«А ведь прав оказался кузнец, меч что надо, ни царапинки на матово блестящем лезвии не появилось. Крепкая сталь. Не пришлось бы ею рубить своих же товарищей, если пустятся в погоню».

Пока Грром размышлял над нависшей угрозой со стороны тех, с кем прожил бок о бок много сезонов, делил хлеб и невзгоды, до носа нео донесся запах. Тяжелый, смрадный. Принюхался. Так и есть, несет от сапог, да и сам он не пустынными фиалками пахнет.

– Нужно помыться, – скомандовал себе Грром, лихо, одним движением поднялся с лежанки, достал из-за ящика берестяной туес с сухой золой для щелока, кусок льняной ткани с крючка на подпорке шалаша и, подхватив свои вонючие сапоги, босиком пошел мыться. Благо за день поднятая со дна колодца вода нагрелась в бочке, стоявшей в самой дальней комнате мастерских. В «душевой», как её называли люди.

– Ох и неправильный же я нео. Моюсь даже… – пробормотал ученик кузнеца.

С этими словами мохнатая, широкоплечая фигура Гррома скрылась за углом «железной» мастерской.

Пробуждение было болезненным, руки и ноги будто жгло огнем и скручивало тугим узлом. Перед глазами плыл не то дым, не то туман, а голова была словно набитая червями гнилая тыква.

Кто она и что здесь делает, девушка не помнила. Как и собственного имени, кстати.

…Силясь вспомнить, она напряглась так, что голова тут же закружилась, к горлу подступила тошнота. Пришлось расслабиться. Дурнота отступила, зато голова стала отдавать тупой болью в затылке. Она застонала, и, видать, слишком громко, потому как совсем рядом услышала тихий голос.

– Что, совсем хреново? Бывает… – посочувствовал незнакомец. Голос принадлежал не нео, не похож… Хомо!

«Я в плену у людей?! Бежать, скорей бежать! Ну что же это… руки, ноги не двигаются. Что со мной? Они рядом!»

Кто-то кричал совсем близко, звал. Наверное, подмогу:

– Брат! Брат-санитар! Скорей, ей опять худо!

Она рвалась изо всех своих сил. Звала на помощь. Кричала. Скалила зубы. Сил в тщедушном израненном теле было не так уж и много. Но сейчас их стало во сто крат больше. От страха.

Наконец она поняла, что связана по рукам и ногам. «Рабство. Я попало в рабство! – Она заплакала, зарыдала. – Лучше смерть… Но как?! Как же тебя угораздило, Ррия… Вот! Ррия! Меня зовут Ррия!»

А рядом с ней все кричали, суетились:

– Скорей! Она совсем плохая, руки себе в кровь стерла. Скорее, Брат!

Дым перед глазами постепенно рассеялся. Белые клубы сменились кроваво-красными кругами. Но уже сквозь них можно разглядеть хоть что-то.

Беда. Ррия оказалась в жилище хомо. В доме людей, злейших врагов племени Гррага. Светло-желтый потолок, серые стены, цветом похожие на пепел костра. Окна, большие, не затянутые турьим пузырем, а стеклянные.

Где же раньше она видела такое? Не вспомнить. Стекла пропускали в комнату много света. Яркого, чистого света, который стал нестерпимо жечь глаза. Ррия прикрыла веки, зажмурилась, но свет проникал и под веки. А кто же это рядом кричит, суетится?

Ррия повернула голову набок, чтобы разглядеть незнакомца и заодно укрыться от яркого света. Это был человек, хомо. Он так же, как и она, лежал на топчане. Так же, как и она, привязан. По его безволосому лицу катились крупные капли пота, он трясся в лихорадке.

«Хомо явно болен. Ох и уродливые же эти люди! – скривилась Ррия. – Зачем им? На привязи, как крысопса, держать? Работать на них? Или… Не-ет, вряд ли. Воины племени захваченных женщин хомо по очереди пользовали, а потом резали глотки и съедали. А вот делают так хомо с женщинами нео или… нет, никогда не слышала о таком. Наверное, брезгуют. – Ррия презрительно фыркнула. – Безволосые».

Размышляя о нравах людей и мужчин племени нео, Ррия не заметила тень, закрывшую собой льющийся из окна свет.

– Ну, здравствуй.

Этот хомо был тощий, с обвислыми щеками, одет в серые тряпки, похожие на шкуру старого крысопса. «Смотритель гарема? Шаман? Может быть, может быть…»

– Хочешь пить? – тощий зачерпнул из деревянного ведерка и протянул связанной нео глиняную чарку с водой.

Ррия только сейчас поняла, как её мучила жажда. Принять воду из рук хомо… Но как же хочется пить! Ррия подалась навстречу воде, насколько позволяла привязь. Человек поднес воду к губам нео. Холодная, с привкусом дерева вода полилась в глотку, смачивая лицо, шерсть на груди.

– Ну, хватит, – хомо убрал воду. – Пора лечиться.

Что-то блеснуло в руке человека. Ррия почувствовала легкий угол, будто от колючки. Боль была незначительной и очень быстро затерялась в огненной волне, захлестнувшей все тело. Ррия выгнулась дугой, задергалась, открыв рот в немом рыке. Когда стена сплошного, пожирающего все на своем пути, как пожар в пустоши огня, добралась, наконец, до головы, тьма сомкнулась над Ррией.

Сложив шприц в стерильный букс, человек в серой хламиде с неизменной буквой «М» на груди постоял немного у кровати притихшей девочки-нео, осмотрелся вокруг, кивнул лежащему неподалеку, трясущемуся в лихорадке землепашцу, бросил мимолетный взгляд на свет заходящего солнца и не спеша ушел в направлении служебных помещений.

После разговора с Вулканом Грром проворочался на топчане всю ночь, сон не шел к нему, а вот всяческих мыслей в голове молодого нео хватало:

«Ты ведь ни разу не слышал, чтобы хоть один из жителей ушел… не уходят. Никогда. И ты не уйдешь, если…»

Слова мастера раз за разом звучали в мозгу, и Грром никак не мог до конца осознать весь смысл сказанного… Как? Убьют только потому, что захотел уйти… Понять такое холодной головой расчетливого воина – это одно, это понятно – тот, кто ушел, он теперь чужой, знающий секреты крепости, её оборону изнутри. А вот принять горячим сердцем… того, кто принял чужих и, в общем-то, враждебных существ как семью, взамен потерянной… Непросто.

«Может, с кем-нибудь поговорить? Но с кем?! Может, со Славом. Он друг, мы вместе с детства, мы братья. Слав не предаст», – думал Грром.

«Погибают от зубов руконогов или от рук бандитов… Мрут, объевшись ядовитых кореньев… не уйдешь, если будешь трепаться об этом», – вновь вспомнились слова Вулкана. Жесткий тюфяк собрался твердыми комьями, будто был набит не травой, а камнями. Грром перевернулся на правый бок.

Но откуда простому кузнецу столько известно? А вдруг это самому мастеру для чего-то нужно и он придумал всё? Зачем кунецу так делать?.. Я ведь… простой пастух, грязный мутант-нео, умеющий лишь держать молот да стучать в наковальню. Никудышный, в общем-то, воин, даже на тренировке умудряюсь терять голову и лупить мечом, как дубиной. Я никто…

Отлежав на комковатой лежанке бока, Грром сел. Ночная прохлада, словно болотная змея, вползла через неплотный полог, тихонько и незаметно скользя по полу шатра, обвиваясь кольцами вокруг ног.

Грром поежился. Голова болела, измученный бессонницей разум не находил сколь-нибудь дельного решения. Ныли измятые скверным матрацем ребра. Грром встал с кровати и откинул полог шатра. В лицо тут же дохнуло ночным холодом и сыростью. Нео поежился и вышел.

Ночь. На стенах горят сторожевые костры, неспешно прогуливается охрана. «Интересно, кто сегодня дежурит?» Тихо. Даже слишком тихо, никто не рычит, никого не едят. В пустоши всегда кого-то жрут. Грром вдохнул полной грудью прохладного воздуха и задрал косматую голову к небу:

«Звезды… Многие, многие полчища звезд. Яркие, далекие, холодные. Братья учат, что это солнца далеких миров. Так ли это? Даже не знаю… Чему верить? Как знать, может, и это все ложь. С кем же поговорить… Рауру, ты был тем единственным и родным существом, которому я мог довериться. Но тебя больше нет. Твой прах в деревянном ларце, закопан посреди мертвой земли…»

Насмотревшись на звезды и основательно замерзнув, Грром вернулся в свое жилище, размял тюфяк, укрылся войлоком и уснул.

Гррому снился сон, странный и одновременно страшный. Равнина, равномерно засыпанная желтым песком. Ни кустов, ни хоть какой-нибудь травы. Небо, низкое и тяжелое, покрыто пеленой темных облаков. На пустошь совсем не похоже, там хоть ковыль есть. Грром стоял посреди пустыни.