А представьте, что таких модниц в городе не одна и не две, как же справиться ему с большим количеством клиенток? Опытных мастеров и мастериц особенно не хватало. Князь М. Щербатов рассказывал, что выдался случай, когда в Москве работала лишь одна «уборица» для волос женских, и случалось, что девицы и молодые женщины укладывали волосы за трое суток до торжества и, чтобы сохранить прическу, спали сидя!

И в «Петербургских», и «Московских ведомостях» выходили объявления об умелых крепостных парикмахерах, которые предлагали воспользоваться их услугами. «Приехавший из С-Петербурга парикмахер господина Алымова, который чешет волосы самым последним вкусом, живет в Пречистенской части», или «Приехавший из С-Петербурга парикмахер господ Свешниковых, Михайла Тихонов, объявляет Почтенной Публике, что он, будучи несколько времени в С-Петербурге, научился убирать, также и накладывать Дамские наколки самого последнего фасону, а притом привез с собой пудру, помаду и гребенки, живет близ Покровских ворот, в доме князя Хованского» («Московские ведомости», 1799 г.).

Правда, никто не гарантировал, что слова на бумаге не разойдутся с делом. Накрутит такой умелец косую да кривую прическу — обидно до слез!

Знатные и богатые люди не рисковали, парикмахеры, что их обслуживали, были людьми известными в их кругу. А что касается придворного церемониала уборки волос, то он проходил так чинно, как во времена фараонов. Пока парикмахер мудрил над волосами императрицы, Екатерина Алексеевна общалась с придворными, имевшими доступ в ее апартаменты. Статс-секретарь Адриан Моисеевич Грибовский рассказывал: «В 12 часов слушание дел прекращалось, государыня выходила в малый кабинет для прически волос… прическа оканчивалась не более как с четверть часа. В сие время приходили оба великие князя, а иногда и великие княжны для поздравления с добрым днем; после государыня выходила в уборную для наколки головного убора, что так же не более четверти часа продолжалось; при сем присутствовать могли все те, кои имели в уборную вход…»

Чересчур высокие прически осмеяла государыня в собственной комедии «Имянины госпожи Ворчалкиной». Комедию представили в 1772 году в придворном театре. А эпизод с прической разыгрывался так: героиня комедии молоденькая девица Олимпиада обращается к прислуге: «…Однака посмотри пожалуй, Прасковья, каково у меня на голове убрано? Кажется не высоко. (На голове отменно высоко убрано.) Матушка не жалует высокого убора; Но ведь ея именины сегодня, так хотелось получше нарядиться.

Прасковья. Ныне кто говорит — получше нарядиться, тот разумеет повыше. Изрядно! Нарочито высока!»

Невероятная высота взбитых волос и обилие всевозможных украшений, особенно у придворных дам, невольно притягивали взоры гостей, что в присутствии императрицы являлось верхом неприличия. В конце концов их размер решили регламентировать.

По указу от 1782 года «Об уборе дам, имеющих приезд ко двору» надлежало «…на голове уборы носить не выше двух вершков, разумея от лба». И пришлось подчиниться, не отказывать же себе в привилегии и удовольствии выезда в свет.

Мужские прически выглядели значительно скромнее. С середины века вплоть до 90-х годов господствовала мода на букли — волосы парика укладывали горизонтальными завитыми локонами над ушами. По сравнению с женскими мужские прически не требовали столько времени, хотя мастеров они предполагали не менее опытных. Немало оказывалось мужчин, тяготившихся обязанностью следить за модными прическами и частенько наведываться к парикмахеру. Для таких модников-лентяев предприимчивый французский парикмахер Мюльет предлагал парики из тонких белых ниток, которые, по его словам, легки и покойны и, надевая их, не нужно помадиться толстым слоем сала или обсыпаться мукой.

Если светским франтам и заняться-то больше нечем, кроме как ухаживать за своей внешностью, то солдатам приходилось несладко. Перед военным парадом, который принимал сам государь, они должны были предстать перед взорами монарха во всей красе, и, кроме вычищенного парадного мундира, полагалось иметь прическу с буклями. Из-за недостатка парикмахеров, волосы им, как и девицам перед балом, укладывали заранее, и солдатам приходилось спать сидя или вообще не спать.

Причесывание, которое проводил «кауфер» (парикмахер), начиналось с того, что на волосы накладывали муку, разведенную в воде. Когда она подсыхала и на голове образовывалась корка, волосы укладывали, посыпали пудрой и привязывали косичку.

Здесь, кстати, стоит сказать о том, что Григорий Александрович Потемкин обратился к Екатерине Алексеевне с предложением отменить ношение париков в армии: «…Завивать, пудрить, плесть косы, солдатское ли сие дело? У них камердинеров нет. На что же пукли? Всяк должен согласиться, что полезнее голову мыть и чесать, нежели отягощать пудрою, салом, мукою, шпильками, косами».

Да и сатирические журналы тех лет не раз в язвительной форме обращали внимание своих читателей на этот дурацкий обычай. Так, во время громких побед нашей армии во время Русско-турецкой войны (1768–1774) журнал «Пустомеля» злорадствовал над поверженным противником, а заодно подтрунивал над прическами русских солдат. Он писал, что как-то муфтий задался вопросом: «…от чего русские солдаты несравненно превосходят храбростию турок?» Его приближенные долго искали ответа и «… наконец заключили, что храбрость сия и неустрашимость происходят от завивания и пудрения волос. Муфти предложил сие султану, и свое разрешение, чтобы всем янычарам обрить бороды и завивать волосы. Султан приказал немедленно требовать у министра некоторой доброжелательной нам (туркам) державы, чтобы для турецкой армии выписал парикмахеров, пудры, помады…».

В следующей заметке эта тема получила развитие, якобы житель некого союзного Турции европейского города рассказывал, что «… по требованию Порты набираются у нас по всем местам парикмахеры и заготовляется бесчисленное множество пудры и помады; что в скором времени к блистательной Порте и отправится.

…Все жители нашего города небеспричинно опасаются, что не ходить им с завитыми и напудренными волосами до того времени, пока заведутся новые парикмахеры… Поговаривают, что министерство наше вознамерилось к Порте отправить несколько тысяч книг о парикмахерском искусстве».

Из Константинополя тем временем приходили неутешительные известия: «Почти никакого не видим мы средства к нашему избавлению, уж и парикмахеры нам не помогают!.. Повсюду в Турецких областях российский летает орел…», и поэтому «Муфтий приказал всех присланных к нам… парикмахеров употребить к строению флота; неизвестно, какой и от сего успех будет…».

Вот в такой курьезной форме преподнес своим читателям журнал «Пустомеля» известие о победе русского оружия. С одной стороны, радостно за победу, а с другой стороны, и, правда, задумаешься, неужто солдату больше заняться нечем, как к бою готовить свою прическу, не лучше ли вовсе лишить его этой салонной утехи?

Но мода на букли задержалась надолго и провинциальные дворяне и помещики в домашних условиях налаживали производство необходимых им косметических средств. Так, в «Инструкции о домашних порядках», составленной в 1757 году дворянином Тимофеем Петровичем Текутьевым, нашли место и рецепты приготовления различных настоек на кореньях и травах, правила варения мыла, и в том же разделе поместил он параграф «Пудра делать». Правда, рецепта не дал, хоть место в рукописи для этого оставил, может быть, не нашел, может быть, решил, что экономичнее пользоваться крахмалом, рецепт приготовления которого находился на той же странице.

А некоторые и вовсе не мудрствовали. Александр Радищев описывал встречу с молодым человеком, волосы которого были «примазаны» даже не мукой или крахмалом, а… квасом!

Во второй половине XVIII века косметические средства не только не утратили своей прочной позиции в повседневной жизни щеголих и модников, но и обрели еще больший вес среди них. Например, мушки, являвшиеся одно время лишь пластырем, скрывавшим прыщи, а потом украшением лица, теперь, как когда-то веера, стали обладателями «немого» интимного языка. В это время к ним пришла колоссальная популярность. Маленькие круглые мушки приклеивали на лицо, шею, грудь или плечи. Расположенная в том или ином месте, она имела свое название и особый смысл. Приклеенная возле глаза, она говорила о влюбленности своей хозяйки, на носу — характеризовала ее дерзкой, на подбородке — шаловливой, на губе — кокетливой и т. д.