Во второй половине августа 1611 г., после того как войско гетмана Сапеги открыло часть ворот и башен Белого города для проезда, к патриарху сумели пробраться его доверенные люди из Нижнего Новгорода Родион Моисеев и Ратман Пахомов. С ними патриарх Гермоген передал грамоту, ставшую политическим завещанием «Второго Златоуста», как тогда его называли. Со всей страстной силой проповедника он твердил об одной опасности, грозившей Московскому государству: «…что отнюдь Маринкин на царьство ненадобен: проклят от святого собору и от нас». До патриарха Гермогена, томившегося во враждебном окружении в Кремле («… и слышати латынсково пения не могу», – говорил он), видимо, дошли какие-то слухи о возможной присяге подмосковных «таборов» царевичу Ивану Дмитриевичу – сыну Марины Мнишек. Гермоген стремится побудить через Нижний Новгород все земские города, принявшие участие в создании Первого ополчения, чтобы они берегли казаков от этой ошибки. Патриарх еще не отказывает полностью в поддержке подмосковным полкам, но уже разделяет их на «бояр» и «казацкое войско». У него есть определенное мнение, чем там занимается «атаманье» (введенное им словцо). Он просит церковные власти отовсюду – из Казани, из Вологды, из Рязани, – «чтоб в полки также писали к бояром учителную грамоту, чтоб уняли грабеж, корчму, блядню и имели б чистоту душевную и братство и промышляли б, как реклись, души свои положити за Пречистыя дом и за чудотворцов и за веру» [1, 343].

Патриарх Гермоген ни к чему иному как к проповеди и самопожертвованию «бесстрашных людей», провозивших его письма, не призывал. Однако его проповедь достигла также Казани. Там в полном соответствии с патриаршей грамотой, «сослалися с Нижним Новым городом, и со всеми городы поволжскими, и с горними и с луговыми татары и с луговою черемисою» и не позднее 16 сентября 1611 г. договорились, чтобы «быти всем в совете и в соединенье, и за Московское и за Казанское государство стояти» [1, 343]. Важный пункт этого договора состоял в противодействии казакам подмосковных «таборов», если они сами начнут выбирать царя: «а будет казаки учнут выбирати на Московское государство государя, по своему изволенью, одни не сослався со всей землею, и нам бы того государя на государство не хотети» [1, 399]. Это еще не было то движение, которое мы связываем с именами князя Дмитрия Михайловича Пожарского и Кузьмы Минина! Договоры между поволжскими городами, Казанью и Нижним Новгородом свидетельствуют об их готовности к защите интересов «всей земли» от казачьего произвола. Однако от этого еще далеко до каких-то общих действий.

У историков практически нет шансов повлиять на историческое сознание там, где действуют законы мифологии. Начало обсуждения Кузьмой Мининым в земской избе насущного вопроса о том, что делать дальше из-за остановившегося общего дела под Москвой, со временем обросло такими яркими подробностями и образами, которые все равно будут восприниматься реальнее осторожного исторического рассказа. «Кто же не знает», как Кузьма Минин призывал на нижегородском торгу отдать последнюю рубашку на создание ополчения, как он готов был заложить свою жену, чтобы только уплатить полагающийся сбор, как дружно нижегородцы откликнулись на его призыв и принесли все, что у них было, чтобы начать поход на Москву. Об этом же свидетельствуют источники. «Новый летописец» приводит речь Кузьмы Минина, который «возопи во все люди»: «…будет нам похотеть помочи Московскому государству, ино нам не пожелети животов своих; да не токмо животов своих, ино не пожелеть и дворы свои продавать и жены и дети закладывать и бити челом, хто бы вступился за истинную православную веру и был бы у нас начальником» [37, 116].

Точная дата выступления Минина до сих пор не установлена. Остается повторить вслед за С. Ф. Платоновым: «К сожалению, нельзя с желаемой полнотой и точностью изучить первый момент движения в Нижнем; для этого не хватает материала…» [41, 401]. Самой ранней из вероятных дат можно считать время получения в Нижнем Новгороде патриаршего воззвания 25 августа 1611 г. Но если бы это было так, то нижегородские ополченцы должны были всячески подчеркивать, что ополчение образовано под воздействием проповеди патриарха Гермогена… Но этого не случилось. Ничего не проясняет ссылка Авраамия Палицына в своем Сказании о влиянии на выступление в Нижнем Новгороде троицких грамот, – их текста нет в распоряжении исследователей. Из жития архимандрита Троице-Сергиева монастыря Дионисия выясняется, что монастырские власти постоянно рассылали «в смутныя городы ко священным чином, и к воеводам, и к простым людем о братолюбии и о соединении мира» [17, 428]. Так Дионисий понимал свой долг, он «писцы борзыя имеяша в келии» и «в тех грамотах, – по словам жития троицкого архимандрита, – болезнования Деонисиева о всем государстве Московском безчисленно много» [17, 428].В известной грамоте из Троице-Сергиева монастыря 6 октября 1611 г. (адресованной, правда, в Пермь, а не в Нижний Новгород) архимандрит Дионисий, келарь Авраамий Палицын и соборные старцы недвусмысленно призывали «быти в соединенье» и идти «в сход» к подмосковным полкам Дмитрия Трубецкого и Ивана Заруцкого. Изучение троицкой грамоты 6 октября 1611 г. убеждает, что она не содержала в себе ничего принципиально отличного от прежних грамот, рассылавшихся из Троице-Сергиева монастыря. Цель октябрьского послания состояла в том, чтобы сообщить текущие новости о происходящем в полках и оказать помощь остающимся там служилым и ратным людям.

«Карамзинский хронограф» связывает начало движения в Нижнем Новгороде с приходом туда смоленских дворян и детей боярских. Напомним его текст:

«И во 120-м году во осень о Дмитриеве дни смольняне пошли из Арзамаса в Нижней Новгород, а из Нижнева Новагорода посацкие люди к ним присылали, чтоб к ним в Нижней пришли, и как смольняне в Нижней Новгород пришли, земской староста посацкой человек Кузма Минин и все посацкие люди приняли смольнян честно и корм им и лошадем стали давать доволно и всем их покоить для тово, что они люди разореные» [47, 353].

Однако Баим Болтин не объяснил, почему «смольняне», получившие отпор от арзамасских мужиков, поехали в Нижний Новгород, а не стали искать заступничества в подмосковных полках, где был отдан приказ о раздаче дворцовых земель. Более того, часть дворян и детей боярских из смоленских уездов пришла под Арзамас «отто Брянска» и потом тоже оказалась в Нижнем. «Карамзинский хронограф» и «Повесть о победах Московского государства» определенно и согласно свидетельствуют о том, что нижегородцы сами задумались о приглашении на службу смоленских дворян и детей боярских: «И послаша к смольняном из Нижнева Нова града в Орзамас с великою честию, и начаша призывати их, дабы шли в Нижней Новград, и обеща им дати денежныя оброки, кормовыя запасы, еже есть годно им на их потребу» [45, 30].Точная дата их прихода в Нижний Новгород не известна. По сведениям арзамасского автора «Карамзинского хронографа», «смольняне» двинулись из Арзамаса 26 октября (Дмитриев день), а значит, к началу ноября могли уже добраться до Нижнего Новгорода. Этой дате противоречит известие автора «Повести о победах Московского государства», хорошо запомнившего, что «в Нижней Нов град приидоша генваря в 6 день, на празник Богоявления Господня» [35, 44]. Между тем, не зная ни целей, ни времени прихода «смольнян» в Нижний Новгород, нельзя решить и главный вопрос – о характере знаменитого призыва Кузьмы Минина. Остается снова процитировать «Карамзинский хронограф»:

«И земской староста Кузма Минин советовав с нижегородцы со всякими людми, чтоб прося у Бога милости начать доброе дело помочи Московскому государьству, собрався с ратными со всякими служилыми людми итти под Москву, как бы Московское государьство от злодеев от поляков очистить и Москву доступить, а ратных бы людей смольнян пожаловать поднять на службу большим жалованьем. Смольняне сказали все ради идти под Москву для очищения от врагов» [47, 353].

В конце 1611 г. можно было подумать, что возвращаются времена прежней розни и снова возникнет угроза Нижнему Новгороду. Поэтому не исключено, что был предпринят найм ратных людей для обороны города, для чего были приглашены дворяне и дети боярские из Смоленска и других городов «от Литовской Украины». Мы знаем, что позже состоялся отдельный поход нижегородского ополчения для освобождения Москвы, и уверенно говорим об этом как о начальной цели действий Кузьмы Минина и жителей Нижнего Новгорода. Но прежде чем эта цель была окончательно сформулирована, тоже прошло время.