Устная церковная проповедь, которая культивировалась в кружке активных представителей среднего провинциального духовенства, сгруппировавшихся вокруг царского духовника — протопопа Стефана Вонифатьева, стала возрождаться на Руси в 40—50-х годах XVII века, Одним из ярких проповедников того времени был нижегородский протопоп Иван Неропов, будущий учитель Аввакума. Для ораторского стиля Неронова характерны доступность изложения и эмоциональность.

С приходом к власти патриарха Никона демократическая проповедь начинает подвергаться гонениям. Просвещенные киевские монахи, приглашенные в Москву, резко осудили простые проповеди русских священников: «враки де они вракуют, слушать у них нечего… учат де просто, ничего не знают, чему учат», Проповедь становится торжественной, учительной, украшается всевозможной схоластической риторикой, сложными образами. Если учесть к тому же, что произносилась она на церковнославянском языке, все более отдалявшемся от живой разговорной речи, то можно себе представить, с каким трудом воспринималась эта проповедь слушателями!

Возрождение живой словесной проповеди на Руси было связано, кроме того, с развитием богословской полемики на Украине между представителями православной церкви, с одной стороны, и католиками и униатами — с другой. Боевой, наступательный дух прививался православным проповедникам (недаром Лазарь Баранович назвал один из своих сборников проповедей «Меч духовный»!) в коллегиях и школах, где была введена даже особая должность «проповедников». К тому же появляются учебные пособия, рассказывающие, как надо составлять проповеди (например, книги Иоаникия Голятовского «Ключ разумения» и «Наука албо способ сложения казаний»). Украинские проповедники, такие, как Иоаникий Голятовский, Антоний Радивиловский, Лазарь Баранович и другие, выпускают сборники проповедей и поучений, выступают сами с амвона. С разрешения патриарха Никона в Москве стал выступать с устными проповедями своего собственного сочинения Епифаний Славинецкий, которого современники называли «в философии и богословии изящным дидаскалом». Однако его проповеди больше походили на богословские труды. Они носили отвлеченный характер. Обычно темой проповедей Славинецкий избирал общий предмет догматической христианской мысли или истолковывал признанные всеми правила христианской нравственности. Таковы проповеди о любви к ближнему, о самоотвержении, о посте, о любви к врагам, о соблюдении церковных заповедей. Главное, что отличает проповеди Славинецкого, — это далекие от жизни рассуждения и символические толкования различных тонкостей христианского вероучения. Проповедник так озадачивал слушателей с церковной кафедры своим мудрствованием, что бедные прихожане были не в силах уразуметь смысла его проповедей. Вот, например, образцы его красноречия: Епифаний предлагает слушателям «иссечь душевредный ствол неправды богом изощренной секирой покаяния, искоренить из сердец несущий пагубу сорняк лукавства; сжечь вредящий ум терний ненависти божественным пламенем любви; одождить мысленную землю душ небесным дождем евангельского учения, наводнить ее слезными водами, возрастить на ней благопотребную траву кротости, воздержания, целомудрия, милосердия, братолюбия; украсить благовонными цветами всяких добродетелей и воздать благой плод правды».

В проповедях Епифания господствуют сложные метафоры, многосоставные слова, трудно воспринимаемые на слух и далекие от разговорного русского языка (рукохудожествовать, адоплетенный, кознольстивый, злодерзостный, небопарный). Нередко встречаются и чуждые по конструкции русскому языку предложения (например: «В храме того, всяк кто глаголет славу…»). В тех немногих проповедях, которые были направлены против общественных недостатков (пьянства, невежества прихожан и духовенства, раскола, нестроения монастырей), Славинецкий крайне сдержан и сух.

Совсем иной характер имели проповеди Полоцкого. Он произносил их как в Москве (слово в день явления Казанской иконы богоматери было сказано в церкви св. Духа за Пречистенскими воротами; третье слово в день перенесения Нерукотворного образа — в церкви за Иконным рядом; слово на рождество богородицы — в Спасском монастыре и т. д.), так и в Подмосковье (первое слово в день перенесения Нерукотворного образа было сказано в селе Киове, а слово на посещение храма Покрова богородицы — в Братцеве). По словам С. Медведева, Полоцкий намеревался произносить свои проповеди еженедельно и по всем праздникам. Собор 1667 года особо подчеркнул обязанность священников поучать своих прихожан во все воскресные и праздничные дни, что и записано в «Деяниях и постановлениях Московского собора об исправлении церковного благочиния». Выполняя указания этого собора, Симеон составил свои проповеди как раз применительно к воскресным и праздничным дням, что нельзя рассматривать как простую случайность. Эти проповеди сочинялись и произносились Полоцким без согласования с патриархом и не утверждались последним. Правда, в обоих печатных изданиях проповедей, о которых речь пойдет ниже, сказано, что эти книги вышли «благословением патриарха московского и всея России», но на самом деле, как об этом позднее писал патриарх Иоаким, Полоцкий не отдавал свои книги на духовную цензуру, а, пользуясь близостью к царю, выпускал их в свет в своей «Верхней» типографии без предварительного просмотра их высшим московским духовенством. «Мы, — утверждал патриарх Иоаким, — прежде печатного издания не видали и не читали тех книг, а печатать их не только благословения, но и изволения нашего не было».

Симеон просит у патриарха разрешение на публикацию двух своих проповедей. Одна — ото поучение о том, как следует прихожанину стоять в храме во время службы, а другая была посвящена разъяснениям, почему христианская церковь запрещает «бесовские песни», народные игры, чародейство и знахарство. Высокое положение царского учителя заставило патриарха дать согласие на публикацию поучений. Они были изданы в 1668 году — правда, без имени автора.

Оба поучения позднее были включены Полоцким в приложение к сборнику проповедей «Вечеря душевная» и были переизданы уже после его смерти, в 1683 году.

Поучения в издании 1668 года выглядели весьма скромно. Небольшой формат (типа нашей школьной тетради), маленький объем, бедность типографского оформления — вот что отличает эту первую печатную книгу Полоцкого.

Совсем по-иному были оформлены книги, вышедшие в той типографии, которая находилась в ведении самого Симеона. Он издал свои проповеди так, что книга сразу же привлекала к себе внимание и объемом, и яркостью оформления.

Книга «Обед душевный», украшенная выходной гравюрой Афанасия Трухменского по рисунку Симона Ушакова, начинается стихами Полоцкого, в которых он, обращаясь к читателю этой книги, воспевает воскресенье. Автор рассказывает, какие события ветхозаветной истории произошли по воскресным дням, призывает всех читателей посвящать этот день молятве и чтению церковных книг и поясняет название «Обед душевный» — чтение этой книги так же насыщает душу, как обед — тело. Каждый читатель найдет в этом «Обеде» пищу по своему вкусу, даже горькая, она не повредит здоровью читателя. Если и встретится что-либо несовершенное в этой книге, то читатель да исправит это с любовью.

Далее идут краткие «Стихи о слове божьем», которые Симеон заканчивает такими словами:

После виршей следует прозаическое «Предисловие к читателю благочестивому», по мысли близкое стихам. Предисловие подписано автором так: «Симеон многогрешный, иеромонах недостойный Полоцкий». Затем напечатано оглавление книги («Изъявление словес, яже в князе сей суть положенна»), и далее на 687 листах большого формата идут 109 слов, поучений и проповедей на все воскресные дни.

Примерно так же составлена и вторая книга проповедей Полоцкого — «Вечеря душевная», печатать которую начали еще при жизни автора. Но вышла она в свет уже после его смерти. В начале ее помещены «Стиси краесогласнии на дверь книги сея», за ними следует «Предсловие к читателю благочестивому», в котором автор, в частности, объясняет название книги: обед идет людям в насыщение, а вечеря (ужин) — в укрепление. Под «Предсловием» подпись «Симеон Полоцкий, иеромонах недостойный». Вслед за этим напечатаны оглавление сборника, выходная гравюра с подписью «Знаменил Симон Ушаков» и, наконец, проповеди, приуроченные к определенным дням, начиная с 1 сентября, когда, по церковному календарю, отмечался день Симеона Столпника и наступал, как известно, новый год по сентябрьскому летосчислению, — всего на 522 листах. После этого с особой нумерацией страниц и с особым оглавлением идет «Приложение слов на различные нужды», которое состоит из проповедей, слов и поучений, говоренных самим Полоцким или написанных им для других лиц (например, для патриархов Паисия Александрийского и Макария Антиохийского). Всего в «Вечери душевной» помещено 107 проповедей и поучений.