Крамер начал расти, колыхаясь в призрачном полумраке. Из раскрытого рта его вырывалось шипение, черными дырами зияли пустые глазницы. Бескостные руки тянулись к людям, удлинялись, росли, дугой охватывали пятерых смельчаков. Пальцы судорожно скрючились и яростно скребли тьму. Удар за ударом следовали эмоциональные толчки, переполненные смертельной ненавистью и жаждой убийства.

Одинокий Воин поднял руки над головой и развел их в стороны. Над людьми, очерченный кончиками его пальцев, образовался светящийся полукруг. Крамер отпрянул, словно обжегшись. Облачник снова воздел руки кверху и сделал несколько пассов. Светящаяся дуга, искрясь холодным голубоватым пламенем, медленно стала превращаться в прозрачную полусферу.

Крамер снова атаковал. Теперь он окончательно утратил человеческий облик и походил на гигантскую черную кляксу, растекающуюся в пространстве. Воин видел, как пульсировала черная жизнь Всеединого Мозга. Видел, как тянулись к людям его скрюченные пальцы. Но коснуться тонкой, почти невидимой светящейся ауры, рожденной психической энергией облачника, Мозг не решался.

Руки Воина задвигались быстрее. Прошла еще минута, и огненная полусфера полностью окутала Охотников, накрыв их подобно куполу. Прижавшись друг к другу, земляне мерно покачивались под необычной защитной оболочкой. В самом центре полусферы стоял Одинокий Воин, руки его были высоко подняты, из пальцев непрерывно струилась светящаяся субстанция и тут же вливалась в созданную им ауру. С каждым мгновением купол разгорался все ярче и ярче.

Пот ручьями стекал по словно высеченному из гранитной глыбы лицу облачника, но он твердо смотрел в черный лик Всеединого Мозга. Теперь он мог это сделать. Теперь, когда, разрозненные эмоциональные потоки пятерых людей слились в единую волю, он смело встретил мертвый взгляд пустых глазниц Чарльза Крамера. Нет, не Крамера, Крамера больше не было — пустых глазниц мозга Мрака. Всеединый Мозг принял свое истинное обличие, окончательно сбросил маску.

Повторяя контуры полусферы, Мозг растекался поверх светящегося купола, окутывал его черным непроницаемым саваном. Вновь и вновь пульсировала в сознании страшная чуждая мысль: «Вы мертвецы, люди. У мертвецов нет будущего. Умрите».

Джералд застонал и без сознания повалился на пол. Его энергия была исчерпана. Теперь их осталось четверо.

Огненный купол потускнел. Черные глазницы Мозга вспыхнули злобным торжеством.

— Будь ты проклят, Мрак! — в исступлении крикнул Одинокий Воин. Он чувствовал, что и его силы тоже на исходе.

Стюарт открыл глаза. Он должен видеть все. «Смело взгляните в черное лицо врага». Правильные слова. Кнут знал, что говорил. Бедняга Кнут. Старина Берт. Что с вами, друзья? Живы ли вы?..

Ненависть вспыхнула в нем с новой силой. И тут же свечение стало быстро убывать.

— Нет… только не это… — прохрипел облачник, обливаясь потом. — Слушай смех, капитан. Смех и только смех поможет нам. Ненависть же убьет нас.

О, черт, как он мог забыть об этом! Сам того не ведая, он подыграл Мраку.

И тогда… тогда он вспомнил родные леса Аризоны.

Аризона… Благословенная земля. Меркнущий закат золотит верхушки деревьев, багровое дневное светило, вот-вот готовое раствориться в призрачном горизонте, второпях ощупывает сонные холмы последним одиноким лучом. Тихий летний вечер. Недвижный воздух напоен сладковатыми ароматами лесных трав и полевых злаков, тени сгущаются и растут, медленно, бесшумно наползают из ниоткуда. Мир замер в предвечернем безмолвии, влажная прохлада мягким покрывалом ложится на землю, сменив палящий полуденный зной. Где-то далеко внизу, у затихшего озера — одинокая ферма, крытая красной черепицей, возле нее — два-три моноплана. Мир далекого детства…

Да, здесь он жил в те далекие, далекие счастливые годы, когда ему было всего только восемь. В памяти всплыли большие мозолистые руки отца, неизменная сигара, которую он часто забывал прикуривать. Ласковая улыбка рано поседевшей матери, ее тихий, чарующий голос, когда вечером, на закате, укладывая его спать, она рассказывала длинные диковинные истории из жизни лесных гномов и добрых драконов. Две младшие сестренки-близняшки, чей переливчатый смех звенел в доме от зари и до зари подобно серебряным колокольчикам. О, тем миром, миром его детства, правила любовь!..

Он и не заметил, как руки его поднялись и из них заструился свет. Аура вспыхнула ярче прежнего.

Марк и Герцог стояли рядом. Их руки тоже были подняты, и из их пальцев тоже струилось пламя.

Яркое сияние слепило глаза, от ауры шел жар и незримая сила. Охотники чувствовали, как она вливается в их кровь, растекается по жилам, проникает в каждую клеточку их тела. Воспрянув духом, теперь все четверо, как один, прямо смотрели в лицо Мраку.

«Смело взгляните в черное лицо врага. В ваших силах сделать это, люди Земли…»

Они сделают это. Даже ценой собственной жизни.

«Смотрите на меня, черви! — настойчиво вторглась в мозг чуждая мысль. — Смотрите во все глаза — и вы увидите настоящее зло!»

И они увидели.

Словно на прозрачном экране, замелькали перед ними быстро сменяющие друг друга жуткие картины. Картины смерти.

Маньяк полосует кухонным ножом свою жертву. Руки и одежда его обагрены теплой кровью, в глазах — безумие и сладострастие. Жертва — молодая женщина, еще живая, бьющаяся в агонии. Из сонной артерии фонтаном хлещет алая кровь. Конвульсии медленно затихают, невидящий взгляд стекленеет, губы, еще со следами помады, застывают в смертельном оскале. Рядом, на подушке, лежит раскрытая Библия. Страницы ее в крови.

Ядерный ураган. Словно карточные домики, рушатся многоэтажные здания. (Хиросима?) Людей рвет на части. Кровавый дождь устилает тротуары и остовы домов. Пылают цистерны с нефтью. Ядерный загар стремительно покрывает мертвые тела. Над гибнущим городом медленно вырастает гигантский гриб.

Падают бомбы. Напалм. Горное селение в огне. Мечутся люди, охваченные пламенем, в ужасе ревет запертая скотина. Мертвая собака с выгоревшими внутренностями лежит в луже собственной крови. Кровь кипит и пузырится от жара и бушующего огненного смерча. У объятой пламенем покосившейся лачуги неподвижно сидит маленький смуглолицый мальчик. Круглые глазенки тупо смотрят на обуглившийся труп матери. Смотрят — и не видят. В глазах — бездна боли и отчаяния. Все тело его в страшных ожогах. Вихрем проносится шквал огня. Мальчик падает рядом с матерью. Сквозь языки пламени видно, как чернеет детское тело. Из раскрытого рта рвется безумный крик, но… картина нема. Звук выключен.

Восточный храм. Тысячи паломников толпятся у входа. Призывно звучит песнь муэдзина. С белесых небес нещадно палит полуденное солнце. Голубоватая струйка ядовитого газа вьется над головами молящихся. Облако газа опускается все ниже и ниже, медленно обволакивает мечеть и площадь перед нею. Смятение в толпах верующих. Люди бегут, падают, топчут своих собратьев. Беззвучные вопли, стоны и проклятия сотрясают знойный воздух. Глаза лезут из орбит, пена брызжет из разверстых ртов, лица правоверных мусульман синеют и покрываются страшными язвами. Священные книги втоптаны в пыль. Люди мечутся в поисках выхода, но не находят его и падают замертво. Ужас и смерть царят на предхрамовой площади…

— Довольно! — крикнул Одинокий Воин, и от звука его голоса внезапно вздрогнули земляне. — Довольно, Мрак! Тебе не удастся сломить нас. Ты зря тратишь силы.

Острой иглой вонзилась в сознание чужая мысль: «Вы видели Смерть, вонючие черви! Смерть, в которой повинны люди. Вы порочны до мозга костей, и в вас живет Зло! Ничего, кроме Зла!»

— Ты лжешь, Мрак! Мы несовершенны, это так, иногда мы совершаем ошибки, порой страшные и непоправимые, но сердца наши влекутся к Свету и Добру. Зло никогда не властвовало над людьми безраздельно, никогда, никогда, Мрак! Ты слышишь этот смех? Чистый, невинный смех наших детей? Скажи, есть ли в нем хоть крупица ненависти? крупица страха? хоть одна частица Зла? Тебе нечего ответить — так исчезни, исчезни навсегда, исчадие ада!