Он навострил уши и прислушался, что делается на западе, затем сунул в рот два пальца и невероятно точно изобразил пронзительный свист тигри-фауло, то есть тигровой птички. Ему в ответ мрачно ухнул тайбай, и на другом берегу болота, в этом месте неширокого, в тростниках появился другой индеец с таким же оружием и такой же раскраской.

Пяннакотавы обменялись таинственными знаками, указывая на запад, где уже быстро клонилось к закату солнце. Они вновь залегли и затаились: тростники больше не колыхались.

Это болото пересекало несколько естественных плотин — тех, что, к несчастью, так похожи на бири-бири, торфяные корочки над грязевыми безднами. Одна из таких плотин, сделав несколько поворотов, тянулась вдоль озера в самом узком месте, на небольшом расстоянии от засады индейцев.

Пяннакотавы пробыли в засаде уже около получаса, и тут на берегу лагуны появился негр с двумя собаками. Он некоторое время осторожно шел вдоль берега, а затем свернул на плотину, сильно сокращавшую ему путь в восточную часть леса, избавляя от дальнего обхода.

Негр был в самом расцвете сил, его курчавые волосы начали седеть на висках. Роста он был высокого, сложения могучего, лицо имел волевое и доброе. Он носил широкополую шляпу из рисовой соломы, хлопчатобумажную куртку в бело-синюю клетку и такие же штаны, подпоясанные ремешком, на котором висели охотничьи принадлежности и короткий прямой остроконечный тесак, оправленный в серебро.

Он шел босиком, с ружьем наизготовку, по-охотничьи. На кожаной перевязи, вдоль которой по всей длине через большие отверстия была пропущена веревка из волокон алоэ, висело с дюжину привязанных за голову зуйков, бекасов и водяных курочек. Следом за ним бежали два небольших белых с рыжими подпалинами эпаньеля.

На левой руке негр носил браслет с серебряной бляхой, на которой крупными буквами было выгравировано: «Купидон. За верность европейцам, 1767».

Этой почетной бляхой губернатор Гвианы награждал негров, отличившихся в сражениях против бунтовщиков с Сарамеки. Негр Купидон, раб из поселения Спортерфигдт, заслужил эту награду многими подвигами в схватках с мятежными неграми свирепого Зам-Зама.

Когда же Купидон не состоял в гвианском негритянском ополчении, он исполнял на плантации Спортерфигдт должность негра-охотника, снабжая хозяев дичью. Охотился он превосходно: каждый раз его охотничья перевязь, или по-местному «ето-пай», была увешана богатой добычей.

Приученный остерегаться засад индейцев и беглых негров, Купидон приостановился на плотине, внимательно огляделся, подозвал собак (кобеля он звал Крахмал, а сучку Маниока[1]) и велел им, указав дулом ружья на воду, плыть к берегу и обнюхать заросли.

Крахмал и Маниока немедля повиновались безмолвному приказу хозяина. Прыгнув в воду по обе стороны от плотины, они тихонько поплыли каждая к своему берегу болота. Купидон был на расстоянии выстрела от спрятавшихся индейцев. Он остановился и стал наблюдать, учуяли что-нибудь собаки или нет.

У бобрового жира, применяемого в татуировке пяннакотавов, сильный прогорклый запах — по нему Купидон приучил своих собак делать стойку на индейцев.

На Крахмала, который плыл с подветренной стороны от индейца, сидевшего на левом берегу, сильно тянуло этим запахом. Шагах в двадцати от берега он уже сделал, если можно так выразиться, стойку в воде: не плыл вперед, а только греб лапами на месте и поглядывал на хозяина.

Купидон был опытным охотником и знал свою собаку: на таком расстоянии она никак не могла учуять болотную птицу. Теперь он твердо знал, что в тростниках прячется индеец.

Много понадобилось ему смелости и смекалки, чтобы избежать беды и пройти по плотине — единственной дороге в Спортерфигдт.

Опасаясь, как бы неприятель не расслышал слабый плеск воды от плывущей собаки, Купидон, когда пес в очередной раз смотрел на охотника, знаком подозвал Крахмала к себе. Крахмал послушно поплыл обратно к плотине и пополз к хозяину.

Маниока была в худшем положении, потому что плыла с другой стороны от второго индейца. Она доплыла до берега лагуны и полезла в траву. Купидон, не двигаясь с места, по волне в тростниках следил, как она ползет. Внезапно волна улеглась — охотник понял, что Маниока тоже сделала стойку.

Кто это — птица? человек? — неизвестно.

В таком положении негр рассудил за благо действовать, как если бы врагов на дороге было двое. К тому же, подходя к болоту, он слышал крики тайбая и тигри-фауло. В этом не было ничего необычного: хитрые индейцы, обмениваясь сигналами, всегда подражают крикам таких птиц, которые обычно перекликаются, ищут или преследуют друг друга. Но Купидон знал, что у индейцев бывает такой условный знак. Он оглядел оба берега острым, как у всех негров и у всех охотников, взглядом.

Вскоре он увидел там, куда указывала стойка Крахмала, почти неприметное движение в зарослях гибискуса. На его счастье, в этом месте слегка покачивался длинный багровый хохолок цветка, ясно выделявшийся на темной зелени и дававший, так сказать, верную точку прицела.

Недолго думая, Купидон выбил пыж из ружья, заменил дробь на пулю, снова забил пыж из смазанной салом кожи, взял другую пулю в рот, чтобы быстрее перезарядить ружье после первого выстрела, нащупал на груди какой-то амулет, поцеловал его, прошептал несколько слов, тщательно прицелился в замеченный куст и выстрелил наугад.

Пуля просвистела, срезала несколько тростинок и перебила стебель гибискуса с багровым хохолком точнехонько у самого корня. Крахмал решил, что хозяин, который промахивался редко, убил дичь, и собрался плыть за нею, но Купидон пригрозил ему и споро перезарядил ружье, внимательно наблюдая за действием своего выстрела.

Высокая трава на мгновенье взволновалась — судорожно дернулся спрятавшийся человек, и снова все замерло. Враг на левом берегу был почти наверняка убит или тяжко ранен — Купидон мог его не опасаться. Но, возможно, оставался противник, засевший на правом берегу.

Легкое дрожание тростника по-прежнему показывало место, где Маниока держала стойку, но не было никакой точной приметы, куда именно стрелять. Каждая секунда была на счету: Купидон сам мог стать мишенью для индейца.

Молниеносно бросился он в воду слева от плотины, а следом за ним Крахмал. Одной рукой негр держался за стебли водяных лиан, тянувшихся вдоль дороги, в другой нес над водой ружье. Он медленно передвигался по воде над поверхностью озера — точно на уровне плотины — оставалась только голова. Так он был в укрытии и мог безопасно наблюдать за действиями второго индейца.

Тростники тихонько раздвинулись, и пяннакотав, стоя на коленях с заряженным ружьем, осторожно высунул голову. Не увидев, против ожидания, на плотине никого, он совсем вылез из тростников, встал и беспокойно огляделся. Индеец решил, что, конечно же, выстрелил его вождь и негр упал в лагуну. Он поставил ружье к ноге и дважды крикнул криком тигри-фауло.

Никто не ответил.

В ту же секунду Купидон, не отпуская лианы, другой рукой прижал ствол ружья к какому-то камню, выстрелил так, что пуля пролетела над самой водой, и, по счастью, угодил индейцу в ногу.

Пяннакотав зашатался и упал без стона. Дважды он пытался подняться, но не смог из-за нестерпимой боли. Тогда он инстинктивно, как дикий зверь, пополз в тростники, чтобы укрыться от новых выстрелов.

Купидон был в восторге от своего искусства. Но у него остались сомнения, не спрятались ли поблизости еще и другие враги. Поэтому он добрался до зарослей колючего щетинника и, укрывшись за ними, вылез из воды.

От этого места до леса идти по плотине было уже недалеко, а заросли тростника по берегам лагуны были недостаточно густы для засады. Внимательно оглядевшись, Купидон быстро зашагал дальше в сопровождении догнавших его Крахмала и Маниоки. Скоро он миновал болото, вошел в лес и без приключений достиг первых вырубок плантации Спортерфигдт.

На этой плантации выращивали только кофе.