Интереснейший документ — «папка Головачева», хра­нящаяся в архиве Советской Армии. Там есть объяснение, написанное в госпитале раненым партизаном Головаче­вым, переправленным через фронт.

Это целая повесть!

Оказывается, он начинал войну капитаном, начальни­ком штаба 146-го Богунского горнострелкового полка 44-й дивизии, дошел от границы до Зеленой брамы. На Синюхе от полка осталась рота. Горстка горнострелков обороняла штаб Понеделина. От него Головачев получил задание: с группой добровольцев прорваться в направлении Белая Церковь (то есть на Киев), связаться с командованием фронта, доложить обстановку и просить помощи.

До Белой Церкви группа дошла, но город, оказалось, уже в руках противника.

Головачев принимает решение, которое не покажется странным, если иметь в виду, что был он кадровым коман­диром, умеющим и подчинять и подчиняться: приказ ко­мандарма выполнить не удалось, значит, надо вернуться, доложить, что штаба фронта нет на месте, и до последнего сражаться вместе с окруженными.

Капитан идет обратно: из-под Белой Церкви — в Под­высокое! Близок свет...

«Я пришел в тот лес, где оставил штаб 12-й армии, но там никого не было. Куда они девались — я не знаю... Решил идти на восток».

Группа Головачева, кочуя по тылам противника, вли­лась в один из партизанских отрядов Брянской области, капитан стал заместителем начальника отряда.

Он, может быть, и остался бы в партизанах, если бы не получил приказ перейти линию фронта и отправиться в госпиталь, а по выздоровлении — в отдел кадров.

Есть в объяснении и строки, имеющие важное значение для понимания сложившейся в браме обстановки: «При выходе группы у всего личного состава были отобраны до­кументы, в том числе и партийные. У тех, кто был из 44-й горнострелковой дивизии, документы отобрал батальонный комиссар Ломовцев...»

Значит, бой за выход из окружения был в Зеленой бра­ме приравнен к разведке — у разведчиков, идущих в тыл противника, всегда собирают документы и оставляют в штабе.

Ломовцев, батальонный комиссар Ломовцев... Знал я его или слышал о нем? Или в письмах ветеранов о нем упоминалось?

Я стал вновь перебирать гору писем и нашел конверт от бывшего командира радиороты 44-й дивизии В. Бойко (из села Лычанка на Киевщине). Там не только стихи на украинском языке, но и воспоминание о бое на Синюхе: «Мы переходили в контратаки, прикладами и штыками об­ращали фашистов в бегство. В этом бою погиб наш баталь­онный комиссар Ломовцев...»

Вот откуда мне известна эта фамилия... Могу себе представить, как беззаветно сражался батальонный комис­сар с партбилетами во всех карманах!

Он и такие, как он, пробили Головачеву и другим геро­ям путь к Берлину, к славе, к бессмертию.

Рассказывая сейчас о пробившихся из Зеленой брамы штыком и гранатой, доблестно проявивших себя в после­дующих сражениях,— о капитанах, выросших до полковни­ков, и полковниках, ставших генерал-полковниками,— я невольно задумываюсь: как бы сложилась судьба тех, кто погиб в окружении? Сколько талантов мы потеряли!.. Ка­кое счастье, что не все погибли!

Когда я был в Киеве, ко мне в гостиницу пришел гвар­дейского роста, моложавый полковник. Чувствовалась «военная косточка». Начал со «здравия желаю». Предста­вился:

   — Бывший начинж двести шестнадцатой мотострелко­вой дивизии, ныне полковник в отставке Лебедев Иван Михайлович.

Я грешным делом подумал: не слишком ли рано вышел мой гость в отставку? Но когда Лебедев достал из портфе­ля бумаги и со словами «простите, привык к точности, к документу» развернул их, я прямо-таки ахнул: предо мной ровесник XX века, участник штурма Зимнего двор­ца в Октябре семнадцатого года, участник подавления контрреволюционного мятежа в Кронштадте. Вон он каков!

О многом интересном поведали и другие прихваченные им документы. Саперам 216-й стрелковой дивизии было приказано возвести переправу на реке Синюхе, и под ура­ганным огнем противника переправа была построена. Но на войне мало построить переправу. Надо еще держать ее. И держали. И первого и второго августа. Прошли по этому мосту машины числом до тысячи. Мост многократно раз­рушала авиация врага, его чинили под нагрузкой — маши­ны продолжали идти. И бомбы продолжали выть, вздымая фонтаны. Казалось, вся река выплеснется и в мосте уже не будет необходимости.

Переправили повозки с ранеными. Потом пошли через Синюху подразделения 216, 45 и 49-й стрелковых дивизий. Полторы тысячи бойцов прорвались к Кирово­граду.

Когда мост был разнесен в пух и прах, начали отходить саперы. Случалось при том и врукопашную схватываться с преследовавшим их противником. Но вышли под своим знаменем.

   —  Я вам доложил все самым кратким образом. Если будут вопросы, пожалуйста. Если нет, разрешите отбыть? Честь имею...

Лебедев Иван Михайлович убрал бумаги в портфель и покинул меня. Я долго в окно наблюдал, как он шагает по улице... У памятника Ватутину он задержался, поднял го­лову. Потом зашагал дальше. Участник Октябрьской рево­люции, участник переправы на реке Синюхе...

Как-то меня навестил полковник в морской форме, про­ездом оказавшийся в Москве.

   —  Репин Петр Дмитриевич.

Эта фамилия была мне знакома, да и лицо тоже. Прав­да, в народном музее Подвысокого на фотографии он в пехотинской гимнастерке с одной шпалой в петлице, лицо молодое, но очень суровое. Сейчас оно много старше и до­брее. Старый воин вышел в отставку.

   —  Отдыхаете?

   —  Какой там отдых! Работы куда больше, чем на службе. Товарищи избрали председателем Совета ветера­нов восьмидесятой дивизии.

   —  А в морской форме почему?

   — Надел ее, когда служил в Севастополе, в береговой артиллерии.

80-я стрелковая ордена Ленина имени Пролетариата Донбасса дивизия отличилась еще в приграничных боях, сражалась в Зеленой браме.

Петр Репин рассказал мне о мужестве командиров — коммунистов Н. Завьялова и И. Долгова, впоследствии удостоенных звания Героя Советского Союза, об артил­леристах, ставших пехотой.

Отряду, ядро которого составили эти артиллери­сты 80-й дивизии, удалось выйти из окружения. Отряд прошел с боями на юг, а затем повернул на восток и вы­шел к Днепропетровску. Было бы утешительно предста­вить, что он в полном составе проделал путь из Зеленой брамы до Днепропетровска. Нет, это не так. Потери отряда были велики. Но, теряя людей, он все время пополнялся, потому и вышел из окружения численно примерно таким же, каким начал прорыв. Немало тяжелораненых пришлось оставить в попутных селах. После поправки они пробивались через фронт мелкими группами и в одиночку. А кому не удалось пробиться, подались в подпольщики и пар­тизаны. Сейчас выявляются все новые имена и факты. В городе Немирове Винницкой области бесстрашно дей­ствовал, был схвачен и казнен фашистами лейтенант из 80-й Анатолий Буко. (В 1984 году одна из улиц города названа его именем.) Собственно, почти весь немировский партизанский отряд можно считать подразделением 80-й стрелковой дивизии.

Было бы наивно думать, что в той округе войсковые части превратились в партизанские отряды. Основу парти­занского движения здесь, как и повсюду, составляли мест­ные жители. Руководство этим народным движением осуще­ствлялось партийными органами или их представителями, специально оставленными на оккупированной территории.

И все же роль «окруженцев», их удельный вес в пар­тизанском движении значительны.

Сколько военнослужащих из 6-й и 12-й армий вли­лось в партизанские отряды, счесть едва ли возможно. А вот перешедшие линию фронта сочтены. Оперсводка штаба Южного фронта номер 098 свидетельствует: с пер­вого по восьмое августа вышло из окружения более один­надцати тысяч человек.

Я не располагаю обобщенными данными по Юго-За­падному фронту, но твердо знаю, что некоторые из моих товарищей по 6-й армии добрались до Киева и участвовали непосредственно в его обороне.

Многие (в том числе и я), перейдя Днепр, на террито­рии Полтавской области вновь оказались в окружении, очень тяжелом. Лишь осенью 1941 года мне посчастливи­лось перейти линию фронта в районе Купянска. Такими же счастливцами на этом направлении оказались в тот день еще человек семьдесят. Частично из правобережного ок­ружения, частично из нового — левобережного.