Да, действенной помощи «сверху» я не получил ни до похорон, ни после — практически ни от одной официальной инстанции, способной чем-нибудь помочь в вопросах, касающихся предоставления места на кладбище, сооружения памятника-надгробия, организации концерта памяти, издания посмертного нотного сборника и книги, съемок телепрограмм и выпуска грампластинок. Но вокруг меня как-то сами собой сплотились люди: старые приятели и новые знакомые, «со стороны» и «снизу», — люди, не обладавшие большими властными полномочиями и даже никогда с Женей не встречавшиеся, сами оказавшиеся в эпицентре тотального экономического развала и потому элементарно нуждающиеся, но которые вместе с немногими друзьями брата оказались вернее и сильнее многих Жениных «высоких» соратников. Именно с их помощью и с поддержкой многочисленных почитателей таланта Евгения Мартынова удалось осуществить те памятные мероприятия, которые, казалось бы, должны были состояться сами собой. В моей памяти навсегда отпечатался образ заведующей цветочным магазином, тогда находившимся рядом с метро «Преображенская площадь», которая сначала вежливо ответила нам, что «живых венков нет, есть только искусственные», а потом, когда узнала, что дело касается похорон Евгения Мартынова, просто побледнела вся и за сердце схватилась.
Поднявшись со стула, она испуганно переспросила:
— Как Евгений Мартынов?.. Певец Евгений Мартынов?!
— Да... Вчера умер, — грустно ответил ей директор Музфонда Союза композиторов Москвы Александр Павлович Красюк, зная, что мне рассказывать об этом было уже просто невмоготу.
— Разве это возможно? Это ведь Евгений Мартынов! Это же сама красота!.. Такой молодой! Как же так?..
— Сердце, сердце... — глядя в сторону, коротко объяснил Александр Павлович.
— Но у нас действительно нет ни цветов, ни елочных лапок... — растерянно произнесла заведующая. И вдруг, словно спохватившись, энергично заговорила: — Да что же мы, для Мартынова цветов и елок не найдем, что ли?!.
И она стала обзванивать своих поставщиков, коллег и начальников, прося у них цветы в долг, умоляя их помочь лично ей, порой переходя на брань в чей-то адрес, повторяя при этом, что дело касается похорон Мартынова, а не чего-нибудь другого:
— Да ведь это же для Евгения Мартынова! Вы что, не понимаете? Какие искусственные венки?! Живые цветы нужны, живые! У меня здесь родственники Евгения сидят... Ничего не знаю, чтобы завтра ты мне мои двести роз вернула! Я тебя выручала, теперь ты меня выручи!.. Доставай, где хочешь. Чтобы завтра у меня были розы! Сосновые лапки я уже достала.
И в таком духе минут сорок. На следующий день заведующая сообщила нам, что все необходимое для изготовления живых венков у нее имеется в изобилии и к нужному сроку она, как и обещала, все сделает на высшем уровне. Помимо заказанного количества венков и корзин с цветами, она от себя лично и своего магазина передала нам большой венок с красными розами и такую же большую, пышную корзину цветов.
Тем временем сотрудники милиции провели «проверку происшествия» и опросили всех его свидетелей. Эксперты патологоанатомического «департамента» на основе результатов вскрытия и проведенных экспертиз на возможное отравление ядами сделали свое заключение, а вернее, компетентное предположение о причине столь внезапной смерти. Официально, причина была сформулирована как «острая сердечная недостаточность». Эта же формулировка зафиксирована и в свидетельстве о смерти. Неофициально были еще некоторые нюансы и предположения, которые, однако, дальнейшего подтверждения не получили (как, впрочем, и отрицания). По собранным сотрудниками милиции показаниям свидетелей и очевидцев, а также на основе осмотра места происшествия, выявилась приблизительно следующая цепь событий начиная с того момента, как брат вышел из 180-го отделения милиции, примерно в 9 часов 30 минут утра: где-то в 9 час. 35 мин. его видели во дворе дома № 10, корпус 6, по улице Гарибальди (14-этажный дом, по форме — буквой Г — подобен Жениному 22-этажному, расположен приблизительно в трехстах метрах от отделения милиции — в глубь двора), в этом доме якобы должен был проживать тот самый таксист или автослесарь, которого Женя пытался найти; в 9.40 брат был около магазина и пункта приема стеклопосуды (это еще дальше во дворы, ул. Академика Пилюгина, 12А и 12Б), где часто, невдалеке от своих гаражей, собирались местные автомобилисты, визуально знавшие и Мартынова, и того самого — разыскиваемого — таксиста; двое мужчин(фигурирующих в милицейских протоколах как «свидетели», а в рассказах как «мужики») вызвались за 2 бутылки водки помочь исправить машину, а точнее, поставить вместо какой-то сломавшейся детали новую — брат ее уже достал накануне; Женя дал им двадцатипятирублевую бумажку, один из них тут же зашел в магазин с черного хода и вернулся с двумя бутылками и закуской (поясню: тогда шла кампания «борьбы с пьянством» и официальная торговля спиртным начиналась с 11 часов, водка была дефицитом); мужики уверили брата, что для пользы дела лучше распить спиртное до работы, и попросили Женю хотя бы символически пригубить вместе с ними «за здоровье своей машины»; брат вот так, на улице, никогда не выпивал, но на этот раз, торопя мужиков и видя, что к ним стали подходить еще какие-то «автомобилисты», жаждущие выпить, и что этот процесс может затянуться, согласился отхлебнуть первым (невнятно упомянув при этом что-то о суде, сердце и жене, как вспомнил впоследствии один из свидетелей); приблизительно в 9.55 Женя в сопровождении этих двоих «ремонтников» снова был во дворе дома № 10, корпус 6, по улице Гарибальди, гулявшая старушка обратила внимание на то, что самый пьяный из троих пытался спеть песню про «яблони в цвету» и спрашивал у другого: «Правильно?..»; у подъезда № 3 один мужик-свидетель остался покурить на улице, а другой вместе с Женей вошел в подъезд, а затем в лифт; в лифте (по показаниям второго мужика, действительно профессионального водителя) брату стало плохо — он, взявшись то ли за грудь, то ли за живот, со стоном сначала опустился на колени, а потом упал; куда и зачем собирались подниматься на лифте и поднимались ли куда-нибудь, свидетель точно сказать не мог (якобы по причине сильного опьянения к тому моменту), но позже, в неофициальном разговоре со мной, Владимир Б. припомнил, что вроде бы поднимались на 10-й
этаж и тут же вернулись вниз, так как Евгению именно тогда и стало плохо; пьяный и перепуганный свидетель вытащил брата из лифта и попытался вместе с товарищем оказать Мартынову какую-то помощь, но, видя, что «артист совсем потерял сознание», они вдвоем перепугались еще сильнее и скрылись с места происшествия (как они потом рассказывали, побежали узнавать адрес Мартынова или искать машину, чтобы его отвезти, а кроме того, их напугал какой-то местный жилец, которого они попросили вызвать «Скорую помощь», а тот стал ругаться и пригрозил позвонить в милицию для «наведения порядка в подъезде от пьяни»); в 10.05 пожилая жительница этого подъезда — из квартиры на первом этаже — выходила за покупками в овощной магазин («на местный рынок», как она выразилась) и увидела мужчину, лежавшего прямо у лифта, перед ступеньками, ведущими вниз — на улицу; через 20 минут (где-то в 10.25) она возвратилась обратно и обнаружила мужчину лежащим в той же позе, на том же месте, так же без движений; женщина зашла к соседке и, посоветовавшись, они через 3 минуты вызвали милицию (заметьте: не «Скорую помощь», а милицию, — насколько глубинно в нас криминальное мировосприятие); в 10 час. 30 мин. милицейская машина прибыла на место, сотрудники милиции «сразу опознали Евгения Мартынова» и попробовали привести его в чувство, однако ни на потряхивания, ни на похлопывания брат не реагировал, хоть пульс у него прощупывался, дыхание было ровным и цвет лица оставался нормальным (опасно-настораживающим показалось милиционерам появление серого пеновыделе-ния изо рта); в 10 час. 35 мин. вызвали «Скорую», ее пришлось ждать относительно долго; примерно через 10 минут, заметив явно нездоровые изменения дыхания, температуры тела и цвета лица, один из милиционеров по своей инициативе быстро сбегал в находящуюся напротив этого
