолкнет никогда мятежно яркий зов: «Да будет истина! Да будет правда! – Верьте!» Женщины Печальные, с бездонными глазами, Горевшие непонятой мечтой, Беспечные, как ветер над полями, Пленявшие капризной красотой... О, сколько их прошло передо мной! О, сколько их искало между нами Поэзии и страсти неземной! И каждая томилась и ждала Красивых мук, невысказанной неги. И каждая безгрешно отдала Своей весны зеленые побеги... О, ландыши, грустящие о снеге,— О, женщины! У вас душа светла И горестна, как музыка элегий... Из цикла «Старый город» 2 Есть грустная поэзия молчанья Покинутых старинных городов. В них смутный бред забытого преданья, Безмолвие кварталов и дворцов. Сон площадей. Седые изваянья В тени аркад. Забвение садов. А дни идут без шума и названья, И по ночам протяжен бой часов. И по ночам, когда луна дозором Над городом колдует и плывет,— В нем призрачно минувшее живет. И женщины с наивно-грустным взором Чего-то ждут в балконах, при луне... А ночь молчит и грезит в тишине. Из цикла «Осень» 4 Шелест осени Я вижу из окна: гирлянды облаков Из слитков золотых плывут по синеве. Идет их поздний блеск желтеющей листве, Печально-праздничной гармонии цветов. Приходят сумерки. Ложатся по траве И веют холодом покинутых углов. Деревьям жаль тепла. Небрежен их покров, Поблекший, шелковый, в причудливой канве. И прошлого не жаль. И помнит старый сад Больную девушку в тени густых ветвей. Был нежен и глубок ее печальный взгляд. Пустынно и мертво тоскует глушь аллей. И в золоте вершин дрожит последний свет, Как память о былом, чему возврата нет. |