– Ходят слухи, – говорил старший, методично начищая меч, – что бродит по выжженному городу мёртвый маркитант-Душелов. Предал он своих, предал Механика великого своего. Умереть должен был, но перед смертью попросил Зону жизнь ему оставить. Она и оставила, только не совсем такую, как он рассчитывал. Жизнь после смерти в собственном мертвом теле – это ж тоже жизнь, как ни крути. Только души в том теле нет. Вот он и таскается по Зоне, пожирая людские души, да только все насытиться не может. И мертвый крысоволк при нём, которому маркитант скармливает мясо своих жертв.

– Крысоволк? – переспросил один из караульных, отличавшийся от товарищей густой, окладистой бородой. – Это что за тварь такая?

– Мутант редкий, – пояснил рассказчик. – Таких уже давно в наших краях не встречали. Так что увидишь крысоволчару двухметрового, знай – Душелов поблизости. Ненасытный, страшный, мертвый…

– Жуть какая… – пробормотал сидевший ближе других к костру молодой парень, крепче сжимая в руках автомат.

– Да хорош уже молодежь пугать, командир! – встрял один из дозорных. – Мамка новобранцев в детстве не допугала, так ты решил наверстать?

– У всякой легенды две стороны, – усмехнулся рассказчик. – Одна, типа, сказочная, слушаешь – и понимаешь, что небылицы все это, так, для развлечения придуманные. Ко многим та сказка так до конца жизни и остается повернутой одной стороной. Но здесь, внутри кольца МКАД, на сожженной земле случается, что легенды выживших явью становятся. Лучше, конечно, для всех нас, чтоб сказки сказками и оставались. Особенно страшные сказки. Но человеку нужно знать, что его ждет, – авось успеет перед смертью озвучить Зоне свою последнюю просьбу. Так что если, например, сейчас выйдет из вон тех кустов Душелов, знайте – хвататься за оружие, конечно, можно и нужно, да только бесполезно. Души-то наши он заберет по-любому, но если успеет кто перед смертью загадать правильное желание, глядишь, и услышит его Зона, и шанс даст…

– Здоров ты байки травить, командир, – хлопнул себя по коленям бородач. – Пойду-ка я караульных проверю, а то что-то больно тихо сегодня даже для Тихого поста.

Он поднялся на ноги – и вдруг замер, вслушиваясь в темноту.

Со стороны развалин, заросших густым кустарником, послышался треск веток. В полосу света шагнул человек в изорванном, выцветшем от времени камуфляже, на котором виднелись темные следы засохшей крови. Лицо человека было смертельно бледным, но в его глазах плясало кровавое пламя – возможно, отраженный свет костра. Во всяком случае, очень хотелось в это верить.

– Доброй ночи, воины, – удивительно чистым и ровным голосом проговорил гость.

– И тебе поздорову, путник, – ответил командир, вставая и поудобнее перехватывая рукоять меча. – Куда путь держишь?

– Куда Зона направит, – улыбнулся гость. И показалось караульным, что нет у него во рту ни языка, ни зубов, только чернота непроглядная, откуда на всех словно холодом дохнуло.

– Не обессудь, но хотелось бы мне, чтоб она тебя обратно направила, – сказал командир. – Здесь люди живут, и мутантам тут не место.

Черная тень за спиной путника колыхнулась, и из темноты вышел огромный крысоволк, скаля страшные зубы в почти человечьей ухмылке.

– Хорошее желание, – одобрительно кивнул ночной гость. – И я обязательно уйду. Но сначала мне надо завершить одно дело и накормить моего друга. Ты ведь хочешь есть, правда? – произнес он, фамильярно почесывая за ухом четвероногого монстра.

Люди вскочили со своих мест, кто выхватывая из ножен мечи, кто передергивая затворы автоматов. Лишь самый молодой из них остался на своем месте. Крепко зажмурившись, он скороговоркой повторял снова и снова:

– Жить… Я хочу жить…

Падение было неприятным. Вылетев с непонятно какой высоты, я пошел по низкой траектории. Неужели к дождю? Первое же соприкосновение с поверхностью резко снизило мою скорость и заставило несколько раз подпрыгнуть, больно ударяясь об поверхность земли поверхностью меня. После чего я и остановился, притеревшись щекой по асфальту. Благо во время падения капюшон завернулся под голову и физиономия моя не пострадала. Если б не он, стерся бы я до самой черепушки – скорость полета вполне к этому располагала. Еще бы, ведь из предыдущего мира меня вышвырнуло, наподдав под зад, ударной волной нехилого такого взрыва. В эквиваленте кил на сто, а то и на все двести. И не мудрено – я сам его и устроил.

При мысли, что я снова в другом мире, меня прошиб крупный озноб, и стало так тоскливо, что хоть вой. В кои-то веки, за все свои скитания я нашел место, где хотел бы остаться, но нет – мир снова от меня избавился, как от вредного и чужеродного тела, которым я собственно и являлся. Я вспомнил Апрель, её бездонные изумрудные глаза и милые ушки, которые так забавно краснели, когда она смущалась или… испытывала другие сильные эмоции. И снова захотелось завыть, по-настоящему, от души, так, чтобы чертям в аду тошно стало. Что я и попробовал сделать, но вместо этого только застонал, нагоняя еще большую тоску, и попытался сфокусировать взгляд на поверхности, на которой лежал. Взгляд сфокусировался. Оказалось, что я лежу вовсе не на асфальте, а на спрессовавшейся до каменной твердости угольной крошке и пыли.

Стенания мои были прерваны самым беспардонным образом: судя по звуку тяжелых шагов, некто весьма крупный бежал в мою сторону. Оторвавшись от самобичевания, я перевел взгляд туда, откуда приближался грохот шагающего локомотива. И сразу забыл обо всем.

«Локомотив» был метров двух с половиной ростом, чрезвычайно мохнат и по выражению морды агрессивно настроен. Как аргумент своей агрессивности он вскинул в лапище небольшое бревно с торчащими во все стороны ржавыми железяками.

– Вааааггггггххххх! – взревел он. Или это я заорал, шустрым ершиком покидая траекторию движения бревна?

Дубина врезалась в землю, подняв настоящее облако угольной пыли. Мне показалось, что в спину ударила взрывная волна, не слабее той, что зашвырнула мою бренную тушку в этот мир. Не обращая внимания, я продолжал катиться, а бревнышко в лапах мохнатого агрессора продолжало вздыматься и опускаться. Ему б сваезабойным молотом пойти работать – цены бы не было.

В какой-то момент мне надоело изображать бильярдный шар и дожидаться, пока мохнорылый детина натешится. К тому же тоска смертельная полностью покинула меня, уступив место адреналиновому куражу. Извернувшись в очередной раз, я раскинул ноги, как заправская балерина. О чем едва не пожалел – еще немного, и дубина дотянулась бы до моих первичных мужских признаков. Но я кое-что выиграл – чтобы ударить, могучему и мохнатому пришлось согнуться, и его голова оказалось очень близко.

Я выдернул из кобуры на бедре старый и безотказный «Маузер К-96». Длинный ствол ткнулся детине под нос, палец выбрал слабину спуска. Но чертов неандерталец обыграл меня! Громадная пасть мгновенно распахнулась и сомкнулась, едва не отхватив ковшом нижней челюсти мою руку. Зубы, больше похожие на обломки ребер крупного рогатого животного, скрежетнули на вороненом стволе. Но не тут-то было, мохнорылый! Это тебе не новомодные пластиковые игрушки, это настоящий хеви металл, детка!!!

Маузер громыхнул трижды. Голову монстра откинуло назад, да и сам он отпрянул с громогласным ревом, хватаясь за башку и выпрямляясь во весь громадный рост. Поразительно, но монстр не собирался падать, и уж совсем не собирался умирать. Я покосился на пистолет в руке, скользнула шальная мысль – может, патроны бракованные? Но я тут же откинул её – отдача и звук выстрела имели место быть, да и громила за голову схватился не по причине неожиданно возникшей умной мысли. Ну, это не удивительно, встречали уже раньше – три сквозных в голову, мозг не задет. Ему, мозгу, в такой эпической черепушке вольготно должно быть, просторно, есть куда сместиться в случае опасности.

Моя человечность не позволила безучастно наблюдать за мучениями бедной зверушки, и, хорошенько прицелившись, я всадил еще одну пулю. Внезапные идеи, как и остатки мозга, покинули голову громилы, и он, отпустив многострадальную голову, рухнул плашмя, прощально хрюкнув.