Но эта наука не должна поглотить все время и внимание, мода постоянно предлагала что-то новое, и пропустить его считалось недопустимым. Египетская кампания Наполеона принесла во Францию, а оттуда и в Европу моду на одежды из восточных тканей, яркие шали и разнообразные восточные украшения. Наступило время ампира.
Стиль ампир (что в переводе с французского empire — империя) завершил эпоху французского классицизма. Он зародился во времена Империи Наполеона I. В архитектуре он опирался на художественное наследие императорского Рима, древнегреческой архаики и Древнего Египта и проявился в виде массивных подчеркнуто монументальных форм. Центральное место в декоре занимала античная символика императорской власти. В платьях и ювелирных изделиях прослеживались древнегреческие и древнеегипетские мотивы. Одежда потеряла легкость силуэта, крой платья приобрел сухую четкость и геометричность.
На смену прозрачным светлым тканям пришли плотные и цветные. Накупила наша героиня длинных прямых шарфов, которые носила на плечах или на обнаженных руках, давая возможность концам шарфа живописно развиваться. Цвета этих шелковых, батистовых, газовых и шерстяных шарфов и шалей были самыми разнообразными, хотя преобладали яркие — оранжевый, пунцовый и абрикосовый.
Популярными стали восточные головные уборы: алжирские чалмы с султанами и тюрбаны, прически и шляпы, украшенные перьями. Модница прочла в журнале об истории султана и уже не раз в обществе знакомых хвастала своими познаниями. «Магазин общеполезных знаний» рассказывал почти в каждом номере об истории модных предметов: опахалах, булавках, искусственных цветах, в том числе и султанах. История последнего якобы восходит к мифологии. «Музы на острове Крит имели спор с Сиренами, которые, желая над ними получить преимущество в пении, формально заставили их показать в нем свое искусство. Сирены были побеждены, и в наказание отрезали музы у них крылья и связанный из сих перьев пук прилепили к своему головному убору».
Перчатки шили очень длинными, почти до плеч, из светлых тканей: белых, желтоватых и бледно-зеленоватых тонов. На каждый выход следовало одевать совершенно свежие перчатки. Модницы всегда имели в запасе несколько новых пар.
Чулки украшали вышивкой, например гирляндами дубовых, виноградных или лавровых листьев.
Наша героиня, как и все щеголихи, сшила себе мешочек-сумочку, которая заменила карманы. Узкое платье совсем не предполагало их наличие. Кстати, и у ее матушки были такие мешочки для рукоделия, они назывались помпадур (по имени маркизы Помпадур (1721–1764), фаворитки Людовика XV). Теперь такие же именовались ридикюлями. Их шили из мягких тканей, вышивая на нем модные рисунки. В них носили рукоделие, которым тогда очень увлекались, платочки и косметику. Мода на ридикюли часто менялась, нужно было уследить за новшествами в их размерах, тканях и отделке. Прояви наша героиня фантазию, придумай новый рисунок, сообразный ее платью или украшению к нему, может, и станет она законодательницей новой моды и обратит на себя внимание завистливых подружек-щеголих.
Кстати, о вышивке. Это увлечение захватило русских модниц от мала до велика. Достать новый рисунок, научиться новому шитью, который «возвысит Дамской наряд и увеличит… натуральные прелести Грации», вот чем озадачились красавицы. В 1801 году газета «Московские ведомости» № 5 сообщала, что в Университетской книжной лавке продается перевод Лейпцигского издания 1795 года «Собрание разных узоров, во всех родах шитья употребляемых…». Три его тома стоили по тем временам немало — 60 рублей!
Если молодежь и модницы «со стажем» находили столько очарования в новой моде, то старики, чья жизнь прошла в царстве длинных пышных бархатных юбок и туго затянутых корсетов, посмеивались, глядя на платья с талией, проходящей чуть ли не под мышками, и куцым коротким платьем — виднелись щиколотки (оно укоротилось в начале XIX в.). И не только костюм подвергался их нападкам, но и сам уклад жизни молодежи.
«Господи, помилуй! только и видишь, что молодежь одетую, обутую по-французски; и словом, делом и помышлением французскую. Отечество их на Кузнецком мосту, а царство небесное — Париж. Родителей не уважают, стариков презирают и, быв ничто, хотят быть все…. Старухи и молодые сошли с ума. Все стало каша кашей. Бегут замуж за французов и гнушаются русскими. Одеты как мать наша Ева в раю, сущие вывески торговой бани либо мясного ряду… Ох, тяжело! Дай, Боже, сто лет здравствовать государю нашему, а жаль дубины Петра Великого: взять бы ее хоть на недельку из кунсткамеры да выбить дурь из дураков и дур. Господи, помилуй, согрешил грешный».
Так рассуждал герой заметки графа Ф. В. Ростопчина дворянин Сила Андреевич Богатырев, так рассуждал и сам граф и еще многие, кто отнюдь не восторженно наблюдал за преданностью русских модниц всему французскому, будь оно даже сомнительного свойства.
Пока старшее поколение и люди, не особенно подверженные ее влиянию, укоризненно качали головами, глядя на прожженных щеголих, молодежь, в свою очередь, посмеивалась над древними туалетами своих бабушек и дедушек. И все же прочные платья на фижмах, сшитые из бархата, люстрина, атласа или гродетура, продолжали носить наряду с туниками.
Например, в июле 1803 года императрица Елизавета Алексеевна во время ее визита с Александром I в Сухопутный кадетский корпус на демонстрацию запуска воздушного шара надела такое платье из блестящего сиреневого шелка. На балах, ужинах и в собраниях еще долгое время можно было увидеть пожилых людей, преданных традициям екатерининских времен, в старинных туалетах. Да и купечество наше отдавало предпочтение дорогим тяжелым тканям и старинным покроям. Облачившись в одежды из них, украсив свои шею и руки нитками бус, браслетами и кольцами, сделавшись похожими на новогодние елки, щедро украшенные гирляндами, они выходили на праздничное гулянье.
Марта Вильмот, уроженка Ирландии, гостившая у родственника Екатерины Романовны Дашковой в самом начале XIX века, рассказывала в письмах к своим домашним обо всем интересном, что видела в России. Купеческая чета настолько потрясла ее своим экзотическим видом, что девушка изобразила их в послании довольно подробно.
«Тут (в Петергофе на празднике. — Ред.) впервые я увидела настоящую русскую купчиху. Хочу описать ее наряд, но, боюсь, ты не поверишь, что в такую жару она облачилась в затканную золотом кофту с корсажем, расшитым жемчугом, юбку из Дамаска, головной убор из муслина украшен жемчугом, бриллиантами и жемчужной сеткой, и все сооружение достигает пол-ярда высоты. 20 ниток жемчуга обвивали шею, а на ее толстых руках красовались браслеты из 12 рядов жемчуга (я даже сосчитала). Разряженная купчиха прогуливалась рядом со своим бородатым мужем, одетым в исключительно русское платье: зеленый плисовый кафтан, полы которого доставали ему до пят… Не могу высказать, какое удовольствие доставила мне эта пара…»
Купечество даже спустя не один десяток лет предпочитало легким «эфирным газам, тонким, как паутина» золототканую парчу и бархат.
Вернемся к модным платьям. Античный костюм изменялся, увеличилась глубина выреза платья, укоротилась юбка, да так, что видны стали щиколотки. Тунику придумали носить с меховой опушкой (ее прозвали туникой в русском стиле). Расширился рукав платья, образовав небольшие буфы.
Наша опытная щеголиха примерила на себя очень миленький нарядец — канзу. Так называли большую косынку (иногда канзу называли лифом, не пришитым к юбке) из легкой ткани или кружев с длинными концами, которые перекрещивались на груди и завязывались на талии. Модницы ловко повязывали его, и вроде бы призванный прикрыть обнаженные плечи и грудь, он лишь подчеркивал их оголенность. Канзу полюбился и, даже видоизменяясь, получая другое название, оставался в женском гардеробе еще долгое время.
Не забывала наша героиня и о том, что сами французы в то время увлеклись английскими модами. Тогда, на рубеже двух столетий, парижские щеголихи признавали только английские туалеты. Чтобы не лишиться заказов, многие их портнихи уезжали в Лондон и оттуда удовлетворяли прихоть капризных заказчиц.
