Он всегда пел самозабвенно. Будто последний раз в жизни. Сжигая себя постоянно. И без остатка. Ничего не хотел оставлять на потом.
Оттого-то и отвечал ему зал шквалом оваций. Ибо Женя Мартынов был частью этого зала, и высота сцены была для него не пьедесталом, а местом, с которого легче видеть счастливые глаза людей.
Тех людей, которые никогда не забудут Евгения Мартынова.
Роберт Рождественский
* * *
Я благодарю Бога за то, что Он подарил мне Женю Мартынова и его удивительные, чистые песни. Такие песни не забываются, так же как навсегда в моем сердце останутся те теплые, дружеские отношения, которые связывали нас с ним по жизни.
Для меня Женя — это «Яблони в цвету», «Отчий дом», «Баллада о матери»... Для меня Женя — это моя «Лебединая верность».
София Ротару
* * *
Будем откровенны: мы очень мало говорим хорошего о коллегах при их жизни и здравии, словно специально храня добрые слова для эпитафий. Потому, слыша о Евгении Мартынове лестные высказывания сейчас и сама говоря о нем в прошедшем времени, я чувствую неловкость от таких запоздалых и теперь уже, наверное, лишних слов, поскольку само творчество и его народное признание полнее всего говорят о личности творящего.
А что касается конкретных моих воспоминаний, то они относятся к самой ранней заре творчества Евгения, когда он еще в 1973 году предложил мне первой только что им написанную «Балладу о матери». К сожалению, по ряду причин я так и не исполнила эту прекрасную песню, за что себя и поныне упрекаю, так как это могло бы стать фундаментом нашей творческой дружбы (такой, например, как у Жени с Софией Ротару, ставшей первой исполнительницей и «Баллады о матери», и «Лебединой верности», и многих других его замечательных песен, к которым я отношусь с большой симпатией и уважением). В 1985 году нам довелось вместе с Евгением в составе творческой делегации представлять советскую эстраду за рубежом, выступать в одном из самых престижных концертных залов мира — Карнеги-Холл в Нью-Йорке. И там интерес к его творчеству был велик: я постоянно видела Женю в компании с известными артистами — и зарубежными, и нашими земляками, уехавшими за рубеж...
Сейчас стало нормой (и почти модой) отдавать должное деятелям культуры вдогонку, post factum, не скупясь на соболезнования, восхищения и премии. Получи столько внимания при жизни, не умирали бы наши любимые артисты в 42 года. Однако, я уверена, Евгений Мартынов никогда не чувствовал себя обделенным судьбой. И как артистка знаю, что Жене дороже любых громких похвал и высоких званий была та любовь, которую ему дарили многочисленные поклонники его таланта.
Эдита Пьеха
* * *
С Женей Мартыновым мне довелось впервые встретиться на песенном фестивале в Нижнем Новгороде (тогда — Горьком). Молодой, обаятельный певец с красивым, нежным голосом проникновенно исполнял песни, которые покорили всех в зале и за кулисами. Я не могла даже предположить, что этот светловолосый юноша к тому же композитор, автор спетых им песен. А песни действительно были настолько красивы и целомудренны, что сразу запали в душу. Обычно это происходит от искренних и душевных слов, а здесь было наоборот — от мелодии.
Вечером, в гостинице, Евгений робко подошел ко мне, наговорил много лестного в мой адрес и вдруг, улыбнувшись, сказал:
— А ведь я не бескорыстно, я хотел бы предложить вам свои песни.
И когда он стал петь, я ему честно призналась:
— Ваши песни лучше вас никто не споет!..
Вот так состоялось наше знакомство, так завязалась наша творческая и человеческая дружба. Впоследствии я перепела в концертах много Жениных песен, снялась с ними в кино и на телевидении, записала их на радио, включила в свои грампластинки. И неизменно от работы над ними испытывала истинное духовное удовлетворение, потому что эти песни открыли мне широкий простор для моего творческого самовыражения.
О Евгении Мартынове — композиторе и певце — можно говорить и писать много и с удовольствием. Но скажу коротко. Он жил как творил — красиво и просто, ярко и талантливо. Он любил людей и отвечал добром на добро, неся людям свет и надежду. Горько и досадно осознавать то, что чудесный Женин голос не будет больше звучать на концертных эстрадах, давая крылья новым песням. Но я уверена, что его прекрасные, похожие на русских лебедей песни, разлетевшись по свету, будут дарить людям радость, а артисты и слушатели новых поколений найдут в них еще больше красоты и достоинств, чем Женины современники. Ибо в этих песнях есть все: и любовь, и верность, и боль, и улыбка. А самое главное, в них есть любовь к той Земле, которая его родила, — к России.
Людмила Зыкина
* * *
Да, цифра «42» стала какой-то роковой. В сорок два года погиб Владимир Высоцкий, в этом же возрасте ушел из жизни Джо Дассен, убит Джон Леннон... Евгению Мартынову тоже было сорок два, когда остановилось его сердце.
Я хорошо помню, как и когда писалась каждая из наших с ним песен. Помню, как до поздней ночи просиживал Женя у нас дома за пианино и все играл и играл рождавшиеся в нем мелодии. Иногда он на ходу изменял что-то, прислушивался, вновь возвращался к первоначальному варианту и непременно напевал то, что получилось. И лишь потом, когда он завершал эту часть работы, я, наполненный его музыкой, начинал думать о стихах. В большинстве случаев наши песни сочинялись именно так — сначала мелодия, затем стихи. Нередко слова рождались сразу, а чаще на поиски темы, на писание стихов уходило много дней и даже недель. Женя терпеливо ждал, но я-то видел, как внутренне он торопится. Ему не терпелось скорее отдать песню людям, записать ее на радио и телевидении, почувствовать, что и на этот раз пришла удача.
Евгений Мартынов был удивительно веселым человеком. Он дурачился по-юношески искренне, придумывал какие-то хохмы и в такие минуты казался беззаботным мальчишкой. С годами эта заразительная непосредственность его отношений с миром, с жизнью, с друзьями не исчезла. Наверное, потому многие так и продолжали звать его по имени — Женя, хотя он уже стал известным композитором, лауреатом разных премий и конкурсов, популярным певцом и просто авторитетом в своем жанре. Мне он постоянно напоминал Сергея Есенина — белокурый любимец муз и баловень судьбы, но, так же как и наш с ним любимый поэт, испытавший на своем коротком веку немало бед и огорчений. Я знал его в минуты разочарований и отчаяния, когда кто-то не хотел признавать мартыновского таланта, когда зависть и недоброжелательность закрывали перед ним двери в Союз композиторов, диктовали разгромные статьи, не пускали на телеэкран.
Я видел его слезы, слезы очень ранимого человека, когда его несправедливо обижали, били по самому больному — по творчеству, без которого он не мог жить. Может быть, поэтому он иногда обращался к драматическим темам, писал печальные песни — такие, например, как «Лебединая верность», «Заклятье»...
Мне кажется, Женя предчувствовал, что с ним должно случиться что-то страшное. Конечно, о смерти он не думал. Но все же... И тогда он порой впадал в депрессию. Я вспоминаю об этом потому, что у многих его поклонников и слушателей, которые наблюдали за блестящим успехом своего любимого артиста и радовались взлету этой незаурядной личности, создалось впечатление, что все у Мартынова легко, красиво и просто. Нет. Бывало всякое — и отчаяние, и неверие, и разочарование. Наверное, так же, как у всех талантливых людей.
До сих пор не верится, что мы никогда уже не услышим новых песен Евгения Мартынова, не увидим его на концертной эстраде, не порадуемся его прекрасному голосу. Но осталась музыка, остались знаменитые песни. Жив в моей душе образ Леля, пришедшего в нашу жизнь, чтобы добавить ей красоты и волнения. И спасибо судьбе за то, что она ниспослала нам эту, к сожалению очень недолгую, радость общения с ярким талантом, с человеком одаренным и красивым, каким остался в памяти тысяч и тысяч своих поклонников Евгений Мартынов.