Отвечала Змеиха Индрику-змею:
— Не возьмёшь ты, Змей Индрик, Пресветлое царство! Не добудешь ты и вечную молодость — золотые яблоки Ирия! Ведь Орёл — то ты, царь Индерии! Финист Сокол — то Волх сын твой Змеевич!
Тут слетал с окошечка Финист Сокол, обернулся он мощным витязем. Как Стрибог сильным ветром огонь раздувает, так и Волх обронил Змею лютому слово:
— Ай ты, Индрик Змей, царь Индерии! Не прощу я тебе насилие — ты пошёл против Рода Вышнего!
Лютый Индра Змей испугался, бросился за двери железные, запирался запорами медными. Но ударил сын Змея в те двери ногою — все запоры медные вылетели, и раскрылись железные двери.
Как схватил Волх могучий сын Змеевич и ударил он Змея о каменный пол. Как ударил о пол — гром и звон пошёл. То не Финист Сокол крылом махнул — то махнул мечом Волх сын Змеевич и отсёк Змею Индрику голову — и рассыпался Змей на змеёнышей, а змеёныши в щели попрятались.
…А затем в подземельях дальних, во глубинах неведомых Пекла, те змеёныши вновь собралися во того Змея лютого Индрика.
И стал Индрик-змей охранять в подземельях тайных источники силы. Стал с тех пор он стражем у Навских врат, получил он ключи от бездны…
* * *
Так и стал Волх владыкой в Индерийской земле. Он воссел на отцовский трон, править стал всей нечистою силою, и возглавил Горынь и Змеевичей, и женился на Пераскее.
Окружили тут Волха-правителя Змеи. И явился к нему вскоре Вий Чернозмеич — воевода подземных ратей, и прорёк таковы слова:
— Ай ты, буйный Волх, Змей великий, царь! Аль не хочешь ты покорить весь мир? Аль не хочешь ты яблок Ирия?
Зашипела мужу и Пераскея:
— Их нельзя добыть боем-силою, значит можно хитростью-мудростью. Ты добыть их сумеешь, муж мой!
Захотелось тут Волху великой власти, захотелось и вечную молодость получить от ирийских яблок. Он решил покорить и Пресветлое царство…
И тогда собирался Волх Змеевич, и помчался вихрем к Ирийским горам.
Первый раз скакнул — за версту скакнул, и второй скакнул — не видать его. Обернулся он горностаем, побежал по дремучему лесу, Щукою нырнул в сине море, а из моря вспорхнул белым Гоголем. После вскакивал на лихого коня, соскочил с него серым Волком. Обернулся он затем Ясным Соколом, высоко полетел по подоблачью, побивая в небе гусей-лебедей.
Прилетел Финист Сокол ко Ирию светлому. Сел на веточку райской яблони и хотел злато яблочко поклевать. Вдруг услышал он — песня чудная разливается среди сада. Огляделся тогда он вокруг…
И увидел: по травам-муравушкам да по розовым кусточкам и лазоревым цветочкам ходит дева — краса ненаглядная, ни пером описать, и ни вздумать… Её тонкий стан тканью лёгкой укрыт, опоясан цветами и лентами, от шагов колеблются перси. И ступает она, как лебёдушка, голосок её ручейком журчит…
Засмотревшись на девицу красную, Волх забыл тотчас всё на свете. Позабыл, что желал он всем миром владеть и про яблоки молодильные. А уж про жену, Пераскею-змеиху, так и вовсе не вспоминал бы!..
Так бы век любовался на девицу складную, на её красу ненаглядную. Как она по саду похаживает, песни чудные напевает и сплетает веночки из белых лилий… И хотел уж Волх перед нею предстать, только в облике человечьем…
Тут ударили колокольчики, затрубили трубы златые, и со всех сторон стража налетела! Кто тут в сад Ирийский без спросу проник?
И вспорхнул Финист Сокол с той яблони, только выронил сизое пёрышко… Подняла то перышко девица красная и забрала к себе в золотой дворец.
А во горнице затем обронила… Как ударилось перо в каменный пол, обернулось тотчас в добра молодца.
И сказал он нежно и ласково:
— Ты не бойся меня, красна девица. Я тебя ничем не обижу! Моё имя — Огненный Волх, сын я Индрика-змея и царь в Навьем царстве. Так открой же мне, раскрасавица, как же мне тебя величать?
Улыбнулась ему красна девица, приглянулся ей добрый молодец. И она ответила так:
— Леля я — дочь Лады-матушки… Мой отец — Сварог, царь небесный… Звёзды частые — мне сестрицы, а небесные боги — братья.
И тут Финист Сокол руку к сердцу своему прижимал, подавал цветы деве красной, говорил он ей речи сладкие, называл своею любимою:
— Для тебя я не стал покорять Белый Свет и оставил Царство подземное и жену Змею Пераскею!
И тогда млада Леля смеялася. Она белу руку Волха милого взяла, суженым своим называла.
Услыхали шум сёстры Лелины, прибежали тут Живушка и Марена. Тут же Финист Сокол грянулся об пол, обратился в сизое пёрышко.
— С кем, сестрица, ты разговаривала? — спрашивали Лелю сестрицы.
— Я сама с собой, — отвечала Леля. А сама выпускала пёрышко за окошечко, за высокое. — Полетай, перо, в чистом полюшке, погуляй до поры и до времени…
Выходила молода за новые ворота, за новые, кленовые, за решётчатые… Выпускала Сокола из правого рукава… Ты летай-ка, Финист Сокол, высоко и далеко…
И с тех пор у возлюбленных так и повелось… Днём летал Ясный Сокол по небушку, а в вечернюю пору снова прилетал он в горницу к Леле.
А она так Финиста призывала:
— Разлюбезный мой, Ясный Сокол, ты явись ко мне, ты приди ко мне! Сердце ты мне успокой, милый мой и дорогой!
Финист Сокол же всякий раз как влетал во горницу светлую, ударялся в каменный пол — оборачивался добрым молодцем.
И опять у них разговоры весёлые продолжались всю ночь до рассвета.
Услыхали вновь разговоры сёстрицы, прибежали опять ко Сварогу-царю, стали жаловаться отцу:
— Ой ты, батюшка наш родимый! Знай, что к Лелюшке нашей средь тёмной ночи прилетает незваный гость!
— Ах вы, дочери, всё вам чудится! — говорил Сварог сёстрам Лелюшки. — Что напраслину вы возводите? За собою лучше б присматривали!
И тогда млада Жива с сестрою Мареной на окошке иголки натыкали. Коль наколется гость на иголочку — путь забудет навеки к Леле!
Прилетел опять Финист Сокол. Бился, бился он в то окошко — но не смог к любимой пробиться. Только крылья свои обрезал и иголочки искровянил.
И вскричал тогда Финист Сокол:
— Ты прости и прощай, Леля милая! Если вздумаешь меня отыскать, то ищи в тридевятом царстве…
— Как же мне к тебе путь теперь найти? — во слезах вопрошала Лелюшка.
— Лишь когда ты истопчешь три пары сапожек, из железа булатного скованных… Да три посоха тяжких чугунных сломаешь, да изгложешь три каменных хлеба — лишь тогда стезю обретёшь и меня в Навьем царстве найдёшь!
Да, таков уж, видно, Сварогов закон… Так завязано Макошью-матушкой — за любовью разлука следует… Но возможно ли разорвать те нити, что связуют сердца влюблённых?
* * *
И собралась скорёшенько Леля Свароговна. И пошла она по тропинкам, что ведут от Ирийских гор…
Много лет и зим она шла по дорожкам — всё брела полями широкими, пробиралась лесами дремучими, поднималась в горы высокие.
Песни птиц сердце Лелюшки радовали, ручейки лицо омывали… Звери лютые к ней сбегались, и жалели её, и ласкались.
И вот три пары сапог булатных она уже истоптала. И чугунные посохи обломала, и три каменных хлеба уже изглодала. И брела босой по дорожке, ноженьки кровавя на острых камнях…
Там, где кровь её каплями изливалась — розы чудные пробивались…
Вот дошла уже Леля до гор Сарачинских.
Видит Леля, пред нею — Смородинка. Только в речке той не вода бежит, кровушка бурлит и пламя горит.
И стоит за речкой избушечка лютой Бури-Яги, Золотой ноги. Крутится избушка на куричей лапке, да на веретённой пятке. Вкруг избушки тын из осин, и на каждом колу по черепу.
Попросилась Леля в избушечку:
— Ой да ты, хозяюшка Буря-Яга! Приюти ты меня, да накорми! Мне не век вековать, только ночь ночевать…
Отвечала ей Буря-Яга от порога:
— У нас в Тёмном царстве — горькое житьё. Наша жизнь — маета окаянная… Здесь что дело пытать, что без дела лытать… У нас хлеба белого — нет, и питья медвяного — нет. А есть лишь гнилые колоды, и в них — водица болотная!
Попросила опять млада Леля:
